Джим Пуговка и машинист Лукас (пер. Кореневой) - Энде Михаэль Андреас Гельмут. Страница 19

Вдоволь налюбовавшись на всю эту красоту — и Лукасу и Джиму особенно понравились узорчатые горы, — друзья достали карту и разложили ее перед собою.

— Так, — сказал Лукас, — посмотрим, где же тут у нас эта самая Долина Сумерек.

Довольно скоро Лукас уже разобрался, где что находится, а Джим только диву давался, как это его друг так ловко разбирается во всех этих точечках, крючках, закорючках и пестрых линиях.

— Посмотри сюда, — принялся объяснять Лукас, — мы стоим вот здесь, а здесь находится Долина Сумерек, — показал он, водя пальцем по карте. — Видишь, мы вышли из леса немножко не там. Нам нужно южнее. Теперь придется проехать немного вот в этом направлении.

— Как скажешь, тебе виднее, — кротко согласился Джим, почтительно глядя на своего мудрого друга.

Друзья покатили на юг, все время держась красно-белых Полосатых гор, пока наконец не увидели узкое ущелье, врезающееся в недра высоченных гор. Тут-то они и остановились.

Глава тринадцатая, в которой звучат голоса Долины Сумерек

Долина Сумерек представляет собою довольно мрачное ущелье, шириною примерно с обыкновенную улицу. Все здесь было каменное: снизу — сплошной красный камень, гладкий, как асфальт, сверху — нависают неприступные скалы, а в самом конце ущелья виднеется пылающий шар предзакатного солнца, что освещает пурпурным цветом уходящие ввысь жутковатые каменные стены, готовые вот-вот сомкнуться.

Лукас притормозил у самого входа в ущелье, и друзья решили немножко пройти пешком, чтобы осмотреться и разобраться с загадочными голосами.

Не слышно было ни единого звука. Вокруг царила торжественная тишина. Джиму стало как-то не по себе, и он взял Лукаса за руку.

Так они стояли молча некоторое время.

Все тихо, — сказал наконец Джим. Лукас кивнул и хотел уже было что-то ответить, как вдруг голос Джима раздался откуда-то справа:

— Все тихо!

А потом слева:

— Все тихо!

И понеслось, покатилось по всему ущелью:

— Все тихо… все тихо… все тихо… все тихо!

— Что это такое? — испуганно спросил Джим и сильнее сжал руку Лукаса.

— Что это такое?.. Что это такое?.. Что это такое?.. — раздалось в ответ.

— Не бойся, — попытался успокоить его Лукас. — Это всего-навсего эхо.

— Всего-навсего эхо… всего-навсего эхо… всего-навсего эхо, — отозвалось в ущелье.

Друзья вернулись к паровозу и уже хотели садиться, как Джим зашептал:

— Тсс, Лукас! Послушай!

Лукас прислушался. И тут до них донеслось эхо, которое как будто бы возвращалось с другого конца ущелья. Сначала это был только тихий отголосок, но постепенно он становился все громче и громче:

— Все тихо… все тихо… все тихо!

И что удивительно, теперь слышался не один голос Джима, а несколько, словно тысячи Джимов говорили одновременно. Конечно, тысячи Джимов говорили в тысячу раз громче, чем один. Дойдя до того места, где стоял паровоз, эхо снова стало удаляться по направлению к противоположному концу ущелья.

— Ну и дела! — удивился Лукас.

— Эхо возвращается и всякий раз, по-видимому, становится еще сильнее.

В этот момент вернулось второе эхо:

— Что это такое?.. Что это такое?.. Что это такое?..

Теперь уже казалось, что говорит целая толпа Джимов. Второе эхо тоже добралось до паровоза, а потом повернулось и стало удаляться.

— Н-да, — прошептал Лукас, — веселенькая история, если так дальше пойдет.

— А что случилось? — с опаской тихонько спросил Джим.

Нельзя сказать, что ему очень нравилось наблюдать за тем, как его собственный голос носится туда-сюда как очумелый, да еще и размножается по ходу дела.

— Представь себе, — сказал Лукас, стараясь говорить совсем беззвучно, — что будет, когда наш Кристи покатится по этому ущелью. Грохоту будет, как в паровозном депо.

Тут вернулось третье эхо, которое зигзагом мчалось по ущелью, отскакивая от стенки к стенке.

— Всего-навсего эхо… всего-навсего эхо… всего-навсего эхо, — голосили на все лады тысячи Лукасов.

Как и предыдущие, это эхо тоже повернулось и понеслось в обратную сторону.

— Как так получается? — шепотом спросил Джим.

— Трудно сказать, — ответил Лукас. — Здесь много неясного.

— Ой, эхо возвращается! — в страхе заметил Джим. Теперь вернулось первое эхо, которое тем временем уже успело изрядно размножиться.

Все тихо… все тихо… все тихо! — вопили десять тысяч Джимов с такой невообразимой силой, что у друзей даже уши заложило.

— Что же нам делать, Лукас, ведь дальше будет только хуже? — еле слышно спросил Джим.

Лукас решил двигаться вперед.

— Боюсь, что мы тут ничего не придумаем. Делать нечего, попытаемся как-нибудь проскочить, — сказал он.

Тем временем вернулось эхо Джима: «Что это такое?» Сотни тысяч Джимов вопили как оглашенные, так, что даже земля задрожала. Друзьям пришлось заткнуть уши.

Когда эхо откатилось прочь, Лукас быстро достал свечу, которая стала совсем мягкой, оттого что долго лежала рядом с паровым котлом. Он ловко отделил от нее два кусочка, скатал два маленьких шарика и протянул их Джиму.

— На, заткни ими уши, чтобы не лопнула барабанная перепонка! Только не закрывай рот!

Джим засунул катышки в уши, и Лукас сделал то же самое. Знаками он спросил у Джима, слышно ли ему что-нибудь. Друзья прислушались, но от третьего эха, которое обрушилось на ущелье с жутким грохотом, до них донеслись лишь слабые отголоски.

Лукас, довольный, подмигнул Джиму, поддал жару в топку, и они на всех парах понеслись по мрачному ущелью. Дорога была гладкой, так как землю здесь покрывали гладкие отполированные красные камни, и паровоз стремительно продвигался вперед, производя при этом невообразимый шум.

Для того чтобы понять, что ожидало бы друзей, не прими они соответствующие меры предосторожности, нужно рассказать немного о том, в чем заключался секрет Долины Сумерек.

Горы здесь стояли так, что звук отскакивал от одной стенки к другой и никак не мог выбраться из этой ловушки. Когда эхо докатывалось до конца ущелья, оно не могло выйти из него и вынуждено было возвращаться назад, откуда ему тоже было не выскочить, и тогда оно опять устремлялось к другому концу. Вот так и сновало оно туда-сюда без передышки. Каждое эхо, в свою очередь, рождало другое эхо, а из него опять получалось новое эхо и так далее и так далее. Вот откуда происходило все это многоголосие. И чем больше становилось голосов, тем больше, соответственно, был грохот.

И все бы ничего, если бы к голосам друзей не присоединялся шум, производимый паровозом. Это значительно ухудшило и без того сложную ситуацию.

Тут можно было бы задать вопрос: а почему в ущелье было так тихо, когда Лукас и Джим только вошли в него? Ведь самый мельчайший звук, попадающий в долину, должен был бы вроде как оставаться там навеки и к тому же невероятно размножаться.

Это очень хороший вопрос, настоящий вопрос настоящего естествоиспытателя. Все верно, так оно и было каких-нибудь два дня до того, как друзья появились в ущелье. Приди они сюда два дня тому назад, они услышали бы здесь адский шум. Он возник всего-навсего из нескольких звуков, которые поначалу были совсем тихими, но потом, с течением времени, сделались очень громкими. Вот, например, мяукнула тут кошка, и еле слышное «мяу» превратилось в зычный рык, состоящий из целых ста тысяч «мяу», или пролетел воробышек, чирикнул разок, а глядишь — уже миллион «чик-чириков» понеслось по ущелью, а то вдруг «трах-тара-рах» — скатилось два крошечных камушка, и семьсот миллионов «трах-тара-рахов» загрохотало вокруг. Можно себе представить, какой невообразимый шум стоял здесь еще совсем недавно.

Но куда же подевались теперь все эти звуки?

Секрет тут прост. Все дело в том, что незадолго до того, как друзья появились в ущелье, здесь прошел дождь! Всякий раз во время дождя эхо как бы оседало в капельках воды и вместе с ними уходило в почву. Таким образом Долина Сумерек время от времени очищалась от шума, а поскольку после дождя в долину еще не залетело ни одного звука, вот Лукас и Джим и застали здесь полную тишину.