Гэсэр.Бурятский народный эпос(перепечатано с издания 1968 года) - Автор неизвестен. Страница 30

* * *

В это самое время,

Живущий в долине Сагаанты,

Имеющий слоново-солового коня,

Имеющий бело-облачные дороги,

Имеющий бело-светлые мысли,

Имеющий белую книгу законов,

Имеющий бело-ясные желанья,

Всем доволен, удовлетворен,

Дядя Гэсэра Саргал-Ноен

Забеспокоился под своей безопасной крышей,

Встревожился среди полночи, задумался среди дня,

Что-то дыханья внука Гэсэра нигде не слышно,

Что-то ржанья его гнедого коня,

Его Бэльгэна нигде не слышно.

Как бы худого чего не вышло.

Забеспокоился Саргал-Ноен и без лишнего слова

Садится на своего слоново-солового.

Дорогу к Гэсэру он доподлинно знает,

В мгновение ока во дворец прибывает.

Встречает его Алма — Гэсэра жена,

С почтеньем выслушивает Саргала она.

— Забеспокоился, — говорит Саргал,—

Я под своей домашней крышей,

Встревожился я в полночь и средь белого дня,

Что-то дыханья Гэсэра нигде не слышно,

Что-то не слышно ржанья его коня.

Приехал узнать я из первых рук,

Где сейчас Гэсэр, мой племянник и внук.

Алма-Мэргэн подняла на Саргала глаза:

— Уехал Гэсэр, а куда, не сказал,

Может быть, поехал он на охоту,

Или куда душа его захотела.

Не женская это забота,

Не женское это дело.—

Садится Саргал-Ноен на слоново-солового коня,

Круг объезжает протяженностью в два дня.

То заря восток разукрашивает,

То приходит тьма, как положено.

Всех расспрашивает Саргал, переспрашивает,

След Гэсэра найти не может.

Во второй раз садится Саргал на коня,

Круг объезжает протяженностью в четыре дня.

Небеса то звездами разукрашены,

То рассвет настает, как положено.

Всех расспрашивает Саргал, переспрашивает,

След Гэсэра найти не может.

По степной земле, по ханской дороге

Три дня он едет,

По лесной земле, по общей дороге

Шесть дней он едет.

Останавливается, дороги не зная,

Дальше лежит земля чужая.

Тут увидел он след копыта,

Вся земля глубоко изрыта.

Там, где были холмы и горы,

Оказались ямы и долы,

Где бугор был, там, смотришь, впадина,

Возгорелось тут сердце дядино.

За правую сторону повода он потянул,

По правому боку плеткой коня он стегнул,

Взвился конь на дыбы, полетел как птица,

Красная пыль за конем клубится.

Мчится конь, над землей расстилается,

Желтая пыль за конем поднимается.

От красной пыли на земле темно стало,

Желтая пыль небо запеленала.

Между тем,

Абай Гэсэр на гнедом коне

Остановился и баторам своим говорит:

— Это слышится мне или чудится мне,

За спиной у нас — стук копыт.

Вы не слышите разве сзади —

Шумно дышит Саргал — мой дядя?

Все назад вы оборотитесь

И в туманную даль вглядитесь.

Все что видно в дали туманной,

Доложите мне без обмана.—

Поглядели баторы назад

И Гэсэру так говорят:

— Конь слоново-соловый мчится,

Красно-желтая пыль клубится,

Небеса она застилает,

Нас Саргал-Ноен настигает.

Абай Гэсэр тотчас спешился,

У Гэсэра на сердце весело.

Из-под широкой ладони глядя,

С нетерпением ждет он дядю.

Вот догнал Саргал-Ноен внука,

Подает ему свою руку,

Его ласково обнимает,

На словах же горько пеняет:

— Вот что значит молодо-зелено,

Разве так заветами велено?

Уходя в пределы чужой земли,

Почему вы меня, старика, обошли?

Почему вы мне ничего не сказали,

Почему вы меня с собой не взяли?

Отвечает Гэсэр:

— Не ругай ты нас,

Мы идем выполнять твой же наказ.

В начале Хонин-Хото — восточной страны,

Мы источник бедствий найти должны.

В стране,

Где деревья с корнями выдернуты,

В стране,

Где все наизнанку вывернуто,

В стране холодной, в стране бесплодной,

В стране бестравной, в стране бесславной,

Где река под тремя преградами

Проскальзывает тремя водопадами,

В стране, где ветер, в стране, где тьма

Появился дьявол Гал-Нурман.

На спине у дьявола десять тысяч глаз,

На темени у дьявола — особенный глаз.

Этот глаз округл, этот глаз велик,

Изо рта торчит особенный клык.

Жар напускает он иссушающий,

Пожар напускает он пожирающий,

Болезни людей и скот косят,

Люди плачут и голосят.

Северные народы

Десятками тысяч гибнут.

Южные народы

Сотнями тысяч гибнут.

Должны мы людей защитить-спасти,

Чтоб могли они мирно свой скот пасти,

Чтоб могли они опять веселиться,

Чтоб смогли они опять расплодиться,

Корней дьявольских не бояться,

Красотой земли наслаждаться.

— Это правильно вы все делаете,—

Говорит Гэсэру Саргал-Ноен,—

Но почему же дядя с думами белыми

Оказался тобой стороной обойден?

— А затем я тебя не взял с собой,

А затем ты сейчас же вернись домой,

Что должен кто-то и дома жить,

Что должен дома порядок быть.

Вдруг болезни на людей или скот нападут,

Вдруг другие напасти нас найдут,

Вдруг враги подойдут, войной грозя,

На Хара-Зотана положиться нельзя.

Нет, должен кто-то за домом смотреть,

Должен огонь в очагах гореть,

К тому я веду всю эту речь,

Что должен ты вернуться, чтоб дом беречь.

А чтоб знал ты, где я и что я делаю,

Отдаю я тебе рубашку нательную,

Рубашку шелковую, рубашку белую,

Не снимай ее и в постели ты.

Если буду я стрелой поражен,

Если буду я врагом побежден,

Рубашка белая эта тотчас

Почернеет вся, превратится в клочья.

Если же буду я врага побеждать,

То не надо ее ни мыть, ни стирать.

Если я врага в бою одолею,

Станет она еще белее.

Саргал-Ноен

Рубашку надел через голову,

Саргал-Ноен

Напутственное слово промолвил:

— Всех врагов побеждай,

Дьявола сокруши,

Задуманное осуществляй,

Начатое заверши.—

Такие слова на прощанье сказал,

Возвращаясь домой Ноен-Саргал.

После этого

Абай Гэсэр с тридцатью тремя баторами

Дальше поехал во враждебную сторону.

В бездорожных местах дорогу торя,

Холмы превращая в низины, а горы в ямы.

Едут с Гэсэром тридцать три богатыря,

Никуда не сворачивая, едут прямо.

И хотя просторы земли широки,

И нисколько они не сужаются,

И хотя дороги-пути далеки,

Все же к цели воины приближаются.

Когда пестрая сорока над лесом стрекочет,

Зимние месяцы обозначает,

Абай Гэсэр остановиться не хочет,

Лисью шапку на голову надевает.

Когда золотой соловей над озером заливается,

Летние месяцы обозначает,

Абай Гэсэр по-летнему одевается,

Халат расстегивает, грудь открывает.

Рыся — рысит,

Несясь — несется,

Грозя — грозит,

Смеясь — смеется.

Так достигли они страны,

Где деревья все с корнями выдернуты,

Достигли они стороны,

Где все наизнанку вывернуто,

Хонин-Хото там страна была.

Пустынна и безводна лежала она,

Постоянно там было ветрено,

А травы никакой там не было.

Проскальзывая под тремя преградами,

Текла там река с тремя водопадами,

В той стране, где холод, в стране, где тьма,

Обитает дьявол Гал-Нурман.

Достигнув этой страны печальной,

Земли окраинной, изначальной,

Абай Гэсэр и его баторы

Поднялись на большую двуглавую гору.

Поглядели они оттуда во все концы

И видят Гала-Нурмана зданья-дворцы.

Горы издали кажутся кочками,

Зданья издали кажутся точками.

Поглядели они с горы вперед и назад,

Владенья дьявола лежат как на блюдце.

Стада внизу муравьями кишат,

Люди внизу комарами толкутся.

Стада и люди — тайги черней.

Спрашивает Гэсэр у своих богатырей:

— Друзья, баторы, смотрите, вот

Пришли мы в землю, где дьявол живет.

Никому еще он не позволил через эту землю пройти,

Никому не позволил и ползком проползти,

Никому не позволил на коне перескакнуть,

Никому не позволил мышью прошмыгнуть.

Как же теперь нам, баторы, быть,

Как же нам дверь войны открыть?

Что нам в начале войны сказать,

Как нам начало с концом связать? —

Стоят баторы, переминаются,

Посоветовать ничего не решаются.

Тогда

Абай Гэсэр слово берет

И такой приказ отдает:

— Начнем с начала, а не с конца.

Пускай отправятся два бойца.

Чтобы они табун лошадей отбили,

Двум табунщикам головы прострелили,

Простреленных табунщиков к лошадям привьючили

И отправили к Гал-Нурману могучему.

А сам табун пусть пригонят сюда,

Хорошая будет для нас еда.

Посланные баторы —

Буйдан-Улаан батор да

Эржэн-Шумаан батор —

Словно камни брошенные прошуршали,

В одно мгновенье из глаз пропали,

Табун лошадей они отбили,

Двум табунщикам головы прострелили.

Приторочили их к лошадям, подняв с земли,

Но оставили им голос, чтобы говорить могли,

С притороченными к седлам ножами

Побежали к ханскому дому лошади.

А табун лошадей угнали в горы,

Где остались в ожиданье другие баторы,

Вокруг костра все баторы сели,

Очень славно они поели.

Между тем,

С простреленными табунщиками

Лошади, на свободу отпущенные,

Прибежали к ханскому дворцу без боязни

И остановились около коновязи.

Гал-Нурман, из дворца роскошного выйдя,

Простреленных табунщиков тотчас увидел,

Задыхаясь от обиды и гнева,

Закричал он направо, закричал он налево:

— Кто прострелил их, имя мое черня?

Кто осмелился выйти против меня?—

Прибежали к нему два батора-сторожа.

Спросил он у них еще строже:

— Кто осмелился имя мое чернить,

Моим табунщикам головы прострелить? —

Сторожа ему все рассказали,

Как узлы на веревке развязали:

— Два батора табун лошадей отбили,

Двум табунщикам головы прострелили.

Гикнув:

— Пусть попробуют нас догнать! —

Крикнув:

— Пусть попробуют лошадей отнять! —

Угнали табун на двуглавую гору,

Но не знаем, откуда взялись баторы.

Гал-Нурман повесить сторожей приказал,

Во дворец пошел, прародительскую книгу взял.

Имеющей власть правой рукой

Праматеринскую книгу листает,

Имеющей силу левой рукой

Праотцовскую книгу листает.

Листает он ее при свете луны,

Все буковки в книге ему видны.

Листает он ее при солнечном свете,

Каждая буковка на примете.

Пальцем он по книжным страницам водит,

Нехорошие известия в книге находит:

«На землю пятидесяти пяти небесных долин

Абай Гэсэр хан спустился,

С указанием из пяти священнейших книг

Он спустился,

Превратить вечность в единый миг

Он спустился,

С заданием благополучие возвратить

Он спустился,

С заданьем порядок восстановить

Он спустился,

С желанием веселие возродить

Он спустился,

С мечтаньем всю нечисть истребить

Он спустился,

С надеждой успокоить людей земных

Он спустился,

С решеньем счастливыми сделать их

Он спустился,

С мудростью для семидесяти мудрецов

Он спустился,

С основой для семидесяти языков

Он спустился.

И что теперь этот хан

И с ним тридцать три батора

Прибыли на двуглавую гору».

После этого

Гал-Нурман книгу продолжает листать,

Пальцем по строчкам водя, продолжает читать,

То, что ему нужно, продолжает искать.

Книга тайную тайну ему открыла:

Сравнение силы его и Гэсэра силы.

Оказывается,

Сила двух рук Гэсэра

Четырем поднебесным силам равна,

Сила двух ног Гэсэра

Четырем преисподним силам равна,

Сила груди Гэсэра

Четырем наземным силам равна,

Число его превращений — двести,

Число его волшебств сто и два…

Радуется Гал-Нурман такой вести,

Ликует мохнатая голова.

Потому что

Сила двух его рук

Восьми поднебесным силам равна,

Сила двух его ног

Восьми преисподним силам равна,

Сила его груди

Восьми наземным силам равна,

А число его превращений — две тысячи,

А число его волшебств

Три тысячи триста тридцать три…

— Ну, — грозится он Гэсэру, — смотри!

Он, Гал-Нурман,

Был уж в облике мужа,

А Гэсэр сидел еще в пеленках и в луже.

Он, Гал-Нурман,

Уже воюет и скачет,

А Гэсэр еще сопливый и плачет.

Конь Гал-Нурмана,

Хоть небожителям подавай великим.

А Бэльгэн у Гэсэра жеребеночком взбрыкивает.

После этого велел Гал-Нурман,

Чтобы пришел к нему батор Манзан-Шуумар.

Пришедшему Манзан батору

Объясняет без лишнего разговора:

— Абай Гэсэр хан

Великое вечное море Манзан

Простым водопоем сделал.

Великую долину Моорэн,

Где трава колышется выше колен,

Обыкновенным пастбищем сделал.

А теперь

Он войной на нас ополчился,

На вершине двуглавой горы остановился.

Ты, Манзан-Шуумар, батор верный мой,

Метни-ка жребий наш золотой.

Если жребий орлом к земле упадет,

То Абай Гэсэр меня побьет,

Если жребий упадет орлом к небесам,

То Абая Гэсэра побью я сам.—

С большого пальца жребий полетел, закрутился,

С большого ногтя жребий полетел, завертелся,

Манзан батор на колени перед ним опустился,

В упавший жребий пристально он вгляделся.

Поднял голову он в испуге,

Изогнулись бровей его дуги.

— О, хан мой, жребий наш о том говорит,

Что Абай Гэсэр тебя победит.

Упал наш жребий лицевой стороной вниз,

В предстоящей битве Гэсэра ты берегись.

Гал-Нурман, дьявол, челюсти сжал,

Вторично жребий метнуть приказал.

Жребий вверх полетел, закрутился.

Жребий к облакам полетел, завертелся,

На землю жаворонком опустился.

Манзан-Шуумар в него вгляделся.

— О, Гал-Нурман, о хан досточтимый мой,

Нехорошо нам жребий упал золотой.

Лицом к земле наш жребий лежит,

Абай Гэсэр тебя победит.—

Волосы у Гал-Нурмана поднялись дыбом,

Челюстями он заскрипел с дымом.

Говорил он, помня предсказания книжные:

— Несчастье преодолеть пытаются трижды.

Метни-ка нам жребий еще ты раз,

Посмотрим, что он скажет сейчас.

Жребий вверх полетел, закрутился,

В небеса полетел, завертелся,

Падучей звездочкой опустился.

Манзан-Шуумар в него вгляделся,

Вгляделся пристально, задрожал,

Сам в испуге на землю упал.

— О, Гал-Нурман, о великий хан,

Поверь мне, жребий — один обман.

В третий раз говорит он одно и то же:

Абай Гэсэр тебя превозможет.

Схватил Гал-Нурман предсказателя за ноги,

О землю шваркнул, закинул на небо.

Упал Гал-Нурман

На железную черную кровать,

Стал зубами скрипеть, волосы на себе рвать.

Два батора пришли его утешить:

— Ведь у Гэсэра сила двух рук

Четырем поднебесным силам равна,

А сила твоих двух рук

Восьми поднебесным силам равна.

Ведь у Гэсэра сила двух ног

Четырем преисподним силам равна,

А сила твоих двух ног

Восьми преисподним силам равна.

Ведь у Гэсэра сила груди

Четырем наземным силам равна,

А у тебя сила груди

Восьми наземным силам равна,

Ведь число его превращений — двести,

А число твоих превращений — две тысячи,

Ведь число его волшебств сто и два,

А число твоих волшебств три тысячи триста тридцать три,

Как мальчишку сможешь его ты высечь,

Вставай с кровати, слезы утри.—

Так баторы утешили Гал-Нурмана,

Злобного дьявола, черного хана.

Стал на радостях дьявол прыгать-скакать,

Железную, черную продавил кровать.

Начал Гал-Нурман приготовляться к сраженью,

Проверяет он оружие, снаряженье.

Поднялся он на высокую южную гору,

Поглядеть издалека на Гэсэра батора.

Смотрит он вдаль из-под широкой ладони —

Где Абай Гэсэр, где его баторы, где кони,

А глаза у дьявола заволакивает словно бы дымом,

А волосы у дьявола становятся дыбом,

А кровь по жилам словно бы остывает-густеет,

А голова от страха словно бы пустеет.

А между тем, чтобы сражение выиграть,

Надо ведь какую-нибудь хитрость выдумать.

Думает Гал-Нурман, на горе стоя,

Принимает он решенье простое.

Первое его было действие —

Совершил он большое молебствие.

Видели окрестные горы,

Слышала вся тайга,

Как совершал он молебствие — тайлга.

Затем,

Чтобы ублажать Абая Гэсэра,

Чтобы размягчить его кости,

Усластить его тело,

Самых нежных жеребяток с собою взял он,

Самые сладкие напитки с собою взял он,

Весь сияющий в золоте и серебре,

Сам поехал к двуглавой горе.

У подножья горы лес с корнями он вырывает,

Белое просо на землю он рассыпает,

Совершает он вторично молебствие,

Посылает он Гэсэру приветствие.

Посылает напитки и жеребят,

Гэсэр с баторами пьют и едят.

Наедаются они так, что не скажешь — мало,

Напиваются они так, что не скажешь — плохо,

Кровь у них разогрелась и заиграла,

Сердца размякли, душа оглохла.

А Гал-Нурман

И его шестьдесят шесть баторов

Тем временем, не теряя ума,

Поднимаются на двуглавую гору,

Поднимаются они все на вершину,

Встречаются с Гэсэром и его дружиной.

Говорятся на вершине речи не громкие,

Сверкают на вершине доспехи яркие,

Серебряные стремена друг о дружку шоркнули,

Стальные мечи друг о дружку звякнули.

Один батор к другому навстречу идет,

Один батор другому руку для приветствия подает,

Почтительно они друг с другом здороваются,

Руки крепко соединяют,

С употреблением красивых слов

Искусный разговор начинают.

Каждый многое знает,

По очереди говорит каждый,

О старом повспоминают,

О новом рассажут.

То, что прежде древнего проистекло, выясняют,

То, что позже нового проистекло, объясняют.

Пьют они черную водку арзу,

Пока на чистой воде сметана не настоится,

Пьют они черную водку харзу,

Пока на голом камне трава не уродится.

Напиваются они так, что не скажешь — мало,

Наедаются они так, что не скажешь — плохо.

Кровь у них разогрелась и заиграла,

Сердца размякли, душа оглохла.

После этого Гал-Нурман смело

Переходит к главному делу:

— Я в твою молочную пищу

Пальцы свои не макал.

Я в твою мясную пищу

Руки свои не запускал.

В стремена твоих коней

Я ноги свои не ставил.

На порогах, возле твоих дверей,

Я мусора не оставил,

За что же ко мне придираться,

За что же на меня ополчаться?

Это наши отцы меж собой воевали,

Это наши матери меж собой враждовали,

Какие мысли вынашивая,

К ханству пришел ты нашему:

Или, мстителем себя возомня.

Ты войной пошел на меня?

— Не ради старой мести

Я отправился в этот большой поход,

Но дело чести

Заступиться за несчастный, бедный народ.

Зачем ты жаром

Земли наши опустошаешь?

Зачем пожаром

Все живое ты пожираешь?

Где травы цвели — там пепел лежит,

Где деревья росли — там зола лежит.

Болезни, о которых никто не слыхал,

Людей косят,

Болезни, о которых никто не знал,

Стада косят.

Люди плачут и голосят,

Северные народы

Десятками тысяч гибнут,

Южные народы

Сотнями тысяч гибнут.

Окутали землю туман и тьма,

Вот что ты наделал, Гал-Нурман!

Должен я за людей заступиться,

Должен я с тобой, Гал-Нурман, сразиться.

Гал-Нурман в досаде махнул рукою:

— Ладно, оставлю я ваших людей в покое,

Чтобы чистой стала в реках вода,

Чтобы мирно паслись на лугу стада,

Чтобы люди могли опять веселиться,

Чтобы люди смогли опять расплодиться,

Чтобы козней моих могли не бояться,

Красотой земли наслаждаться,

Ради этого не следует нам сражаться.

Пусть считают люди, что я жесток,

Что страшнее меня никого уж нет,

Нашей битве не пришел еще срок,

Надо ждать еще девять лет.

Тридцать три батора Абая Гэсэра

Отошли в сторонку и кругом сели.

Сидят они, совещаются,

В словопрениях упражняются.

К Абаю Гэсэру, приняв решенье,

Посылают батора Нээхэр-Эмшена.

«Если уж сошлись два великих хана,

Если уж съехались их дружины,

Разъезжаться попусту было бы странно,

С двух сторон двух баторов выбрать должны мы,

Пусть они между собою поборются,

А два хана великих на том успокоются».

Абай Гэсэр хан

И Гал-Нурман

Решение это правильным посчитали,

К интересному зрелищу готовиться стали.

С одной стороны выбран

Буйдан-Улаан батор.

С другой стороны выбран

Гани-Галзуу батор.

Один из тридцати трех богатырей,

Другой из шестидесяти шести богатырей.

Чья рука верней, чья сабля острей,

Сейчас они всем покажут,

А пока они важно похаживают,

Оба они перед схваткой разделись,

Оба приготовились-разогрелись.

Никто не моргнул и глазом,

Как две сабли взметнулись разом.

Разъехались они на расстояние дня,

Каждый из них пришпорил коня.

Налетели они друг на друга с разгона,

Сабли у них схлестнулись со звоном.

Из-за равной удали бойцы не сдаются,

Из-за равной ловкости не качаются.

Бесконечное время бьются,

А схватка все не кончается.

Но Гани-Галзуу момент улучил

В середине жестокой схватки,

На противника в бешенстве наскочил,

Разрубил его от ключицы до пятки.

Разрубил он вдоль его тело,

Только сердце сталь не задела.

То не травы росой обливаются,

Половинки тела слипаются.

То не солнышко поднимается ввысь,

Половинки тела опять срослись.

Сила прежняя в прежнем теле,

Сабли вновь у них зазвенели.

Буйдан-Улаан,

Что на две части едва не развалился,

Буйдан-Улаан,

Что снова соединился,

Чрезмерно осерчал и разгорячился,

Сабля его хангайская просвистела.

Не стал он противника рубить вдоль тела,

А махнул он саблей своей поперек,

Шею срезал он, как травы стебелек.

Срезал он голову и поддел ее

Острой саблей на острие.

К Гал-Нурману с подарком таким подошел,

И голову черную и кудлатую

Бросил сидящему дьяволу на подол

Белого праздничного халата.

Больше голова ничего уж не скажет,

Коса раскрутилась длиною в сажень.

Гал-Нурман

Вскочил и рассвирепел,

Гал-Нурман

Раскраснелся и засопел.

Налетел он, от злости серый,

На сидящего рядом Абая Гэсэра.

Брызжет слюной, кричит сердито,

Скрипит зубами, словно в бою. —

Если не убьешь своего бандита,

Я собственноручно его убью!

Но Абай Гэсэр — благородный хан,

Сказал: «Батора в обиду не дам.

Схватка у них была честной,

А если двоим на земле нам тесно,

Будем биться без лишнего разговору,

Затем я и пришел на двуглавую гору».

Гал-Нурман после этих слов

Завертел косыми глазами зло,

Крутит зрачками то вверх, то вниз,

Без смертельной схватки не обойтись.

Два хана встают на дорогу мести,

Гору, как нитка клубок, обвивают,

Гору, как перевернутый горшок, обегают.

Ищут для схватки подходящее место,

Хорошее место они выбирают.

Роют землю яростно, как изюбри,

Наклоняют головы, словно зубры.

Зубы скалят они, как волки,

Налетают друг на друга, как соколы.

Вселенная гудит и ходит волнами

От низкой земли до неба высокого.

Сун — великое море

Волнуется и дрожит.

Сумбэр — великая скала

Сотрясается, дребезжит.

Времена перепутались меж собой,

Истоия вся пошла вразнобой.

С севера туча шла,

С дороги сбилась.

Южная туча шла;

Остановилась.

Все черное закипело и заострилось,

Все белое перемешалось,

Все серое встрепенулось,

Все синее расплескалось,

Все зеленое перевернулось.

Из-за равной удали они не сдаются,

Из-за равной силы они не качаются.

Семь дней они бьются,

А схватка все не кончается.

Мясо друг у друга со спины выдирают,

Мясо друг у друга с груди выгрызают.

Мясо вокруг лежит, как горы,

Прилетают с севера черные вороны

На целый день и на целую ночь,

Мясо в клювах уносят прочь.

«Истекая ручьями кровавыми,

Пусть дерутся бойцы на равных»,—

Так летают вороны, каркая,

Продолжается схватка жаркая,

Передними голубыми зубами

Мясо из спины выгрызается,

Десятью белыми пальцами

Мясо из груди вырывается.

Красные ручьи по земле текут,

Красные горы вокруг растут.

Красная кровь растекается,

Черная кровь сгущается.

Наползают бойцы друг на друга тучами,

Кости вокруг валяются кучами.

Вдруг Гал-Нурман момент улучил

В середине жестокой схватки.

На Гэсэра в бешенстве наскочил,

Разрубил его от ключицы до пятки.

Разрубил он с хрястом наискосок его тело,

Но за сердце красное сталь не задела.

То не травы на рассвете качаются,

Половинки тела слипаются.

Каменем черным и каменем белым

Соединились две части тела.

Тут Абай Гэсэр момент улучил,

В середине жестокой схватки

На Гал-Нурмана яростно наскочил.

Разрубил его от ключицы до пятки.

Разрубил он черту наискось его тело,

Но за сердце черное сталь не задела.

Черные вороны улетают ввысь,

Половинки тела опять срослись.

Говорят друг другу баторы:

— Не решить нам саблями спора,

Кому живу быть, кому мертвым лечь.

Мы решим теперь силой рук и плеч.

Из-за равной удали они не сдаются,

Из-за равной ловкости не качаются.

Девять дней беспрерывно бьются,

А схватка все не кончается.

Потом они оба устали биться,

Разошлись отдохнуть, поесть, подкрепиться.

Разошлись они до времени, до поры,

По двум вершинам двуглавой горы.

А надо сказать, что пока ханы сражались,

Их баторы тоже не прохлаждались.

Внизу, у горы подножия

Собрались они все во множестве.

Абая Гэсэра богатырей тридцать три

Да Гал-Нурмана богатырей шестьдесят шесть,

Тоже не успевали ни попить, ни поесть.

Теперь и для них неожиданно вышла

Небольшая хоть передышка.

Собрались вокруг Гэсэра его богатыри,

Смотрят, а их не тридцать три.

Пересчитали снова, не поверив сперва,

Опять получается тридцать два.

Кто же остался на поле боя

Со своей отчаянной головою?

Видят,

Мчится к вершине от подножия гор

Отставший Эржэн-Шуумар батор.

На вершину горы он с разгону выскочил,

Светло-синий конь его кровью выпачкан.

Кружит Эржэн по площади, не слезая с коня,

Четвертинку зажаренной лошади пожирает с копья.

— Эй, вы, — кричит он,—

Рассиживаться не время,

Если сейчас же не нападем,

Одолеет нас чертово племя.

Я, Эржэн-Шуумар,

В бою про сон забывающий,

Я, Эржэн-Шуумар,

На ходу желудок свой набивающий,

Вам говорю я сам,

Надо бой продолжать, если бой уж начат.—

Тридцать три богатыря, еду побросав,

За Эржэн-Шуумаром скачут.

В это же время

Хангайские горы закачало и затрясло.

Это Гал-Нурман ноги вдел в стремя

И сел в седло.

Сладко оно или не сладко,

Продолжается между ханами схватка.

Кидаются ханы то вверх, то вниз,

Пытаются друг у друга мясо грызть.

Начинают они друг друга мять,

Пытаются друг у друга мясо рвать.

Начинают они вертеться, юлить,

Пытаются друг у друга кровь пролить.

Набрасываются они друг на друга со злостью,

Пытаются раскидать друг у друга кости.

Но мяса уж ворону поклевать не найдется,

Но мяса уж сороке поклевать не наберется,

Костей не находится, кровь не льется.

В это время

Гал-Нурман, дьявол-хан,

Руками железными, твердыми,

Злостью бешеной обуян,

То тянет Гэсэра, то дергает,

Когда тянет — за поджилки хватается,

Когда дергает — до пяток добирается.

Когда назад его толкать станет,

Тот задом до земли достает.

Когда вперед его тянуть станет,

Тот коленки гнет.

Когда назад он Гэсэра толкает,

Тот на заднюю полу халата наступает.

Когда дергает его он обратно,

Тот наступает на переднюю полу халата.

Из-за того, что не прошло девяти положенных лет,

У Гэсэра для схватки сил еще нет.

Ухватиться он за дьявола хочет,

А не хватается.

Толкнуть он дьявола хочет,

А не толкается.

Поднять он дьявола хочет,