Кухтеринские бриллианты - Черненок Михаил Яковлевич. Страница 18

– Прямо-таки категорически? – уточнил Бирюков.

– Конечно.

– А что он насчет мужика из Ярского говорил?

Фотокорреспондент поправил очки.

– Ну, я теперь не помню, на прошлой неделе разговор был.

– Вы ведь только что сказали, будто Крохин вам заявил: «Это мужик один из Ярского выиграл».

– Не помню, точно так сказал или… что, мол, купил мужик из Ярского. Но то, что мотоцикл в Ярском, точно он говорил. К тому ж, Птицын сам подтвердил, что бог послал «Урал» с коляской.

Антон немедля позвонил в автоинспекцию. Дежурный инспектор сообщил, что при постановке мотоцикла на учет Птицыным были предъявлены документы комиссионного магазина. Отпустив фотокорреспондента, Антон стал звонить председателю Ярского колхоза Маркелу Маркеловичу Чернышеву. Тот, выслушав, засмеялся:

– Вошел мой Птицын в моду! То на доску Почета вызывают фотографироваться, то в газете портрет печатают. Теперь и до уголовного розыска очередь дошла. Что у тебя к нему, если не секрет?

– Правда, он выиграл мотоцикл?

– Говорят, правда. Завидуешь?

– Нет, хочу увидеть счастливчика, – пошутил Антон и спросил: – А соврать он не может?

– Соврать? Нет. Но Птицын парень с юмором, может сочинить сказку про белого бычка.

– Пусть ко мне приедет. И, если можно, сегодня же.

– Уборочная в разгаре, голуба моя, – тяжело проговорил в трубку Чернышев. – Но для тебя постараюсь, оторву парня от работы.

Дверь кабинета без стука распахнулась. В нее заглянул дежурный по райотделу и почти крикнул:

– Бирюков, срочно на выезд!…

– Спасибо, Маркел Маркелович. Как говорится, пока… – заторопился кончить разговор Антон. Положив телефонную трубку, он с упреком посмотрел на дежурного. – Чего шумишь? Не видишь, разговариваю?

– Срочно, говорю, на происшествие собирайся, – торопливо повторил дежурный. – На Береговой, кажется, убийство.

12. «Чебурашка»

Смысл происшедшего дошел до сознания Антона только после того, как служебная машина, проскочив высокий железобетонный мост, вильнула на Береговую улицу и резко затормозила у крохинского дома с мезонином. Возле открытой калитки сумрачно переговаривались несколько женщин, по всей вероятности, соседки. Среди них Бирюков сразу узнал белокурую девицу, которую заведующий сберкассой посылал за Крохиной.

Увидев вылезающих из машины участников оперативной группы, женщины замолчали.

Возглавляющий группу районный прокурор – уже немолодой, степенный мужчина в форменной прокурорской одежде – подошел к женщинам, заговорил. Внимание всех сразу сосредоточилось на блондинке из сберкассы. Она заметно растерялась, стала вдруг сбивчиво рассказывать, как долго искала телефон, чтобы позвонить в милицию, а затем в прокуратуру. Прокурор отозвал блондинку к машине, стараясь успокоить, предложил вспомнить все по порядку.

– Конечно, конечно… – по-прежнему волнуясь, заговорила девушка, растерянно бегая глазами по участникам оперативной группы. Увидев среди них Бирюкова, словно обрадовалась. – Сейчас я по порядку. В общем… вот при этом товарище, – она показала на Антона, – заведующий попросил меня сходить к Марии Степановне и узнать, почему она не появляется на работе. Подхожу к калитке, позвонила. Малыш – это собаку Крохиных так зовут – молчит. Никто не открывает. Мне показалось странным. Обычно только до звонка дотронешься – собака лаем изводится, а тут молчит… Толкнула калитку, она открыта. Громко позвала – молчание. Тогда я прошла в дом. Двери все открыты, а никого нет. До этого я несколько раз бывала у Крохиных. Знаю, что Мария Степановна, когда дома, большую часть времени проводит в кухне. И в этот раз я почему-то решила, что она там. Спустилась туда – кухня у них в полуподвале. Свет горит, хотя день уже вовсю. Заглянула в ванную, а там… Мария Степановна… – девушка, будто задохнувшись, потерла горло. – Как выбежала из дома, не помню…

Пригласив понятых, оперативная группа приступила к работе. Крохина повесилась на тонком шнуре, который хозяйки обычно применяют для сушки белья. Один конец шнура был привязан к трубе отопления, проходящей под самым потолком ванной комнаты. Помогая Борису Медникову и эксперту-криминалисту Семенову вынимать тело Крохиной из петли, Бирюков обратил внимание на необычную легкость, хотя, в общем-то, нельзя было сказать, что Крохина была чрезмерно худа. И еще Антону бросилось в глаза, что лицо мертвой Крохиной было таким же, как и у живой, – отчужденно-замкнутым, усталым. На ее шее резко выделялась сизо-черная полоса, видимо, оставленная петлей при удушье.

Когда Медников начал осматривать вынутый из петли труп, а эксперт-криминалист сосредоточенно стал разглядывать бельевой шнур, Антон оказался вроде бы без дела. Прокурор вполголоса давал указания следователю Пете Лимакину. Понятые – две женщины, соседки Крохиных, и присутствующая в качестве свидетеля блондинка из сберкассы, стояли неподвижно, боясь буквально сдвинуться с места. Стараясь ни к чему не притрагиваться, Антон прошел в кухню. Вчера он заходил сюда вместе с Крохиным и, помнится, обратил внимание на безупречный порядок. Сейчас же здесь был полный разгром: посудный шкаф отодвинут от стены, дверца плиты открыта, возле поддувала – гора золы, облицовочные кафельные плитки на стенах во многих местах расколоты, как будто стены пытались долбить, возле шкафа, в углу, валялись пустые поллитровка и четушка. На кухонном столе лежал тетрадный листок, придавленный ученической синенькой ручкой с шариковым стержнем. Подошел прокурор и рядом с Антоном склонился над листком.

Это была предсмертная записка: «В моей смерти прошу никого не винить. Запуталась я и устала. Чем так жить, лучше – в петлю! М. Крохина».

Прокурор подозвал следователя, показал на записку. Лимакин, как показалось Антону, дрожащей рукой взял листок и положил его в свою папку. Антон продолжал смотреть на следы разрушения в кухне и не мог понять, ради чего это сделано. Можно было только предположить, что, разбивая облицовочные плитки на стенах, здесь искали тайник. «Кто искал?… Крохина или?…» – подумал Антон и тут же отметил, что Крохина могла учинить этот тарарам, находясь в психозе, после чего покончила самоубийством.

Конкурируя с дневным светом, в «подсобных помещениях» горели все до единой электролампочки. Видимо, к выключателям после смерти Крохиной никто не притрагивался. Об этом же, вероятно, подумал и эксперт-криминалист, приступивший к снятию с выключателей отпечатков пальцев. Следователь Лимакин сосредоточенно стал писать протокол осмотра места происшествия. Антон осторожно, двумя пальцами, за горлышко поднял с пола поллитровку и четушку и поставил их на стол. Разглядывая четушку, вдруг почему-то стал вспоминать, как ее называл Торчков: «Чиполлино?… Нет… Как же?… Как же?… Чебурашка!» И тотчас отчетливо, как на магнитофонной ленте, прозвучал ответ Торчкова, когда он впервые заявился в уголовный розыск: «К мужику какому-то на квартеру заезжали. Тот к моей поллитровке еще Чебурашку поставил». Не веря своим глазам, Антон подозвал Семенова и попросил его обязательно снять с водочной посуды отпечатки пальцев.

– На выключателях чисто. В перчатках поработали, – мрачно сказал Семенов.

– По моим предположениям, содержимое этой тары выпито на прошлой неделе, в четверг, – Антон показал на поллитровку и четушку.

Эксперт-криминалист взглянул на него, но ничего не сказал и принялся обрабатывать бутылки. На кухню опять заглянул прокурор.

– Ремонт, что ли, здесь вели? – спросил он.

Набравшись смелости, к кухонной двери подошли понятые, робко заглянули. Одна из женщин тихо проговорила:

– А бог ты мой… Какой же это изверг разгром здесь учинил? У Маши всегда порядок был в доме. Подъедет Станислав Яковлевич, удар-то для него будет…

– Это хозяин дома, Станислав Яковлевич? – спросил женщину прокурор. – Куда он уехал?

– Да, да… Хозяин, – услужливо закивала головой женщина. – Уехал вчера вечером на рыбалку. Видела я, как машина мелькнула с удочками.