Тяпкин и Лёша - Ганина Майя Анатольевна. Страница 3
Утро было очень хорошее. Цвенькали синицы, красиво и громко пели зяблики, светило солнце, и цвели цветы. Трава осталась в саду и стояла сейчас высокая, зеленая, вся в шелковых петушках. Тяпкин оглядел всё это, довольно вздохнул и потер ладошкой стриженую голову: солнышко грело сильно и накалило лысинку.
– А твой дедушка всегда в очках? – спросил вдруг Лёша и сел.
– Всегда, – подумав и повспоминав, ответил Тяпкин.
– Он и ночью в очках спит?
– И спит. Чтобы сны лучше видеть. – Тяпкин почему-то ответил так, хотя был не очень уверен.
Лёша покивал головой. Шеи у него почти не было, так что ему трудно было кивать головой.
– А у нас там никого нет в очках… У нас там темновато.
– А где ты живешь? – Тяпкин давно хотел спросить Лёшу об этом, но как-то забывал.
– Там… – Лёша махнул рукой в неопределенном направлении. – Не очень далеко. За речкой.
– За ручьем, – поправил высокомерно Тяпкин. – В доме?
– Ну, в общем, да… Такой он, как дом… Почти как дом.
– А мать у тебя есть?
– У нас не бывает матери! – сказал Лёша презрительно и сжал губы. – У нас вообще только дедушки и мальчики. У нас этих нет… – Он вдруг подозрительно поглядел на Тяпкина и спросил: – А ты кто? Девочка или мальчик? Я вчера думал, мальчик.
– А тебе-то что! – сердито сказал Тяпкин. – Кто есть, тот и есть. Не твое дело. Уходи давай!
– Я просто так… – примиряюще сказал Лёша. – Я же не знаю, как тебя зовут.
Тяпкин подышал обиженно, потом ответил:
– Тяпкин меня зовут. А ещё Люба.
– Значит, ты и девочка и мальчик, – догадался Лёша. – А меня зовут Володя. Мальчик Володя.
– Володька у Галины Ивановны есть, – сказал Тяпкин. – Противный такой, всё время пихается…
Они посидели ещё, подумали, о чем таком можно было бы ещё поразговаривать, но больше пока разговаривать было не о чем, тогда Тяпкин предложил:
– Пошли гулять. А то мать выйдет и на тебя наступит. Она всё время на что-нибудь наступает. На моего зайку наступила вчера, он пищит, а она сама напугалась. Кричит: «Ты что это везде игрушки разбрасываешь!»
– Пойдем. – Лёша обеспокоенно встал. – Я не люблю, когда на меня наступают.
Они спустились с крылечка и пошли рядом. Лёша шагал очень меленько и часто, но поспевал за Тяпкиным. А когда тропка стала совсем узкой и трава начала мешать Лёше идти, тут он вдруг высоко запрыгал.
Даже непонятно было, как он с такими, в общем, короткими ножками может так высоко прыгать.
– Не прыгай! – толстым нравоучительным голосом объяснил ему Тяпкин. – А то устанешь, и будет сердце болеть.
– Как – сердце болеть? – не понял Лёша.
– Как у дедушки. У него, бывает, сердце болит.
– Что ли, твой дедушка много прыгает?
Тяпкин этот вопрос оставил без ответа. Они прошли мимо ручья-речки, поторчали на берегу, посмотрели, как по песчаному дну завиваются водяные косички, Тяпкин сказал:
– У Галины Ивановны шкура от медведя есть. её муж привез. Он такой у нее, ничего… Хороший парень. Лысый такой.
– Я никогда не видел медведя, – забеспокоился вдруг Лёша. – Я хочу поглядеть.
– Там только шкура одна. На стенке прибили.
– Я и шкуру хочу.
Они поднялись из оврага и стали взбираться на горку. По счастью им никто навстречу не попадался, не задавал дурацких вопросов, почему такие небольшие люди разгуливают по поселку совсем одни и где мама? На полянке был привязан маленький белый козленок.
– Поглядим на него? – предложил Тяпкин и присел на корточки.
– Поглядим. – Лёша вдруг снова заволновался, засуетился, забегал, мелко семеня ножками. – Я хочу его понюхать. Я очень хочу его понюхать! Можно, я его понюхаю?
– Я тоже хочу его понюхать! – обрадовался Тяпкин. – Он, наверное, хорошо пахнет, такой весь пушистый. Он, наверное, как кофточка пахнет. Нюхай! Я тоже потом.
Лёша подошел к козленку на близкое расстояние и остановился. Козленок тоже сделал ему навстречу два шажка и остановился, выпрямив коротенькие ножки. Затем он осторожно потянулся мордочкой к Лёше, а Лёша, приподнявшись на носках и положив на круглый живот ладошки, потянулся к козленку. Нос у Лёши был очень маленький и широкий, но вдруг курносый кончик его шевельнулся, круглые ноздри раздулись, и Лёша, полуприкрыв глаза, с наслаждением втянул воздух. Козленок, приоткрывая узенькие розовые щели носа, втянул воздух тоже. Они сделали по маленькому шажку, потом ещё по маленькому шажку, потом вдруг коснулись носами – козленок вздрогнул и отпрыгнул, Лёша вздрогнул и отпрыгнул тоже.
– Теперь я хочу его понюхать! – заторопился Тяпкин и пошел к козленку, но тот начал испуганно бегать, натягивая веревку, будто хотел непременно удушиться.
– Ладно, – отчаялся в конце концов Тяпкин. – Я его на обратном пути понюхаю.
Наконец они пришли к дому Галины Ивановны.
– Вон Володька! – сказал Тяпкин и прижался носом к изгороди. – Гляди, вон бегает, какой противный!
Лёша подпрыгнул выше травы, которая росла внизу, вдоль изгороди, и, обхватив штакетину ногами, повис на ней.
– Вижу… – сказал он. – Нет, ничего… Мальчик просто. Какие у него штанишки коротенькие! Мне нравятся… Я бы хотел такие штанишки.
Володя тоже заметил Тяпкина и подбежал к изгороди.
– Любка! – закричал он. – Ты одна пришла? Влетит тебе от матери.
Тяпкин высунул язык так, будто врач просил его показать горло, и произнес нечто вроде:
– Бе-бе-бе-э-э-э! Володька-болодька!
Лёша удивленно заглянул Тяпкину в рот и спросил:
– Ты что делаешь?
– Дражнюсь! – объяснил Тяпкин. – Это мы так дражнимся.
– Дура ты! – засмеялся Володька. – А это что за кузнечик? Или лягушонок?
– Сам лягушонок! – обиженно сказал Лёша. – Я Володя. Мальчик Володя.
– Это твой брат! – ехидно объяснил Тяпкин. – Твой брат, как ты: Володька-болодька!
– Это лягушонок! – повторил Володя. – Обыкновенный коричневый лягушонок!
Сунув в рот два пальца, Володя сильно засвистел и посмотрел на Лёшу, но Лёша не испугался, быстро перехватываясь по штакетине, долез до самого верха, так что оказался даже выше Володиных глаз, и тоже очень сильно и очень оглушительно свистнул, вытянув губы трубочкой, как если бы пил молоко.
– Вовка! – крикнул снизу из сада Володин старший брат Вася. – Генка с Павликом пришли. Пойдем на речку пескарей ловить. Бери сачок!
– Сейчас, – отозвался Володя и сказал Лёше: – Здорово, лягушонок. Свистни ещё.
Тут к изгороди подошла я, схватила Тяпкина за руку.
– Это я кому говорила, чтобы не выходить за калитку! Это ты почему не слушаешься?… А ну пойдем домой, и к Галине Ивановне я тебя больше никогда не пушу!
Володя засмеялся и побежал к брату, проорав три раза:
– А Любке попало, а Любке попало, а Любке попало!..
Огорчившись за бедного Тяпкина и рассердившись на себя, я рванула его за руку и потащила домой.
– Ой, мама, Лёша! Ой, мама, Лёша! – зарыдал Тяпкин что есть мочи и сел на землю, выдираясь из моих рук. – Он без меня не найдет.
– Какой ещё Лёша! – совсем разозлившись, оглянулась я вокруг. – Кого ты ещё с собой притащила?
– Лёша! Он не здесь живет! Он потеряется! – Тяпкин ревел на весь поселок, и слезы лились потоком: очень ему было обидно, конечно.
– Ладно. – Я выпустила руку Тяпкина. – Найди сейчас же своего Лёшу, и пойдем отведем его домой!.. Его мама разрешила ему пойти с тобой? Тоже разумная женщина, он небось ещё меньше тебя?
– Меньше… У него нет мамы, – проворчал Тяпкин, всё ещё обиженно хлюпая. – Он с дедушками живет.
– Понятно, – язвительно вздыхала я, наблюдая, как Тяпкин рыщет по кустам. – И много у него дедушек?
– Семь, – ответил Лёша, вылезая из зарослей бузины.
Он, в общем, не показался мне странным, я даже не удивилась. Может быть, потому, что голова моя была занята работой.
– Это вот и есть Лёша? – спросила я обыкновенным голосом. – Нашла себе дружка под силу!.. Ладно, пойдем отведем его, да обедать пора.