Тяжесть венца - Вилар Симона. Страница 29
Вспыхнула молния. Гром пророкотал совсем близко. Резкий порыв ветра захлопнул ставень. Сразу стало темно и душно. Анна ощущала такое напряжение, какого не испытывала уже давно.
«Я предлагаю вам дружбу, – говорил Ричард. – Если вам понадобится человек, готовый понести раскаленное железо…»
Эта последняя фраза особенно запомнилась Анне. Когда Ричард ее произнес, у нее невольно сжалось сердце.
«Филип Майсгрейв будет там, где будете вы. Стоит только подумать о нем…»
При мысли о Филипе она ощутила привычную ноющую боль в груди. Машинально Анна стала доставать шпильки из волос, пока они тяжелой волной не упали ей на спину. Филип так любил ее волосы… Анна почувствовала, как одинокая слеза скатилась по щеке.
– Ты оставил меня, – шепнула она в темноту. – Что мне теперь делать? Без тебя я всегда была беспомощной…
Ветер вновь качнул ставень так резко, что Анна вздрогнула. Она слышала, как тяжело упали первые капли, потом еще и еще, а мгновение спустя хлынул ливень, забарабанил по кровлям, словно созывая к битве.
Анна подошла к раскрытому окну. Ослепительно сверкнула молния, и она увидела, как на корявые ветви груши обрушилась сплошная стена воды, за которой едва проступали очертания построек. Где-то там бодрствовал Ричард Глостер.
«Я знаю его самую сокровенную тайну, знаю, что когда-то давным-давно он струсил и предал своего брата Эдмунда. Отец презирал Ричарда за это, и я так же. Ричард был уродлив, я его не любила, и мне было отрадно смеяться над ним. Господи, как я ненавидела его тогда! Как же вышло, что теперь все изменилось, и человек, которого я считала последним негодяем, стал для меня поддержкой и опорой? И вот теперь, вместо того чтобы ответить на его притязания решительным отказом, я мучаю себя и колеблюсь».
Опять сверкнула молния. Дождь полил еще сильнее, хотя это и казалось уже невозможным.
– Филип, – задыхаясь, прошептала Анна навстречу ветру и дождю, – Филип, что мне делать? Разумом я все понимаю, но сердце мое противится этому браку. Я люблю тебя, Фил!
Глухо и раскатисто прогрохотал гром. Потом вновь зигзаг молнии расколол непроглядную свинцовую темень.
Анна подставила лицо ветру, сама не зная, что она ищет в этой ночи, о чем вопрошает ее?
– Твоя душа ведает о моих сомнениях, и неужели ты не подашь мне знак? Ты всегда помогал мне, возлюбленный мой! Что мне делать? Ответь!
От оглушительного удара грома небо словно раскололось. Анна невольно отшатнулась от окна.
Внезапно среди раскатов грома и слитного шума дождя она услышала детский крик:
– Мама!
Не помня себя, Анна выскочила из комнаты и при вспышке молнии увидела бегущую к ней по галерее дочь. Она подхватила ее и прижала к себе.
Дождь шумел в темноте, словно река.
Анна внесла Кэтрин в келью.
– Мне было так страшно, мама! – лепетала девочка. – Я проснулась, а все смотрят в окно. Сестра Геновева молится, а тебя нет.
Анна укутала девочку в одеяло и стала баюкать. Они вдвоем устроились на лежанке. Прижимая к себе дочь, Анна вновь почувствовала себя сильной и решительной. Иначе и быть не могло, если с ней ее девочка.
Кэтрин сонно пробормотала:
– Только что мне приснился отец. Он что-то говорил, но из-за грома я не разобрала слов. А потом проснулась, и мне стало страшно за тебя.
У Анны гулко забилось сердце. Не это ли тот знак, которого она просила?
– Кэт, постарайся припомнить, что говорил отец?
В темноте Кэтрин сосредоточенно сопела. Потом Анна почувствовала, что девочка недоуменно пожимает плечами.
– Он говорил о тебе. Мне так кажется. Ведь недаром я побежала сюда. Я испугалась, что гром убьет тебя и ты уйдешь туда, куда ушел папа. Что тогда мне делать? Ведь без тебя я совсем одна, если не считать его светлости, конечно…
Последние слова дочери поразили Анну.
– Почему ты считаешь, что значишь что-то для герцога Глостера?
Голос у Анны сел, и слова она произносила через силу. Вот оно – выпавшее звено в цепи ее рассуждений. Все это время она принуждала себя не думать о привязанности Кэтрин к Ричарду.
«Ваша дочь станет принцессой», – сказал он.
Кэтрин завозилась и задела головой скулу Анны. Молодая женщина невольно охнула от боли. Ричард, однако, довольно чувствительно ударил ее! Анна вдруг рассердилась. Да как он смел! Он повел себя, как обычный мужлан, сбросивший маску воспитанности.
– Матушка, вы станете супругой Ричарда Глостера?
«Я просила, чтобы мне был дан знак. И вот – пришла Кэтрин».
– Тебе хочется этого, дитя мое?
– Да! О да! Я так давно мечтала, чтобы это произошло!
– Разве ты уже забыла отца, Кэтрин, что хочешь назваться дочерью герцога?
– Матушка! Что вы такое говорите?
Кэтрин едва не вскочила от возмущения.
– Мой отец был самым сильным и прекрасным рыцарем во всем христианском мире, и я каждое утро и вечер поминаю его в своих молитвах, так же как и братца Дэвида. Но, матушка, вы не должны дурно думать обо мне. Ведь даже мать Эвлалия говорила, что если вы не примете здесь постриг, то самое лучшее для вас – стать супругой милорда герцога.
Анна глубоко вздохнула.
– Спи, дитя мое.
– Но вы не ответили мне!
«Вы знаете, как мы с девочкой привязались друг к другу, – вспомнила Анна слова Ричарда. – Я бы и к собственной дочери не испытывал большей нежности».
– Да, дитя мое. Возможно, так и будет.
Она почувствовала, как Кэт поймала в темноте ее руку и поцеловала.
– Благослови вас Господь, мама!
Анна ощутила горечь. Филип прислал к ней Кэтрин. Что ж…
«Все будет так, как решили вы с Кэтрин», – мысленно произнесла она в темноту. Она почти не слушала лепета дочери о том, как будет хорошо, когда герцог Глостер заберет их обеих в Понтефракт. Анна наперечет знала все ее мечты: белый пони, обезьянка, умеющая танцевать павану, ларчик для одежды, начинающий играть музыку, как только откроешь крышку, и даже огромная чудная рыба дельфин в бассейне, которая умеет стоять на хвосте.
Кэтрин вскоре умолкла, прижалась к матери, и по ее ровному дыханию Анна поняла, что девочка уснула.
Гром прогрохотал где-то вдалеке и рассыпался, затихая. Анна тихонько коснулась губами щеки дочери. Стараясь не разбудить ее, она высвободилась из сонных детских объятий и, укрыв дочь, вышла из кельи на галерею. Было тихо, лишь шелестел дождь да порой позвякивал цепью под навесом Пендрагон. В бледном свете зарниц видны были косые струи дождя да пузырящиеся лужи у статуи святого Мартина.
«Поистине брак не имеет ничего общего с любовью, – размышляла Анна. – И Ричард прав, когда говорит о нем, как о сделке. Супружество всего лишь одна из сторон жизни, любовь – другая. И если однажды я соединилась перед алтарем с тем, кого любила, то я должна лишь благодарить Бога и всех святых за дарованные мне счастливые дни и покорно нести далее свой крест».
Дождь неожиданно закончился, лишь из водостоков с журчанием бежала вода. Внезапно Анна различила приближающийся топот копыт на каменистой тропе, ведущей из долины к монастырю. Ее это не удивило. К Ричарду часто являлись гонцы, иногда он даже среди ночи покидал Сент-Мартин. Сейчас она подумала лишь о том, что гонцу довелось совершить не самое приятное путешествие под таким ливнем. Впрочем, верховые Ричарда – люди чаще всего неприхотливые и выносливые. Им нипочем любое ненастье, у них хорошие кони, которых они меняют на всех постоялых дворах. К тому же наместник Севера извел под корень несколько разбойничьих отрядов, и на дорогах стало спокойнее. Сейчас гонцов не подстерегают опасности вроде тех, с которыми когда-то пришлось столкнуться на пути в Англию рыцарю Майсгрейву и его людям.
Анна услышала, как стук копыт затих у ворот Сент-Мартина, потом раздались громкие удары дверного молота. Анна как раз стояла у того конца галереи, откуда через черепичное навершие стены были видны двор, фасад странноприимного дома и тяжелые внешние ворота, за которыми все еще находился прибывший гонец. Из темноты выступали лишь едва различимые контуры строений, слабо освещенные висящим под аркой ворот бронзовым фонарем, в котором мерцал огонек свечи.