Александра - наказание Господне - Мельникова Ирина Александровна. Страница 39

Павел поспешил на помощь и, подхватив баронессу за талию, осторожно повел ее к выходу. Серафима на ходу поднесла к ее изящному носику флакон с нюхательной солью, но Полина резко отвела ее руку и остановилась на пороге:

– С завтрашнего дня, милочка, вы здесь больше не служите, и я сделаю все, чтобы ваша карьера гувернантки навсегда на этом закончилась!..

Саша не успела ответить, потому что Павел Верменич, как заправский лакей, отворил перед парочкой двери и отчетливо произнес:

– Сударыня, по-моему, вы несколько заблуждаетесь, пока у вас нет никаких прав, чтобы распоряжаться в доме моего друга! – Заметив багровый румянец, вспыхнувший на щеках баронессы, с усмешкой добавил: – Да-а! Неудачная у вас на этот раз поездка получилась, сударыня!

Полина пробормотала что-то сквозь зубы и, хлопнув дверью, удалилась вместе с Кирдягиным, заботливо поддерживающим кузину под локоток.

Саша продолжала заниматься раненым, не заметив, как весело переглянулись Сима и Верменич. Девушка с одобрением показала ему большой палец, а Павел, озорно подмигнув, закрутил с победной улыбкой свои бесподобные усы...

В последующие час-полтора Саша так и не встала с колен. Рана чуть выше виска оказалась серьезной, пришлось ее зашивать. Служанки молча сновали, принося чистую воду и унося тазы с окровавленными тряпками и корпией. Серафима поддерживала голову князя, когда Саша накладывала швы, обрабатывала края раны и многочисленные ссадины на лице. Верменич, следя за тем, чтобы Кирилл не дернулся, удерживал его за ноги, а один из лакеев – за руки. Однако Адашев продолжал находиться без сознания и не почувствовал даже, как острая игла несколько раз проткнула его кожу, а тонкие, прочные шелковые нити стянули края раны.

Наконец Саша распрямила спину и с улыбкой посмотрела на своих помощников. Князь так и не пришел в себя, но голова и шея были аккуратно забинтованы, большие ссадины на лице и груди обработаны настоями трав, которые графиня привезла из путешествия по Китаю и Индии, и даже удалось напоить раненого отваром целебного корня. Женьшень ей подарил тот самый тибетский монах, обучивший ее приемам самообороны.

Теперь предстояло перенести князя в спальню и там уже более тщательно обследовать. По тому, как хозяйка запретила тревожить князя, Серафима поняла, что барышня тревожится, нет ли у него поражения внутренних органов и тяжелых переломов.

Странная неподвижность Кирилла чрезвычайно беспокоила Сашу. Больше всего она боялась, что у него сломан позвоночник, возможно, Верменич, а потом и лакеи, заносившие хозяина в дом, усугубили его состояние.

– Павел! – Она посмотрела на мужчину, устало прислонившегося к креслу. – Прошу вас, подберите четырех крепких лакеев, нужно будет осторожно, поймите, очень осторожно переложить князя на что-нибудь ровное и твердое, лучше всего сбить две доски, но все надо сделать очень быстро. Пожалуйста, Павел, займитесь этим скорее, а я пока схожу переодеться.

Сменить одежду следовало и Серафиме, и девушки поспешили к выходу. У порога Саша замедлила шаг и предупредила Павла:

– Если я немного задержусь, без меня его не перекладывайте.

Добравшись до своей комнаты, Саша первым делом бросилась к зеркалу. Слава богу, веснушки не потекли! Краска из индейского растения гуараниччо вновь не подвела ее! А ведь уже и снежком ей в лицо попадало не раз, и сегодня, забывшись, она рукой стирала на лбу пот, но нет, ее ярко-рыжие веснушечки продолжали сиять по всему лицу. Из-за них, проклятых, князь никогда не сможет полюбить ее! И еще эти ненавистные очки! Неудобная дужка так трет переносицу, что к концу дня у нее всегда появляется желание со всего размаха влепить очки в стену или в пол и припечатать хорошенько каблуком.

Умывшись, Саша привела в порядок растрепавшиеся волосы и достала из сундука форменное платье сиделки – голубое с белыми манжетами и воротником, тех же цветов высокий чепец и белый фартук с большим карманом на груди.

Ровно через два года после смерти матери Александра получила право носить это платье, но после торжественного вечера, посвященного окончанию акушерской школы, ей так и не пришлось его надеть. Сейчас ей хотелось выглядеть по-особенному, и хотя князь был без сознания, но одно то, что она находилась рядом с ним и помогала справиться с болью, заставило снять опостылевший наряд гувернантки и стать почти самой собой...

Внизу рядом с князем уже стояли самодельные носилки из двух досок, покрытых клетчатым пледом. Заметив новый наряд гувернантки, Верменич поднял брови, но ничего не сказал, а лишь взглянул на Серафиму. Девушка, пожав плечами, слегка улыбнулась и сделала большие глаза.

Саша проследила, чтобы князя осторожно переложили на носилки и перенесли в спальню. Теперь предстояло его аккуратно раздеть и осмотреть. На холодном полу, при сквозняке, это ни в коем случае нельзя было делать, но в спальне было слишком жарко и душно, так что пришлось поначалу открыть форточки.

Крупное тело Адашева неподвижно лежало на краю широкой кровати. Лицо его по цвету почти сливалось с повязкой, запекшиеся губы выделялись темной полосой. Такие же темные тени окружали его глаза, щеки ввалились – князю было очень плохо, и только она могла сейчас облегчить его страдания.

Чтобы не беспокоить раненого, казакин, рубашки, панталоны и сапоги пришлось разрезать. Павел и камердинер Кирилла осторожно освободили его от остатков верхней одежды и нижней сорочки. Саша с Серафимой наблюдали за ними издали, и, только когда Верменич повернулся и молча посмотрел на них, девушки подошли к постели.

Осматривая раненого, Саша более всего боялась выдать себя. Руки не должны дрожать, чтобы не показать ее сильнейшего беспокойства, грозящего перейти в панику от одного взгляда на дорогое лицо. К счастью, переломов она не обнаружила, только большой кровоподтек на правом боку и несколько синяков. Графиня с облегчением взглянула на Павла, Серафиму и Агафью, робко выглядывавшую из-за их спин, и перекрестилась:

– Слава богу, все обошлось! Только несколько ушибов, но они не так страшны, как рана на голове. Сегодня около князя необходимо дежурить. До утра он будет спать, я дала ему специальной сонной настойки. Но боли от удара головой, вполне вероятно, будут мучить его и во сне, так же как и жажда. Кроме того, он может неосознанно сорвать повязку. Поэтому спать не придется. – Она обвела взглядом собравшихся. – Я остаюсь с ним до утра, а вас, Павел, прошу ночевать в соседней комнате, чтобы я могла в случае чего позвать на помощь.

– Барышня, даже не думайте, что я вас оставлю здесь одну. Вы же с ног от усталости падаете! – Серафима решительно выступила вперед. – Я тут кушеточку в углу присмотрела, так что поспите пока, а если беспокойство какое случится, я вас непременно разбужу.

Агафья обняла Сашу:

– Позволь, Сашенька, посидеть около Кирюши, мне, старой, все равно сна нет. А если что случится, я его за тобой пошлю. – Она кивнула на Верменича. – Он-то крепкий, ночь не поспит, только здоровше станет! А ты вон какая бледная. Свалишься с ног, что мы без тебя будем делать.

– Ничего, я тоже крепкая и здоровая! – улыбнулась девушка и приказала: – Всем спать и никаких разговоров! Подвиньте мне это кресло поближе к кровати, – попросила она Верменича.

Павел с помощью камердинера Григория исполнил ее просьбу. Потом он подошел к Саше и вдруг склонился, поцеловав сначала одну, потом другую руку. Поднял на нее глаза, и девушка заметила, что он едва сдерживает слезы.

– Саша, милая, позвольте обращаться к вам без этих дурацких «мадемуазелей»! Я просто несказанно вам благодарен, ведь вы спасли Кирюше жизнь. Я хоть и боевой офицер, но, право слово, растерялся, когда увидел, как он слетел с Тамерлана. И, как на грех, этот камень... – Павел совсем по-детски шмыгнул носом и растерянно посмотрел на раненого друга. – Думал, не довезу его до дома. Надо нам было эти скачки за экипажем устраивать! Кстати, – повернулся он к Агафье, – что-то гостей не видно, не слышно! Или почивать изволили с устатку?