Счастье за доллар - Роуз Эмили. Страница 3

Словно в тумане она смотрела, как папка из его рук полетела на пол, и он, шагнув к ней, поддержал ее под локоть.

«Ну все. Вот это и случилось. Ты сломалась, как отец и предсказывал. Когда ты откроешь глаза, то увидишь незнакомца. А не мертвого мужа. Или, может, вообще никого не увидишь».

Однако крепкая теплая рука была живее живых, очевиднее самой истины.

Да к тому же очень знакомой.

Надя заморгала, пытаясь прогнать наваждение. Но это не очень помогло. Мужчина, присевший на корточки рядом с ней, был как две капли воды похож на Лукаса Стоуна. Только теперь его светло-русые волосы стали короче, и стрижка сделана явно в дорогом салоне, а не в дешевой парикмахерской. Это уж она могла определить. А еще на лице появились новые морщинки, но это все тот же Лукас. Эти серо-голубые глаза, и чуть косящий в правую сторону нос, и упрямый квадратный подбородок… Без сомненья, это он — человек, мысли о котором столько лет доставляли ей боль и горечь.

— Т-ты же умер…

Уголки губ, которые она так любила целовать, поднялись в ироничной усмешке, а глаза заблестели.

— Да вроде был жив до недавнего времени.

— Отец сказал мне… И я пропустила похороны… Я… Он сказал, что ты умер. Из-за травмы, полученной тогда в автокатастрофе.

Морщинка на его лбу обозначилась резче, двойник Лукаса прислонился к стене:

— Кинкейд сказал тебе, что я умер?

Во рту у нее пересохло так, что Надя была не в состоянии произнести ни слова, словно язык стал каменным. Она только молча кивнула.

— Вот сукин сын! — выругался он в сердцах. Потом вскочил на ноги и предложил руку ей.

Поднимаясь с колен, Надя все еще не переставала сомневаться, что происходящее — не сон.

Мужчина распахнул дверь ее квартиры и, пропустив даму вперед, вошел следом.

— Поверить не могу, что твой отец способен на такое! А что еще он сказал?

Она, изо всех сил пытаясь унять беспорядочный вихрь мыслей в голове, вяло ответила:

— Н-ничего.

Он встал рядом, и она явственно ощутила аромат его туалетной воды… «Кеннет Коул Блэк»?

«Хм, интересно, есть ли у галлюцинаций запахи?»

Все еще сомневаясь в том, что Лукас — действительно не плод ее разыгравшегося в заточении воображения, Надя осторожно вытянула руку вперед. Дотронувшись до его груди, замирая, ощутила под пальцами сперва тонкую ткань рубашки, затем плотный шелк галстука. Словно в тумане почувствовала его ладонь на своей руке, которую он передвинул чуть левее, туда, где бьется сердце. Она одновременно ощутила его мерный ритм и бешеный стук своего.

Значит, это правда. Он жив.

Лукас не умер.

Радость взметнулась в ней огнем и опалила, разлившись живительным теплом по онемевшему телу, а сердце вот-вот готово было выпрыгнуть из груди. Она уже хотела наброситься на него с объятиями, как вдруг в голове мелькнула мысль, от которой весь восторг растаял, словно яркий салют.

— Погоди-ка. Раз ты не умер, получается, ты меня бросил? То есть поступил как самый настоящий негодяй!

— Ты сама захотела, чтобы я ушел, — ответил он бесстрастно.

От изумления у нее открылся рот.

— С ума сошел? Я же рисковала правом наследования, выйдя за тебя! Так зачем это мне?!

— Отец сообщил, что ты пожалела о своем «маленьком бунте». И осознала, что простая жизнь не для тебя, и теперь стыдишься своего мужа-рабочего. И попросила развод.

Ах вот как! Отец солгал Лукасу и развел их без их взаимного согласия?!

— Не было ничего подобного.

— Он еще сказал, что ты не выносишь меня, потому что… — На его щеке дрогнул мускул, а глаза наполнились грустью, но голос по-прежнему звучал ровно: — Потому что я убил нашего ребенка, а с ним и все твои чувства ко мне.

Веки ее затрепетали, как и сердце. Дыхание участилось, а в горле встал горький ком. В смятении Надя опустила глаза, машинально дотронувшись до своего живота. Но затем собралась с силами и посмотрела в лицо самому любимому человеку.

— Лукас, это не ты убил нашего ребенка, а я. — Такие слова она еще никогда не произносила вслух. И говорить их было больнее и труднее, чем казалось.

Лицо его словно окаменело.

— Что ты такое говоришь, Надя?

Его ледяной взгляд и холодный тон, которым был задан вопрос, поразили ее в самое сердце.

— Ведь авария случилась по моей вине.

— Но это же я вел. — Его голос слегка смягчился.

Значит, виновником случившегося он считает себя. Да уж, такого не пожелаешь и врагу. Никто, кроме них, не знает, как в действительности обстояло дело. Сколько раз она проклинала себя за то, что по дороге флиртовала с мужем, который вел машину! И хотя им обоим прекрасно было известно, что шутки с огнем плохи, это их не остановило. Они тогда ехали в отель, в котором собирались провести свой медовый месяц! А все закончилось аварией и больничной койкой. Это из-за того, что она думала только о себе и своем желании. Расплата за эгоизм оказалась слишком скорой и жестокой.

В ее голове будто мелькнула вспышка, и тот страшный день во всех мельчайших подробностях вдруг вспомнился, словно все это было только вчера. Она снова, как тогда, почувствовала себя игрушкой в руках судьбы. Но Лукас не должен считать себя виноватым.

— Ведь это я целовала тебя, несмотря на то, что ты был за рулем, — напомнила она, с горечью глядя в его глаза.

Ее боль отразилась на его лице.

— Но ведь тот знак «стоп» пропустил я…

— Если бы ты не отвлекся тогда из-за меня… — Она провела пальцем по локтю Лукаса, в который раз желая удостовериться, что это не сон. Его мышцы тут же напряглись под рукавом рубашки. — Лукас, я неделю была в коме и не в состоянии была тебя навестить.

Он всматривался в ее лицо, словно бы пытаясь увидеть там какую-то тайну. Но внезапно его глаза вспыхнули гневом.

— Лживый ублюдок!

— Кто?

— Твой отец! — Лукас выплюнул эти слова с такой необычайной ненавистью, что его губы сжались в тонкую полоску.

В свое время Эверетт Кинкейд не гнушался делать людям гадости. А потому он ясно дал понять Наде, что лишит дочь наследства, если она выйдет замуж за Лукаса. И когда она все-таки поступила по-своему, то даже отказался присутствовать на скромной церемонии венчания. Однако после того как она попала в аварию, отец вел себя так, словно между ними и не было той размолвки. Надя решила, что он, наконец, осознал то, как она ему дорога.

Как же она ошибалась… Отец никогда в жизни не признавал свои промахи и считал Лукаса самой большой оплошностью Нади. Ничего удивительного, если он и в самом деле солгал Лукасу, чтобы уничтожить их брак.

Хуже всего другое: Лукас позволил ему это сделать. Надя считала его сильным человеком, способным противостоять ее отцу.

— Если бы ты любил меня, то обязательно пришел бы навестить.

Он процедил:

— Я не мог.

— Да ладно. Помнится, ты был самым решительным человеком, которого я когда-либо встречала. Не верю, что ты не смог найти способ к моей больничной палате. Я лежала в реанимации, прикованная к миллиону приборов. И никуда убежать или спрятаться не могла.

Он вдруг впервые за все время их разговора опустил глаза и отвернулся. Его плечи были опущены, и она отметила, что они стали шире, чем раньше.

Он сжал кулаки и с усилием проговорил:

— Я был парализован от пояса и ниже. Врачи говорили, что шансы когда-нибудь снова встать на ноги — равны нулю.

Ее рот открылся сам собой от изумления, она не могла выговорить ни слова. Взгляд Нади блуждал по его широкой спине. Лукас всегда был таким живым и активным. Вообще-то, именно его прекрасное сильное тело поначалу привлекло ее тем летом, когда он начал работать на компанию «Кинкейд» в команде дизайнеров по ландшафтам.

— А как же твои мать и сестры?

Лукас повернулся, и ей не понравился этот напряженный взгляд.

— Твой отец сказал, что ты не собираешься связывать свою судьбу с инвалидом, — не отвечая на ее вопрос, проговорил он.

— И ты ему поверил? А как же клятва у алтаря «в болезни и здравии»? Забыл? Или не веришь?