Искусная в любви - Бэлоу Мэри. Страница 38

– Я Виола Торнхилл, – прошептала она, не поднимая головы. Виола не собиралась ничего говорить, но решила предупредить его, если он пришел возобновить те отношения, которые она прервала в гостиной.

– Да, – прошептал он ей на ухо, – я знаю это, Виола.

И тотчас ее охватило столь же пронзительное и болезненное желание, как предшествовавшее ему отчаяние. Она подняла голову и повернулась к нему лицом. Он был здесь, рядом, но в темноте Виола не могла разобрать выражение его лица.

– Я знаю, – повторил Фердинанд, и она ощутила прикосновение его губ.

Сжав руками колени. Виола позволила поцеловать себя.

Она не участвовала в поцелуе, хотя у нее непроизвольно разжались губы и зубы. В ней проснулись разум и эмоции. Она чувствовала себя как в день праздника. Она приняла его поцелуи как подарок. Она чувствовала, что ее осыпают дарами.

Фердинанд не был таким нетерпеливым и настойчивым, как ранее в гостиной. Он целовал ее медленно и нежно, его язык обвел контур ее губ, затем медленно проник вглубь, исследуя, касаясь, дразня, посылая раскаленные стрелы в ее горло и даже грудь. Он, словно чашу, взял ее лицо в ладони, затем отвел с лица ее волосы. В прошлом Виола редко встречалась с нежностью и была беспомощна против нее.

– Виола, – прошептал Фердинанд, поднимая голову.

– Да.

Вопрос был задан, и она ответила на него. Однако Виола больше не была сторонней наблюдательницей происходящего. Она произнесла одно только слово – слово, предназначавшееся дорогому и нежному, задавшему вопрос, тому, кто не требовал, чтобы она играла роль.

Тогда он повернул ее лицом к себе, и они оказались на коленях друг против друга. Он снял с ее плеч шаль, и та упала на землю. Виола подняла обе руки, когда он начал стаскивать с нее платье через голову, но Фердинанд не спешил снять нижнюю рубашку. Он взял ее за талию, она заметила, что руки его дрожали, и опустил голову, чтобы поцеловать ее за ухом, в углубление на шее, затем в бугорок груди. Когда его рот сомкнулся на ее соске и он стал ласкать его, Виола откинула голову, закрыла глаза и запустила пальцы в его волосы. Она снова подняла руки вверх, когда он начал снимать с нее рубашку.

Физическое желание было незнакомо ей. Сейчас Виола впервые испытала его в почти болезненном сжатии грудей, острой пульсирующей боли в чреве и ниже, между бедрами. Она была прижата к нему от талии до колен и чувствовала его восставшую плоть.

Виола не сделает ничего по своей воле, только уступит.

Она хорошо знала, как доставить ему непередаваемое наслаждение, но не будет ничего демонстрировать из своего прошлого опыта. Сегодня ночью она будет Виолой Торнхилл, а не той, другой женщиной. Но она не знала, как быть со своим собственным желанием.

– Пожалуйста…

Он ласкал губами ее грудь, но при звуке ее голоса поднял голову и заглянул ей в глаза.

– Да, – прошептал он, – позволь мне расстелить твой плед на траве и свернуть мое пальто вместо подушки.

Фердинанд говорил и одновременно занимался делом.

Он устроил им ложе, пока Виола наблюдала, стоя на коленях. Затем он встал, чтобы раздеться, а она легла, ожидая его. Без одежды Фердинанд был еще прекраснее. Вот его жилет и рубашка, а затем носки и бриджи были брошены на траву. Но она ничего не сказала и не сделала попытки дотронуться до него. Она вытянула руки вдоль своего обнаженного тела. Фердинанд опустился на колени рядом с ней. Его мужская гордость была велика.

Виола видела это даже в темноте. Между ног бился его пульс. Ей не хотелось больше ждать. Она уже не хотела предварительных игр.

– Виола, – он нагнулся над ней, – я хочу войти в тебя, прямо сейчас.

– Да. – Лежа на пледе. Виола раздвинула ноги, и он устроился между ними. Она почувствовала его тяжесть. Ей было трудно дышать под его весом. Спине было жестко на земле. Она никогда не занималась любовью нигде, кроме постели, но радовалась, что все произойдет по-другому, не так, как раньше. Виола радовалась звездам над головой и шуму бегущей реки.

Фердинанд просунул руки под ее тело, а она подняла колени и уперлась ногами в землю. Он вошел в нее одним глубоким, жестким движением. Несколько мгновений он очень тихо находился в ней, потом освободил руки и перенес часть своего веса на локти. Фердинанд взглянул сверху в ее глаза и прижался губами к ее рту.

Виола чувствовала боль, пульсирующую от бедер до горла. Ей хотелось переплестись с ним ногами, напрячь мускулы, приспособиться к его плоти, обнять его за спину так, чтобы можно было выгнуться вверх и дотронуться до его груди затвердевшими сосками. Но она расслабилась и лежала спокойно и отрешенно.

– Скажи мне, что это приятно, – прошептал он.

– Это приятно.

– Я хочу войти глубже, – сказал он напряженным голосом, почти не дыша, – но я хочу, чтобы тебе тоже было приятно.

– Мне будет приятно, – она подняла с пледа руки и положила их ему на ягодицы, – это уже приятно.

Тогда он начал быстро двигаться в ней. Через несколько мгновений все было закончено. Но это не имело значения.

– Ее боль достигла предела, за которым ее уже невозможно было выносить. Она закричала, и звезды над головой разбились на миллион ярких огоньков. В тот же момент она услышала его крик, означавший его собственное освобождение.

Последовавшее затем ощущение мира и удовлетворения затмило неудобство жесткого ложа и тяжести его расслабленного тела. Виола слышала шум реки и наблюдала за звездами, которые светили над головой, и всеми силами старалась сохранить этот миг для себя.

Фердинанд глубоко вздохнул и перевел дыхание, затем перекатился на бок. Виола подумала, что все закончилось, но он потянулся за пледом, накрыл им их обоих и притянул ее к себе, устроив ее голову на своей руке. Она вдохнула запах туалетной воды, пота и мужчины и почувствовала необыкновенное спокойствие. Виола чувствовала его теплое влажное тело, прижатое к ней. Она подумала, что могла бы уснуть, если только сосредоточится на настоящем и не позволит своим мыслям устремляться в завтра или более отдаленное будущее. В конце концов, настоящее – это единственное, что есть на самом деле.

Виола уже задремала, когда одна деталь того, что произошло, поразила ее и наполнила уверенностью.

Он был девственником.

Фердинанд не спал. Он потерпел полную неудачу. Если бы он следил за временем, то, несомненно, обнаружил бы унизительную правду, что все закончилось за минуту. Меньше чем за минуту. Он чувствовал себя униженным. Он просто не представлял, что это такое – очутиться в ее нежном влажном жаре. Он думал, что знал все, но его ожидания оказались плачевно далеки от реальности.

Ему хотелось окутать ее своей нежностью, хотелось чтобы Виола почувствовала, что он делает что-то для нее, а не для своего собственного удовольствия. Ему хотелось, чтобы она чувствовала себя не шлюхой, а женщиной.

И вместо этого вел себя как наивный школяр.

Виола примостила голову между его плечом и шеей и, казалось, спала, что было добрым знаком. Он поцеловал ее в макушку, а свободной рукой окунулся в водопад ее волос. Несмотря на свое смущение, он испытывал чувство облегчения. Ему было двадцать семь лет.

Он твердо решил еще мальчишкой, что никогда не женится, поскольку среди представителей его класса не существовало такого понятия, как супружеская верность. Идея супружеской неверности всегда претила ему. Но лишь когда он стал старше – в годы учебы в университете, – он с тревогой обнаружил, что несмотря на то что ему были свойственны совершенно здоровые сексуальные потребности, он не мог удовлетворить их с продажными женщинами, хотя и предпринял несколько попыток. Вместе с друзьями он заходил в бордели, но все кончалось тем, что он каждый раз платил выбранной им девушке не за любовные утехи, а за проведенное с ней время. Мысль о физическом акте без каких-либо эмоций леденила ему душу. Стоило ему подумать о контакте со шлюхой, которой вообще были чужды любые сердечные чувства, как его бросало в дрожь.