Нераспустившийся цветок (ЛП) - Энн Джуэл Э.. Страница 4

— Несколько лет назад я сказал бы «нет», но теперь, надеюсь, я найду свой путь назад.

— Звучит так, как будто ты в растерянности.

Оливер откланяется назад и переплетает пальцы за головой.

— Думаю, так и есть.

Я вытягиваю соломинку из чашки и жую пончик, обдумывая его ответ.

— Растерянность — это состояние сознания. Ты найдешь себя, когда поймешь, что находишься именно там, где должен быть в данный момент.

Он смеется.

— В «Данкин Донатс»?

— Нет, просто живой, — я улыбаюсь, но моя улыбка меркнет, когда я вижу, как краска сходит с его лица. — Я сказала что-то не то?

Ножки стула скрипят по полу, когда он поднимается.

— Нет, мне просто нужно идти.

Я беру свой напиток, вставляя соломинку обратно, и встаю.

— Ну, ладно, спасибо за поздний обед.

— Да, конечно. Увидимся, — он не ждет меня и, прежде чем я успеваю что-то сказать, он уже на улице.

***

И кто теперь убегает, поджав хвост? Что, черт возьми, только что произошло? Как Ченс может быть таким открытым, как например «Я трахну тебя в задней части моего грузовика», в то время как Оливер остается загадкой? Я поднимаюсь по ступенькам к своему дому, доставая ключи.

— Эй, Оливер, как дела?

Я оборачиваюсь и вижу Оливера, который машет рукой в открытое окно многоквартирного дома на противоположной стороне улицы, затем он достает ключи из кармана, держа в другой руке бумажный пакет из продуктового магазина. Он открывает дверь рядом с той, что с открытым окном, заходит и закрывает ее, ни разу не взглянув в моем направлении.

Не может быть! Оливер мой сосед?

Я ничего не могу предложить этому высокому сексуальному мужчине, но чувствую, что должна перейти улицу и поприветствовать его в нашем районе.

Тук-тук-тук!

Он открывает дверь и хмурит брови.

— Ты следила за мной?

Я указываю большим пальцем за плечо.

— Видишь ту красную дверь?

Он кивает.

— Там я живу. Я слышала, как твой сосед поприветствовал тебя, когда уже была готова открыть дверь. Как долго ты здесь живешь и почему бросил меня как сгоревший тост, затем выбежав из забегаловки?

Он откидывает голову назад и говорит:

— Эм, два месяца, и я не бросал тебя как сгоревший тост, мне нужно было идти.

Скрестив руки на груди, я отставляю ногу в сторону, выдвигая бедро.

— Как так получилось, что я не видела, как ты приходишь или уходишь? И да, ты бросил меня как сгоревший тост и убежал, поджав хвост.

Он кладет свободную руку на бедро и наклоняется, чтобы наши глаза были на одном уровне.

— У меня нет переднего двора или крыльца, где бы я мог отдыхать, поэтому не удивительно, что мы не встречались. И я не убегал, поджав хвост.

— Ну… ладно. Добро пожаловать в наш район.

Разворачиваясь на пятках, я отправляюсь вниз по ступенькам.

— Подожди!

Я останавливаюсь, оставаясь стоять к нему спиной.

— Спасибо за футболку. Просто ты сказала кое-что, что я принял слишком близко к сердцу и не знал, как реагировать, поэтому… я ушел. Это было грубо и … мне жаль.

Я киваю и продолжаю переходить улицу.

— Эй, хочешь зайти выпить или еще что-то?

— Не сегодня.

— У нас все хорошо? — кричит он.

Открываю дверь и, не оглядываясь назад, показываю ему левой рукой «ОК».

***

Оливер

Я наливаю себе скотч и падаю на пол. Обычно я не прибегаю к крепким напиткам до пяти часов, но черная магия, которую плетет моя новая соседка через улицу, требует чего-то покрепче Сэма Адамса [8]. Превосходство было на моей стороне, когда она чуть не подавилась собственной слюной, увидев, как я снимаю футболку посреди Гарвардской площади. В этом не было необходимости, но я хотел увидеть, как она отреагирует. Не уверен, зачем это сделал, так как не имел намерения действовать согласно порывам своего члена. Она действует на него, как кровь на акул. Парадоксально, но я честно думаю, что она не понимает, как действует на меня и любого другого случайного парня. Серьезно, что это было сегодня? Сначала трахала пончик пальцем, а потом сосала его так, как будто давала уроки минета.

Я даже не узнаю голос в моей голове. Я подавлен, взволнован, растерян, голоден и чертовски возбужден. Уже более трех лет у меня не было секса. Три. Года! Ченс думает, что мне нужно трахаться, но я никогда не был парнем, который легко вступает в отношения на одну ночь. Но и постоянные отношения — не вариант, поэтому, я думаю, возьму свою подшивку журнала «Плейбой» и лосьон для рук, дабы уберечь бедных женщин Бостона от того, чтобы пасть жертвами моих эгоистичных потребностей и недостатка возможности повторить это когда-либо.

Скотч вызывает онемение, проникая в кровь с легкостью мелассы [9]. В такие моменты я как будто выхожу из своего тела, и становлюсь незнакомцем, наблюдающим за оболочкой мужчины, которым когда-то был. Я скучаю по тому Оливеру Конраду. Он был полон жизни, уверенный, добрый, целеустремленный и управляемый. Но по большей степени он был укоренившийся в этом мире и связанный с ним, преуспевающий в своем окружении, принимая все, что дает жизнь.

Потерянный. Сейчас я потерянный. Я все время потерянный, передвигаясь с трудом, пока один день плавно переходит в другой. Я не буду оглядываться назад, но я и не вижу, куда двигаться вперед. Увязший — вот оно — я увязший. Я жду, что меня спасут? Найду ли я способ выбраться самостоятельно и двигаться дальше? Или я умру в этой темной дыре?

***

Было не очень много восходов солнца, которые я пропустил в своей взрослой жизни. Это мое любимое время суток. Раньше это было символом жизни — увидеть рождение еще одного дня, а сейчас это напоминание о том, что время не стоит на месте. На короткий момент я фактически чувствую, как земля движется под ногами, унося меня от прошлого.

Несколько месяцев назад я согласился переехать обратно домой при одном условии — моя семья никогда не будет вспоминать то время, что я провел в Портленде. В большей степени это вызов моей матери, которая является психотерапевтом, притворяться, что ее сын не испорчен почти до уровня сумасшествия. Мой отец — кардиолог, открыто заявляет, что единственные сердечные проблемы, которые его волнуют, и он будет иметь с ними дело, — это те, которые находятся за закрытыми дверями стерильной операционной.

— Ты все еще хочешь поужинать, дорогой? Твой брат приводит «подружку», ты тоже можешь. Люблю тебя!

Тяжело вздыхая, удаляю голосовое сообщение с телефона. Моя семья действительно самая лучшая. Пока я рос в Бостоне, в нашем доме собирались все друзья, а когда он не был переполнен детьми, мои родители устраивали званые ужины и дегустации вин. Когда-то — это был дом из «Проделок Бивера» [10], теперь же его преследуют призраки моего прошлого и единственная вещь, которая была более неловкой, чем безличные и случайные разговоры — это ослепляющая боль в их глазах. Она говорит намного больше, чем можно выразить словами.

Я: Буду, приду один. Люблю тебя.

Я отправляю быстрое сообщение и направляюсь к Гарвардской площади. Прислонившись к бетонной колонне в переходе метро, замечаю Королеву Пончиков, спускающуюся по ступенькам. Любопытные глаза находят меня, когда она прячет улыбку за крышкой стакана с кофе. Это должно быть незаконно, чтобы кто-то с такими длинными ногами носил такие короткие шорты. Я жду, когда она как обычно пойдет в моем направлении, но вместо этого она смотрит на карты ТУЗМ [11], как будто не видела их прежде миллион раз. Пробираясь сквозь растущую толпу, я становлюсь позади нее, не говоря ничего.

— Эй, сосед, — говорит она, и я думаю, что слышу, как она улыбается.