Отпусти-это всего лишь слово - 2 (СИ) - "Сан Тери". Страница 20

Ты можешь сдохнуть в любую секунду. О чём жалеть? В чём сомневаться?

Я не мог двигаться, напоминая рыбу которую расплостали на столе и потрошили изнутри, а рыбина внезапно очнулась, содрогаясь конвульсиями, расставляя плавники, выпячивая жабры.

Я боролся до последнего, продолжал бороться и царапать стол, срывая ногти, оставляя царапины на столешнице, пытаясь вырваться. Но вырваться не мог, не мог скинуть с себя тело, мог ненавидеть и выть в тряпку, мечтая только об одном, что бы мне дали хотя бы один шанс, один единственный шанс дотянуться. Я бы воспользовался им.

В какой- то момент, когда я безвольно обмяк, меня развернули на угол стола и выдернули тряпку, сочтя что я сломался. Меня насиловал Сашка, тоже самое сделал Вольх, но никогда я не ощущал себя настолько униженным, как в эту секунду. Превращённый в человеческое дерьмо, мясо, покорного тупого скота, мечтающего лишь о том, что бы это всё поскорее закончилось.

- Заденешь зубами сука, убью.

Перед лицом образовался вонючий мужской елдак, и предостерегающий голос того, кого звали Лёней.

- Колоб, не рискуй, я ща…оооох бля, ебать, бля по кайфу, охуенно бляя

- Оближи – меня схватили за волосы, заставляя открыть рот, и со всего размаха загоняя в горло.

- Соси сука, облизывай…

Говорят, на последней стадии морального унижения и боли, человек превращается в животное и ломается окончательно. И подчиняется всему, что от него требуют.

Ещё когда человек осознаёт что сейчас умрёт, приходит настоящий страх смерти. И у подростков страх смерти отсутствует. Они не осознают, что их существование прекратиться, они не ценят его и могут ухмыляясь под дулом пистолета сказать – Стреляй. Хотя может это и не так. Знаете, я не хотел умирать. Несмотря на всё случившееся со мной, я хотел жить. Но в ту секунду, я бы предпочёл умереть, чем позволить себе сосать чужой хуй добровольно.

И когда в рот мне вогнали елдак, я с силой стиснул зубы. Изо всех сил.

Крик квадратного был таким жутким, что перекрыл всё, орущую музыку, звуконепроницаемые стены, абсолютно всё. От боли он начал бить меня, я даже не знаю, кто бил, как били, вцепившись пальцами в щёки, разрывая, заставляя разжать рот. Кажется я разжал, сожалея только об одном, что не сумел выплюнуть хуй. Было бы красиво.

Если уж подохнуть, то подохнуть вот так, выплёвывая гордо чужой хуй. Эффектный жест на последок.

Квадратный рухнул на пол, воя и зажимая руками пах. Лёня вышел из меня, и я рухнул на пол, в лужу собственной крови.

Длинный моментально протрезвел, матерясь и шаря вокруг безумными глазами.

Это было всё, что я запомнил. Вой квадратного, застывшую человеческую фигуру с безумным взглядом, а дальше дверь распахнулась…

Сцена достойная ревизора. Незнакомые люди с выражением шока на лицах, недопонимания, недоумения, вообще абсолютного непонимания, полного стопроцентного ахуя. Зацепился глазами за мужчину с очень умным лицом, смотревшего на эту сцену с изумлённой брезливостью и окаменевшего Вольха стоявшего рядом с ним с глазами в которым мир обрушился в один миг, словно он не верил, тому что видит. Отказывался верить собственному зрению.

Я отчётливо запомнил эти секунды, когда время растягивается превращаясь в вязкую паутину событий.

Вольх выхватил пистолет. Из – за пояса одного из стоявших рядом парней, передёрнул затвор и начал стрелять. Раз за разом всаживая обойму, в Лёню так и оставшегося стоять посередине кухни с окровавленным членом, судорожно пытающегося натянуть штаны, в квадратного воющего от ужаса и боли в луже крови.

Я увидел как взрываются мозги человека, как пуля входит в лоб и выносит мозги с противоположной стороны, похожие на серую кашицу с кровавыми отшмётками, и вот когда Вольх вышиб Лёне мозги, тело ещё продолжало стоять, а он стрелял и стрелял и вой квадратного захлебнулся перейдя в бульканье, а длинный рухнул на пол рядом со мной, сверкая дырой в башке.

И его кровь потекла по полу, и я смотрел и думал о том, что сейчас она дотёчёт до меня.

Когда Вольх начал стрелять, я закричал, закричал вместе с квадратным, только крик внезапно пропал, словно кто – то пришёл, сдавил мне горло железной рукой, и всё что осталось это сипеть, и раскрывать рот в попытках понять, почему он больше не исторгает не звука. Что случилось с пластинкой, она вроде бы цела, а звука нет, неясный сип и бульканье. В горло текло и я захлёбывался. Вольх уронил пистолет. Он смотрел на меня, он не верил в случившееся, а я не верил ему. И из этих людей находящихся здесь, я наверное боялся его больше всех на свете, потому что он обещал мне, что всё будет хорошо, а сам бросил меня здесь. Он ведь специально меня бросил. Хотел наказать? У него получилось.

Если бы он захотел наказать сильнее, он бы не смог придумать ничего изощрённее, может быть только распилить на куски бензопилой. Наверное, здесь такое тоже практикуют?

Вольх стоял. Кажется, он был в шоке. А затем тот самый пожилой мужик, положил ему ладонь на плечо сжал, заставляя успокоиться и собраться, указал глазами на меня что – то сказав негромко. И это было странно, словно Вольх без его подсказки ничего не мог сделать. В глазах мужчины, читалось лёгкая брезгливость и равнодушие. Я никогда не видел таких глаз, спокойных, мудрых, и абсолютно безжалостных. Словно этот человек стоял на иной ступени развития, неподвластной простым смертным.

- Позаботься о девочке – прибавил он, сделал одно движение головой, и кухня моментально очистилась, народ рассосался куда – то, молча без единого лишнего слова и движения.

И даже после этого Вольх не рванул ко мне.

- Док, прости бардак развёл – сообщил он разводя руками.

- Ничего, бардак убрать несложно, главное что бы в доме всё в порядке было – всё так же негромко отозвался мужчина, по прежнему не спуская с меня глаз, а я…Я внезапно понял, что помощи не будет. Но я не хотел помощи. Она была мне не нужна, помощь. Я ухватился рукой за край столешницы и начал подниматься.

И только после этого Вольх рванул ко мне.

- Никита, ты в порядке?

Самый дебильный вопрос, который я когда либо слышал в своей жизни. Как я могу быть в порядке после ЭТОГО?. Он хоть сам, понял, что спросил?

Мне стало смешно, только я не смеялся. Когда он попытался поддержать меня, срываясь с того поводка, который был для него отмерен, я улыбнулся ему в лицо и он отшатнулся назад, потому что жутко наверное я выглядел с окровавленным ртом.

А я улыбнулся, поднял ладонь и оттолкнул алой пятернёй, впечатав её ему в лицо, продолжая улыбаться, страшной жуткой улыбкой, глядя глазами из которых не пролилось ни одной слезы, но только глазами я сказал ему всё что думаю. И я не знаю, можно ли убить взглядом, что было в моих глазах, выжженных, почерневших, читалась ли в них ненависть, или обида, а может быть в них было простое банальное человеческое отвращение.

Меня сейчас здесь выебали в жопу, только знаешь что я тебе скажу мразь, ты ниже меня, ты ниже меня тварь, и ты не стоишь даже того, что бы жрать пыль под моими ногами.

Вот что я хотел ему сказать, но всё что я мог, это просто посмотреть, скалясь жуткой, улыбкой.

Надеюсь, она будет ему сниться во снах? От этой мысли, мне будет немного полегче.

- Хорошую ты себе девочку нашёл...славную. – Док продолжал смотреть на меня с непонятным выражением и непонятно что было в его голосе.

- Врача вызывай – добавил он, это было последнее что я помню перед тем, как меня затошнило и началась рвота, только рвоты не было, был просто тошнотворный жуткий спазм, скорчивший судорогой внутренности, и уже падая на пол и погружаясь в черноту, я ощутил, как меня подхватывает Вольх. А дальше наступило долгожданное спасительное забвение.

Я шёл по ступенькам. Ступеньки были бесконечные, длинные непрекращающийся ряд грязных, лестничных пролётов. Я шёл медленно и неторопливо, мне некуда было спешить сейчас, меня никто не ждал, в конце моего пути, и я шёл, считая глазами шаги, мысленно отсчитывал их про себя, но не мог сказать с точностью сколько их было. Цифры исчезали и путались в сознании, стекающими грязными столбцами, как если бы кто – то разлил чернила по листу тетради, а чернила оказались красными, а потом сменили цвет на чёрный, превращаясь в мутную жижу. Но мне было всё равно, я не думал об этом, и продолжал идти. Знакомый пролёт. Полоска света и длинная ржавая лестница уходящая к светлому провалу. Я уцепился руками за перекладины, не боясь испачкать ладони, полез вверх, поднимаясь на знакомую крышу, с оторванной дверцей.