Игра на любовь - Молчанова Ирина Алексеевна. Страница 7

— Антон, ты классно съехал с этой горы, большинство падают! — И посмотрела на меня, как на типичную представительницу большинства.

Я тогда чуть не расплакалась. Как чучело в снегу стояла перед ними.

На все Иркины похвалы Тоша краснел и отводил глаза, а у меня внутри становилось гадко-гадко, как будто жабу, помазанную горчицей, лизнула.

И домой мы ехали вместе с Иркой. Электричка в тот раз совсем не показалась мне волшебной, стук колес нервировал, от качки подташнивало, я никак не могла согреться.

Наша новая знакомая сказала:

— Ник, ты какая-то зеленая.

Мне хотелось крикнуть, чтобы она не смела меня называть «Ник», потому что так звал меня только Тоша. Но я промолчала и отвернулась к окну.

Ирка рассказывала, что раньше занималась на другой лыжной базе, предлагала как-нибудь съездить туда вместе.

Я бы в жизни не поехала! Однако она и не меня, по большому счету, приглашала.

Когда же мы наконец вышли на нашей станции — новой знакомой, к счастью, оказалось, нужно было ехать дальше, — я сказала Антону:

— Знаешь, я больше не стану ездить на базу. У меня что-то плохо получается с лыжами.

Тоша огорчился и возразил:

— А мне кажется, у тебя отлично получается.

Мы некоторое время шли молча, а потом он заявил:

— Тогда и я не буду ездить.

— Ты же договорился с Ирой на послезавтра… — Голос у меня дрожал от холода и еле сдерживаемых слез. — Тебе она понравилась?

Я ругала себя за то, что спросила. Все и так было ясно, конечно, понравилась. Мне самой бы понравилась, не отнимай она у меня Антона.

А Тоша сказал:

— Не-а, не очень, какая-то задавака!

Я недоверчиво посмотрела на него:

— Правда?

Он закивал:

— Ага! Давай лучше попросим у мам, чтоб купили нам лыжи, и будем в нашем парке кататься?

Мне хотелось его расцеловать — таким хорошим он мне показался.

Антон обнял меня за плечи и, хитро сверкая глазами, сообщил:

— У меня дома есть половина шарлотки с яблоками и кассета с ужастиком. Пошли?

Первым снегом по пути в школу полюбоваться я не успела — опаздывала. Зато после уроков шла медленно-медленно и наслаждалась.

Совсем некстати из школы выбежал Петров и помчался за мной, выкрикивая на бегу мое имя. Ей-богу, парни такие смешные, когда чего-то сильно хотят. Вот и Аполлон наш местный совсем голову потерял, не стыдится выставлять себя на посмешище. Неужели влюбился? Этого еще не хватало!

— Вероника, я хочу поговорить! — выпалил парень.

Мне уже нехорошо, в горле ком, сердце неприятно сжалось, но не от радостного предвкушения, а от жалости.

Не хочу никому делать больно, я слишком много знаю о любви, чтобы с кем-то играть в нее не по правилам.

— Ну подожди же ты, — Леха схватил меня за руку.

Ощущаю себя неловко, хочется вырвать ладонь и бежать прочь, только бы не видеть взволнованную улыбку и нежную тоску в глазах.

Его чувства не настоящие, он ничего обо мне не знает, кроме одного — по какой-то причине я в него не влюблена. Аполлону все слишком легко дается, девчонки к нему слетаются как мотыльки на свет, я же досадное исключение из правил. Но он, конечно, может и не догадываться, что это не любовь, а всего лишь уязвленное самолюбие.

— Сходим куда-нибудь сегодня? — предложил Леха, не выпуская моей руки.

— Нет, прости, у меня курсы.

— А как насчет завтра?

— Не получится.

Любопытные ребята из школы глазеют на нас. Среди них несколько моих подружек. Когда я на очередной девичник притащила фотки Петрова, меня чуть ли не на руках носили. А потом Леха стал уделять мне много внимания, и подружки начали завидовать. Они хоть и стараются этого не показывать, но наши отношения стали натянутыми. Не со всеми, все-таки у меня их двенадцать штук, напряг только с самыми влюбленными в нашего Аполлона.

Я высвободила свою руку и пошла, пояснив:

— Я опаздываю.

— Мы могли бы… — начал он, я оборвала:

— Нет-нет, прости. Мне жаль.

— У тебя есть парень? — озадаченно спросил Леха, неотступно следуя за мной.

— Нет.

Петров нервно засмеялся и, заглянув мне в глаза, процитировал строки старой песни:

— «Или я хорош слишком для тебя, или, может, ты слишком скромная?» [3]

Я не сдержалась, улыбнулась. Искренне. А он красивый, правда. Я была бы счастлива посмотреть на него другими глазами…

Но, наверное, мне суждено в каждом искать то, чего никогда не найду.

— Я не принимаю отказов, — подмигнул мне Леха.

— А я редко меняю свои решения, — предупредила я.

— Мы идеальная пара! — Он остановился и самодовольно заявил: — Скоро ты это поймешь!

Я оглянулась:

— Если пойму, сообщу тебе!

Что бы он знал об идеальных парах?! Ровным счетом ничего. А я видела одну…

Глава 5

Красотка

Когда мы с Антоном окончили шестой класс, мамы в складчину купили домик в одной деревеньке, чтобы было куда вывозить нас на каникулы.

С нами по соседству жила старушка Шура Игнатьевна, а у нее огромная черная коза Манька.

Тоша катал меня на этой козе. Мне хотелось стать наездницей! Я садилась ей на спину, а он манил рогатую лопухом. Так мы развлекались, пока хозяйка не увидела и не нажаловалась нашим мамам. Они поругались-поругались да купили нам велосипеды. Мне красный, а Тошке синий.

Даже удивительно, как мы одиннадцать лет прожили без великов? Кажется, первый месяц мы вообще с них не слезали. Тетя Оля даже предложила: «А может, положите их рядом с собой в постели?»

Как-то раз мы уехали далеко-далеко, за два леса и три поля, на трассу. Машины там практически не появлялись, и весь асфальт гладкий, блестящий от солнца, принадлежал нам двоим. Так было здорово катить по пустой дороге, без усилий крутить педали, щуриться от солнца, вдыхать запах травы, цветов с полей.

Мы дурачились, давали друг другу «пять», шлепали по плечу, играя в пятнашки, обзывались всякими смешными прозвищами, кто остроумнее выдумает.

Я нагнала Тошу, потянулась, чтобы шлепнуть по плечу, но под колесом очутилась ямка, руль дернулся, я нажала на тормоза и, перелетев через руль, грохнулась на асфальт, прямо коленями. Мой вой, наверное, в Америке был слышен. Антон остановился, бросил велик и подбежал ко мне. У меня из коленок и ладоней шла кровь, содранная кожа висела как тонкие тряпочки, а из глаз градом текли слезы.

Тоша оттащил меня к обочине, посадил на траву, а сам засуетился вокруг. Он нарвал листьев подорожника, поплевал на них, затем приклеил к моим коленкам и ладоням. И все время гладил по плечу, порывался обнять, просил не плакать, пытался рассмешить, обещал, что подорожник меня мигом вылечит.

Мне стало полегче, но любое движение причиняло боль. Тоша спрятал наши велики в канаву у дороги, а сами мы выбрали на поле желтую от одуванчиков полянку и легли на траву. Антон был моей медсестрой. Он менял подорожники, каждый раз сперва обильно на них поплевав.

— Моя слюна лечебная, — заверял он, приклеивая очередной зеленый листик.

Мы лежали голова к голове, я ощущала исходившее от Антона тепло. По небу плыли тучи, и мы придумывали, на что они похожи. Тоше везде виделись драконы, а мне почему-то рыбки.

Я спросила его:

— Я плакса, да?

Он удивленно посмотрел на меня и сказал:

— Я сам бы расплакался, если бы так шлепнулся!

Я не поверила. Он никогда не плакал. Хотя нет, однажды я видела его слезы… не люблю вспоминать тот день. И не вспоминаю.

Домой пришлось возвращаться пешком, педали крутить я не могла.

Мы заявились поздно вечером, мамы поджидали у калитки. Как увидели нас, моя вскричала:

— Ну наконец-то!

— Наша идеальная парочка, — покачала головой тетя Оля, разглядывая прилепленные к моим коленкам подорожники.

От великов на какое-то время пришлось отказаться. Мы навещали козу Маньку и играли у дома в земельки. То же самое, что ножечки, только с камнем. Нож нам, конечно, никто бы не дал.