Страдать, чтобы простить - Донован Ребекка. Страница 48

Уехала за продуктами! У нас сегодня на пляже пикник… И я, возможно, разрешу тебе подержать меня за руку. Ха!

Интересно, какова будет реакция Сары, когда она узнает, что я уехала, не сказав куда? Тяжело вздохнув, я положила записку обратно на барную стойку. Затем полезла в шкаф за овсяными хлопьями, и тут меня внезапно стукнуло. Интересно, а как она доберется до магазина? У нее ведь нет машины!

— Ты можешь одолжить машину? — Сара налетела на меня прямо с порога, даже не дав толком вытереть мокрые волосы.

— Доброе утро, Сара. Очень мило, что зашла, — с некоторой долей сарказма в голосе произнес я.

Она решительно прошла в дом.

— Я знаю, что вела себя с тобой по-свински, и прошу прощения, — подбоченившись, начала она. — И давай забудем о тех злополучных двух годах, когда ты имел на меня зуб. Я торжественно обещаю, что больше не буду такой сучкой. Но только ты должен поклясться, что отстанешь от Эммы, если она не выдержит этого твоего ужасного двухнедельного испытания.

От такой наглости у меня глаза полезли на лоб. Хотя, если честно, Сара была в своем репертуаре.

— А что такого страшного она, по-твоему, способна сделать?

— Эван, я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать психическое состояние Эммы. Я пришла для того, чтобы помириться.

— И одолжить машину, — усмехнулся я.

— Да, — несколько вызывающе сказала она. — И одолжить машину.

Демонстративно скрестив руки на груди, она ждала моего ответа. И я вдруг забыл о ее просьбе. Я хотел получить ответы на свои вопросы. И вот теперь пришло время решать, какую цену я готов за это заплатить. Я сделал глубокий вдох и сказал:

— Ладно, я отстану от Эммы, если она не сможет это выдержать. У родителей Нейта в гараже есть «ауди». Ключи в вазочке на кухонном прилавке.

— Спасибо, — облегченно улыбнулась Сара. И уже по дороге на кухню она внезапно остановилась и повернулась ко мне: — Эван, я сожалею, что все так вышло два года назад. И хочу, чтобы ты знал: я осуждала ее поступок. И до сих пор считаю это самой большой ошибкой в ее жизни. Кажется, она тоже все прекрасно понимает, поскольку упрямо твердит, что поступила так ради твоего же блага. Чтобы защитить тебя.

— Защитить меня? Что…

— Хм, спасибо, что одолжил машину, — скривилась Сара.

— Сара! О чем ты говоришь?

— Блин! — тихо выругалась она. — Я наболтала лишнего. Прости. Она сама тебе скажет. Дай ей время.

Я лишь молча кивнул. Нет, я буду не я, если не добьюсь от Эммы объяснений. Но как, интересно, ей удалось внушить себе, что, порвав со мной, она тем самым меня защитила?

— Эмма, какого хрена?! — пробормотал я, глядя, как Сара выкатывает из гаража машину.

— Я недолго! — крикнула Сара, выехав на улицу, и после секундного колебания добавила: — Мы с Эммой весь день будем на пляже. Я как раз еду за продуктами для пикника… Если хочешь, присоединяйся.

Ага, значит, Сара предлагает раскурить трубку мира.

— Спасибо, я подумаю над твоим предложением, — ухмыльнулся я.

— Ну… Эмма сейчас дома… одна. — Сара сдержанно улыбнулась и нажала на газ.

Меня даже позабавила ее прямолинейность.

Я просматривала почту, которую еще в Уэслине вручила мне Анна, чтобы освободить место в своей дорожной сумке для запаса одежды на два дня. Конверты я выкидывала в мусорное ведро, специально принесенное для этой цели из ванной.

— Интересно, сколько кредитных карточек нужно человеку? — вздохнула я и взяла следующий конверт, который наверняка тоже пойдет на выброс.

Затем увидела знакомый почерк. Конечно, следовало выкинуть письмо, как и все предыдущие ее письма. Но я не смогла. Только не на сей раз.

Итак, я вынула из конверта сложенный листок бумаги и развернула. И внезапно почувствовала стеснение в груди. Мне вдруг стало нечем дышать.

Я постучался во входную дверь и подождал. Эмма не ответила. Я постучался еще раз — снова тишина. Осмотрев пустую подъездную дорожку, я осторожно повернул дверную ручку. Она поддалась. После секундного колебания я открыл дверь.

— Эмма! — Мне не хотелось пугать ее. — Эмма!

Тишина.

Я прикрыл дверь, прошел в гостиную и проверил веранду. Эммы там не было. Тогда я заглянул в спальню, и в глаза мне бросилась ее нога, безвольно свесившаяся с кровати.

— Эй, Эмма! — Я приблизился к кровати. — Сара сказала… — Но когда я увидел Эмму, мне пришлось ухватиться за дверной косяк, чтобы не упасть. — Эмма, что случилось?

Она тряслась как в лихорадке и глядела остекленевшими глазами на листок бумаги, который сжимала в руке. Словно выброшенная на сушу рыба, она судорожно хватала ртом воздух.

— Эмма! — (Ее подбородок дрожал от беззвучных рыданий.) — Дай посмотреть.

Я вынул из ее скрюченных пальцев лист бумаги. Она перевела на меня безжизненный взгляд, в ее страдальческих глазах было столько боли, что мне стало не по себе. Она лежала неподвижно, не издавая ни звука, и только крупные слезы текли по щекам.

Затем я внимательно изучил листок бумаги и, увидев имя Эмили, написанное торопливым почерком, стиснул зубы. Я оглянулся на Эмму, буквально корчившуюся от душевной муки.

Эмили!

Возможно, ты все же прочтешь это письмо. Ведь оно как-никак последнее. Надеюсь, к этому времени ты уже успела понять, что со мной сделала. Да-да, это сделала ты. Я больше не могла терпеть боль. Боль от одиночества. Боль от наплевательского отношения ко мне родной дочери, не желающей иметь со мной ничего общего. Боль от потери единственного человека, который меня когда-либо любил. Ведь это ты украла его любовь в день, когда родилась.

Лучше бы тебе вообще не появляться на свет. Ты заставила страдать всех на своем пути. И даже тех двух невинных детишек, которые так хотели тебя любить. Погляди на себя! В кого ты превратилась и скольким людям ты сломала жизнь?! Тебе не противно смотреть на себя в зеркало?

Ты убила меня, сразив наповал холодными словами ненависти. Ты убила меня, ни разу не ответив на письма, что я тебе посылала. Разве можно так ненавидеть собственную мать?! Я пожертвовала ради тебя всем, а ты отплатила мне черной неблагодарностью. Я всегда была для тебя недостаточно хороша. И вот теперь тебе придется жить дальше с осознанием того, что я лишила себя жизни именно из-за тебя.

Твоя любящая мама

Меня передернуло от отвращения.

— Нет! — взволнованно сказал я. — Эмма, нет, нет и нет! — Я не верил своим глазам.

Я присел возле Эммы, но она никак не отреагировала. От нервной дрожи у нее зуб на зуб не попадал. Я швырнул письмо, мне было противно дотрагиваться до бумаги с этими злобными, грязными словами.

Затем я обнял Эмму. Она упала мне на грудь, и я крепко прижал ее к себе.

— Не верь ей, — взмолился я, мой взгляд затуманился от слез. — Эмма, не верь ей. Не верь ни единому ее слову.

Но Эмма меня не слышала.

Глава 23

Молчаливая боль

Изо рта Эммы со свистом вырывалось тяжелое дыхание. Я крепко прижал Эмму к себе, поскольку ее колотил озноб, и прилег вместе с ней на кровать. Она не стала сопротивляться. Я прислонился спиной к высокому изголовью и устроил ее у себя на груди.

— Эмма, ты должна знать, что каждое слово в том письме пропитано ложью. Не позволяй ей причинять тебе боль, — шептал я, чувствуя, как ее волосы щекочут мои губы.

Но она продолжала дрожать. И у меня вдруг возникло такое чувство, будто в сердце воткнули горящий факел. Я ненавидел эту эгоистичную, мстительную женщину, которая, даже уходя из жизни, постаралась подвергнуть крестным мукам единственного человека, пытавшегося ее любить. Меня душила злость, но я постарался отогнать прочь негативные эмоции. Ведь Эмме сейчас нужно совершенно другое.