Страдать, чтобы простить - Донован Ребекка. Страница 81

Тихонько отталкиваясь ногой, я продолжал раскачиваться в гамаке, над головой чернело затянутое тонкой вуалью облаков ночное небо. Я старался не думать о том, что рано или поздно придется рассказать ей о своей жизни после того, как она меня бросила. Я знал, она ждет именно этого, что отнюдь не облегчало задачу. Но, быть может, если я открою ей душу, она сделает то же самое — и наконец расскажет то, что держит в строжайшем секрете.

Неожиданно я вспомнил о сообщении, что прислал ей Джонатан, и у меня внутри все перевернулось. Я никак не мог выкинуть его слова из головы. «Я прощаю тебя. Я скучаю по тебе. И сейчас, наверное, отдал бы что угодно, лишь бы услышать твой голос».

Джонатан никогда не нравился мне. Более того, я не доверял ему. И на то имелись веские основания. Она делилась с ним самым сокровенным. Поверяла ему свои тайны, о которых не могла рассказать мне. Однако здесь явно нечто большее… «Пожалуйста, скажи, что прощаешь меня».

Определенно, за этим что-то скрывалось, и, прежде чем мы сможем двигаться дальше и окончательно простить друг друга, она должна будет объяснить, в чем тут дело. Правда, сейчас его уже не было рядом с ней. Судя по его словам, он навсегда ушел из ее жизни. И все же он, несомненно, совершил нечто такое, что ранило ее душу.

Я лежала, уставившись в темноту, и думала о Джонатане. Я слышала, как громко стучит в груди сердце. Из головы никак не выходила жестокая сцена, невольной свидетельницей которой я стала. Целых два года я гнала от себя тяжелые воспоминания, словно отказывалась признавать содеянное нами. Я пыталась убедить себя, что, защищая его, я не могла поступить иначе. Я хранила секреты Джонатана, как свои собственные, поскольку обещала ему это сделать, и внушила себе, что мое молчание вполне оправданно. Я вспомнила об обугленных руинах его дома, где заживо сгорела его семья, и меня передернуло от отвращения. Вспомнила несказанную муку в его глазах, когда он признался в поджоге. Для Джонатана не было наказания страшнее, чем чувство гложущей его вины. Уж кому, как не мне, было знать, что? может сделать с человеком ненависть. Ведь кровь в моих жилах до сих пор была отравлена ядом ненависти.

Почувствовав, что мне не хватает воздуха, я взяла лежавший в ногах кровати плед и вышла в патио. Накинула плед на плечи, но так и не смогла унять дрожь во всем теле. Посмотрела на черное небо. Интересно, где сейчас Джонатан и преследуют ли его по ночам крики невинно убиенных? В глубине души я безумно переживала за него и не могла вот так просто отпустить. В глубине души я очень хотела найти его, однако понятия не имела, откуда начинать поиски.

Неожиданно я услышала какое-то странное поскрипывание. Прислушалась — звук повторился. Открыла калитку и вышла на террасу. Эван лежал в гамаке и тихонько покачивался.

— Привет. — Похоже, я застала Эвана врасплох — он едва не вывалился из гамака. Я виновато скривилась: — Прости, пожалуйста.

— Ничего страшного. Зато теперь я знаю, что ты чувствуешь, когда такое случается с тобой.

— Очень смешно, — поморщилась я. — Ну что, не спится?

— Нет, мысли мешают, — ответил я. — А тебе?

— Тоже. — Кутаясь в светло-зеленый плед, она придвинулась чуть ближе.

— Возможно, стоит поговорить о том, что произошло сегодня вечером, а? — вкрадчиво спросил я, когда она остановилась рядом с гамаком.

Ее темные глаза задумчиво блеснули.

— Не уверена, что у меня хватит пороху.

— Присаживайся на гамак, — немного подвинувшись, предложил я.

Эмма осторожно опустилась на гамак, откинулась на спину и поджала ноги.

— А ты можешь сказать нечто такое, что я всегда хотел знать? — Я два года прокручивал в голове этот вопрос.

— Что именно? — поинтересовалась Эмма.

Она сразу напряглась и, словно желая защититься, стянула плед на груди.

— А что тебе тогда снилось?

Я вспомнил те ночи, когда она просыпалась в холодном поту от собственных криков. Тогда, два года назад, ее кошмары преследовали и меня. Я буквально корчился от бессилия, поскольку не мог защитить любимую девушку от страшных снов.

Эмма слегка надула губы и вздохнула.

Уже целый год не было ночных кошмаров. Но зато появилась пустота в душе. Хотя никакой загадки тут нет. Я перестала бояться смерти, а потому ее лики больше не пугали меня.

— Мне снилось, будто я умираю, — объяснила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Будто меня снова и снова убивают. И я всегда просыпалась именно в тот момент, когда собиралась сделать последний вдох. Но ощущения ужаса и беспомощности были настолько реальными, что казалось, убежать от нее просто невозможно.

— От нее? — с горечью в голосе переспросил Эван. — Тебе снилась Кэрол?

Я зябко поежилась, ее имя острым ножом вонзилось в мое сердце.

— Как правило, да.

— Ненавижу эту женщину, — с надрывом в голосе произнес Эван. — В ту ночь я чуть было не убил ее, поскольку уже не контролировал себя. Наверное, это было написано на моем лице, так как Джордж тут же встал между нами. И тогда я сосредоточился исключительно на тебе. Я заклинал тебя снова дышать. Чтобы ты… — Он тяжело сглотнул и будто окаменел.

— Эй! — окликнула я Эвана. — Но я ведь здесь.

— Почему она тебя так ненавидела? Почему хотела заставить тебя страдать?

— Не знаю, — со вздохом сказала я.

— Или не хочешь знать? Не хочешь понять, что сделало ее законченной психопаткой. — Слова Эвана были пронизаны болью и гневом.

— Нет, — едва слышно проронила я. — Ее жестокость не поддается объяснению. Я не понимаю, за что она подвергала меня таким адским мучениям. Но прощать ее я тоже не собираюсь. Сейчас самое главное — понять, как жить дальше, ибо в противном случае придется признать, что ей таки удалось убить меня.

При этих словах я невольно вскинул голову:

— Что ты такое говоришь?! Ты ведь не считаешь, что заслужила смерти?! Ответь мне, Эмма!

— Я имела в виду несколько другое. — Ее голос звучал монотонно и слегка отстраненно, словно речь шла не о ней, а о ком-то другом. — Я не знаю, чего заслужила, а чего нет. Но я точно знаю, что продолжать жить — работа не для слабонервных, с которой я пока не слишком-то хорошо справляюсь. — Я был потрясен ее убитым голосом, но, прежде чем успел открыть рот, она добавила: — И как напоминание об этом я сделала татуировку. Причем еще тогда, когда страдала от ночных кошмаров. Она должна помочь мне не пропасть в нашем жестоком мире. Удержаться на поверхности.

— А можно посмотреть?

Эмма села, и я, упершись ногой в пол, зафиксировал гамак. Согнувшись чуть ли не пополам, она задрала футболку и обнажила наколку на боку. Я включил телефон и при тусклом свете экрана рассмотрел рисунок. Полумесяц, профиль мужчины с закрытыми глазами и изысканный фон из бесконечно повторяющихся слов: «Это только сон». Слова эти, повторяясь как заклинание, шли концентрическими кругами сверху вниз и неожиданно прерывались фразой: «Открой глаза и живи».

Я осторожно дотронулся до ее нежной кожи, сразу покрывшейся мурашками, и обвел пальцем вытатуированные крошечные качели, свисающие с букв последнего предложения.

— Быть может, мне следует вытатуировать: «Она по-прежнему дышит»? — прошептал я, когда Эмма опустила футболку.

— Помнишь, ты рассказывал о повторяющемся ночном кошмаре, в котором я постоянно уходила от тебя. Скажи, тебе тогда снилось, будто я умерла, да?

Я не хотел вспоминать о тех ночах, когда мне снилось, что я, опоздав всего на секунду, нахожу лишь ее хладное тело.

— Не всегда, — неохотно признался я. — Иногда мне снится, будто я везде ищу тебя, но не могу найти. И тогда я в панике просыпаюсь. А иногда… будто я опоздал… и из моей груди вырывают еще бьющееся сердце.

Я увидела, как застыл его взгляд при воспоминании о ночах отчаяния, и мне стало трудно дышать. Можно было только представить, каково это — очнуться от ночного кошмара и понять, что все это не сон. Я нежно погладила его по щеке, и он удивленно поднял на меня глаза.