Любящее сердце - Бэлоу Мэри. Страница 31

Дженнифер весело рассмеялась его неожиданному выпаду в сторону света.

Они были в центре внимания. Нет, Дженнифер это не казалось. Так оно и было. Все видели, что Лайонел смотрел на нее с обожанием. И ей было все равно: пусть видят, что она тоже боготворит его.

Все сомнения, если таковые имелись относительно чувств обрученных, были разрешены этим праздником. Вчера Лайонел был зол и раздражен. И этому имелось вполне понятное объяснение. Она сама была виновата. Но сегодня, сейчас, он больше не сердился и сумел показать свои истинные чувства – улыбкой, глазами.

Он не пришел на бал. Неудивительно. Она была уверена, что Лайонел и его отец позаботятся о том, чтобы он не приходил. И все же она испытывала громадное облегчение. Ее страшила перспектива вновь увидеть его. Сегодня она даже перестала слышать его голос у себя в голове. Сегодня она была абсолютно свободна от него.

Минут тридцать назад графа Рашфорда вызвали из бального зала. Дженнифер не придала этому особого значения, но, когда дворецкий зашел, чтобы пригласить виконта Керзи присоединиться к отцу в библиотеке, Дженнифер стало грустно оттого, что Лайонел, пусть с виноватой улыбкой и ласковым пожатием руки, был вынужден ее покинуть.

Керзи не было в зале в течение всего следующего танца, который Дженнифер протанцевала с Альбертом Бойлом. У них завязался довольно милый разговор, и Альберт, пожелав ей счастья, сказал, что она должна пожелать ему того же. Недавно он обручился с Розали Огден. Сэр Альберт был ей интересен уже по той причине, что он был одним из тех двух джентльменов, с которыми они с Самантой познакомились на следующий день по прибытии в Лондон. Дженнифер торопливо напомнила себе, что о втором из них вспоминать не должна.

Но несмотря на то что общество сэра Альберта Дженнифер находила довольно приятным, долгое отсутствие Керзи начинало ее тревожить. Если они не могли весь вечер танцевать друг с другом, то она могла бы по крайней мере смотреть на него. Сегодня он был одет в зеленый костюм – под цвет ее платья. Тетя Агата посчитала, что теперь, когда помолвка объявлена официально, Дженнифер не обязательно появляться только в белом. Бледно-зеленый вполне уместен. Немного нервничая, Дженнифер поглядывала в том направлении, откуда должен был появиться Лайонел, спрашивая себя, будет ли она всегда так беспокоиться, когда Керзи исчезнет из поля ее зрения хотя бы на несколько минут.

И затем он появился. В дверях. Вместе с отцом. Бледный как смерть, с мрачной решимостью на лице. Что случилось? Очевидно, что-то произошло. Плохие новости? Из-за них граф Рашфорд покинул зал? Он тоже выглядел угрюмым и мрачным. Губы поджаты.

Танец уже заканчивался, но она не могла подбежать к ним, чтобы узнать, что произошло. Это было бы неприлично. Сэр Бойл проводил ее к тете Агате, где она стала ждать Лайонела. Что же все-таки произошло? Бедный, бедный Лайонел!

Но как бы там ни было, хорошо, что бал близился к концу. Оставалось не больше двух-трех танцев.

Между тем граф Рашфорд в сопровождении своего сына, который шел чуть позади, миновал музыкантов и, взойдя на возвышение, развел руками, требуя тишины. В руке у него был лист бумаги. Лайонел с каменным лицом стоял рядом. Глаза его были опущены.

По залу прокатился шепот. Все повернулись к хозяину дома с напряженным вниманием. Дженнифер хотела было подойти к Керзи и Рашфорду, но, сделав шаг, остановилась.

– Мне неприятно делать объявление, которое разрушит настроение вечера. Наш праздник больше продолжаться не может. Он закончится раньше, чем планировалось, – сурово и четко произнес граф. – Но случилось нечто из ряда вон выходящее, и после консультации со своим сыном я намерен сообщить об этом публично и без промедления.

Зал возбужденно зашелестел. Дженнифер почувствовала, как сердце ее забилось часто-часто. Кровь стучала в ушах.

– Час назад сюда принесли письмо, – сказал граф, чуть выше поднимая лист бумаги, – и один из моих слуг вручил его мне, вместо того чтобы отдать… кое-кому из… гостей. К счастью, мои слуги оказались верными. И письмо, и взятка были переданы мне.

«Что же это такое? – думала Дженнифер. – Что может быть в письме такого, что столь необходимо предать огласке?»

В зале перешептывались. Каждый из присутствующих задавал себе тот же вопрос. Она принялась обмахиваться веером, но прекратила, заметив, что все вокруг затихли.

– Я прочту это письмо, если вы уделите мне несколько минут внимания.

Граф, держа письмо на вытянутой руке, принялся читать.

– «Моя любовь, ваши страдания почти подошли к концу, этот фарс, через который вам пришлось пройти. Завтра мне удастся увидеть вас наедине. Мы будем любить друг друга, как любили всегда, когда нам удавалось остаться вдвоем. Я снова буду держать вас в объятиях и целовать. И мы снова станем строить планы о том, как скрыться от посторонних глаз и любить друг друга, как нам того хочется. Простите мне мою неосторожность. Но я вынужден был отправить вам это послание, поскольку не смог прибыть лично. Мне посоветовали держаться от вас подальше, после того как мы допустили определенную вольность. Я позабочусь о том, чтобы мой посыльный передал достаточную сумму для того, чтобы мое письмо попало по назначению – в ваши руки, а после прочтения – в ваше сердце. Знайте, я сейчас мысленно с вами. До завтра, любовь моя. Торнхилл».

Дженнифер стояла очень тихо. Все, что происходило, было выше ее понимания, она лишилась способности соображать.

– Мой слуга получил взятку, – торжественно провозгласил граф Рашфорд, – чтобы вручить сие послание мисс Дженнифер Уинвуд.

Она превратилась в камень. Или в ледяную глыбу. Она слышала возгласы возмущения, но не воспринимала их. К ней это не имело никакого отношения.

– В течение последних дней мой сын не раз замечал то, что принимал за неприятные, но безобидные ошибки, вызываемые юностью и неопытностью. Как человек чести, он не разрывал договора с мисс Уинвуд и оберегал ее имя от позора и бесчестья. Оказалось, что его грубо предали. Нас предали. Наши семьи связывала многолетняя дружба. Теперь эта дружба поругана. Я хочу заявить о том, что с этого момента мою семью и семью, к которой принадлежит мисс Уинвуд, больше ничто не связывает. Помолвка, объявленная ранее, более не существует. Доброй ночи, дамы и господа.

Вы простите меня, уверен в этом. Сегодня больше нечего праздновать.

Лайонел стоял рядом с отцом. Он выглядел неприступно и мрачно. Как всегда, он был ослепительно красив в своей суровой отрешенности. Дженнифер владело ощущение, что она наблюдала за тем, что происходит, откуда-то сверху и видела в этом зале себя, вернее – свою телесную оболочку. Ей казалось, что она по-прежнему не имеет никакого отношения к только что разразившемуся скандалу.

Граф Рашфорд стоял на возвышении, расставив для прочности ноги, и смотрел на уходящих гостей. Никто из них не подходил к нему. Вероятно, все были слишком смущены для выражения сожалений или сочувствия. Или, что тоже вероятно, спешили выбраться отсюда, чтобы как можно быстрее поделиться сведениями о том, что произошло, со знакомыми. Все уходили. Большинство даже не смотрели в ее сторону. Казалось, всех охватило непреодолимое чувство неловкости.

Затем кто-то взял ее за кисть мертвой хваткой – это была тетя Агата – и кто-то с другой стороны взял ее за локоть так, что Дженнифер решила: затрещат кости, – это был отец, и они потащили ее быстрее, чем она могла двигаться. Как-то так получилось, что, хотя все уходили одновременно, никто не загораживал им проход. Все отшатывались от них, будто Дженнифер, ее отец и тетя внезапно заболели чумой.

В одно мгновение они оказались в карете: отец рядом с ней, тетя Агата напротив, Саманта – рядом с тетей Агатой.

– У меня в конюшне есть плеть, – тихо сказал отец. – Готовьтесь, мисс. Когда мы приедем домой, я попробую ее на вас.

– О нет, дядя! – взмолилась Саманта.

– Джеральд, – заступилась за нее тетя Агата.

– Молчать! – приказал отец. Всю дорогу до дома никто более не проронил ни слова.