Повелитель пустыни - Сингх Налини. Страница 21

Эта мысль подстрекнула Джасмин наклониться чуть дальше и будто бы бессознательно скрестить ноги. Как она и рассчитывала, халат на коленях распахнулся, полы его соскользнули, и она оказалась практически обнаженной.

— Ничего, просто мне пришли в голову кое-какие последние модели для подиума.

Грациозным жестом она отложила кисточку и взяла губную помаду. Округлив губы чуть заметнее, чем обыкновенно, она обдуманно медленными движениями принялась обновлять матово-бронзовый оттенок, чтобы губы казались полными и влажными. Она помнила, что мужу больше всего нравится целовать ее, когда на ее губах нет помады. А этот вечер посвящен ему. К концу ужина глянец сотрется, а сейчас этот бронзовый блеск сыграет свою зовущую роль.

Тарик кашлянул и переменил позу, но не отступил. Это показалось ей добрым знаком. Вот только где нужно остановиться? Только бы Тарик не разгадал ее план до той минуты, когда — ее волей-они окажутся в постели. Она усмехнулась.

— Чему ты смеешься? — хрипло спросил он.

Этот тембр — хороший знак.

— Вспомнились кутюрье-гомосексуалисты и их представления о формах женского тела. — Джасмин решительно тряхнула головой. Она гордилась тем, что ей удалось сохранить трезвую голову, в то время как ее гормоны устроили настоящую бурю. — Вот. — Она провела рукой по груди и бедру, помешкав лишнюю долю секунды. — Мы с тобой уже говорили о женских округлостях, помнишь?

— Да.

Ей показалось, что у Тарика слегка перехватило дыхание.

— Так почему же... — Ее рука остановилась на влекущих изгибах в месте, едва прикрытом распахнутыми полами атласа. — Откуда взялась тенденция к прямым углам и прямым краям?

Тарик не ответил, и Джасмин взглянула в зеркало. Он еще не успел встретиться с ней взглядом, а она уже с ликованием отметила, что на его щеках появился румянец. Он смотрел на ее бедра из-под опущенных век. Не исключено, что он позабыл, о чем только что шла речь. Превосходно.

— Думаю, ты права, — наконец проговорил Тарик.

Джасмин быстро кивнула и вновь занялась макияжем, не забывая о том, что Тарик смотрит в зеркало. Ей было непросто сохранять невозмутимое лицо, но силы ей придавало стремление поддерживать в Тарике ту же чувственную жажду, что владела ею самой. Не спеша она покончила с косметикой, поднялась и подошла к платяному шкафу. Ее удивило и обрадовало, что Тарик в ожидании прилег на кровать, заложив руки за голову. И опять его поза напомнила ей о пантере, расслабленной, но исполненной скрытой силы.

Лишь открывая дверцы шкафа, она разрешила себе нахмуриться. Как же ей удастся обольстить его, если он ее не видит? Кровать располагалась в комнате так, что шкаф оттуда не был виден.

Джасмин сняла с вешалки почти прозрачную голубую юбку. Два слоя шифона делали эту прозрачность приемлемой с точки зрения приличий. Эту юбку Джасмин никогда прежде не надевала. Но сегодня ей предстояла битва.

К юбке она надела топик с отороченными серебристой тесьмой рукавами свободного покроя, который открывал грудь, оставляя открытым и живот. Поскольку одежда была облегающей, Джасмин не стала подыскивать бюстгальтер. В результате любой наклон головы неоспоримо доказывал факт его отсутствия.

Вынырнув из шкафа, Джасмин поспешно бросила выбранные предметы одежды на стул. Они едва не полетели на пол. И только тогда она вспомнила, насколько наблюдателен ее Тарик.

Пусть она скрыта от его взгляда, зато зеркало открывает перед ним полный обзор. Она невольно притронулась к поясу халата. До нее донесся какой-то звук, означавший, что Тарик повернулся на кровати, и ее пронизала запоздалая тревога. Поддразнивать его — одно дело. А сможет ли она пойти на неприкрытый стриптиз?

Боясь потерять кураж, она сбросила халат. Наклонившись, чтобы поднять его и швырнуть на спинку стула, она услышала сдавленный вздох. Взяв трусики, Джасмин заставила себя заговорить:

— Где мы будем ужинать?

Она натянула еле заметные трусики из кружевного атласа, разгладила их на животе дрожащими пальцами и схватила юбку.

Но она не стала надевать юбку через голову, а ступила в нее ногами. Перед ее мысленным взором возникло зрелище, которое она собой представляла. Щеки ее вспыхнули. Но, может быть, полумрак скроет от Тарика эту предательскую краску...

— Я собирался поужинать с Хиразом и Мумтаз. Но теперь передумал. Нам накроют в нашей отдельной столовой.

От Джасмин не укрылась его повелительная интонация. Таких ноток она не слышала две недели. Прежде эти нотки говорили ей, что Тарик смотрит на нее как на вещь. Но теперь она начала понимать, что Тарик останется таким даже с женщиной, которую любит. Это в его природе. И она решила про себя, что смогла бы привыкнуть к чертам защитника и собственника. В конце концов, это почти то же самое, что проявление заботы.

— Хм-м...

Она застегнула молнию на юбке, взяла топик и слегка повернулась — так, чтобы Тарик мог видеть ее грудь, а лицо оставалось бы в тени. Ей пришло в голову, что она заслужила медаль за храбрость. Кто бы мог поверить, что тихая, нерешительная Джасмин способна соблазнять своего сурового супруга такой вот кричащей демонстрацией. Уж она бы точно не поверила.

Джасмин застегнула на топике пять белых хрустальных пуговиц, удивляясь тому, как туго эта вещица обтягивает грудь.

В последнюю очередь она надела арабские сандалии, которые так легко сбросить: ведь в приватной столовой шейха много больших подушек.

— Я готова.

К счастью, ее голос прозвучал без вызывающей хрипотцы.

— Некуда спешить.

Голос Тарика показался ей безмятежным. Но не ошиблась ли она? А если он за ней не наблюдал?

Джасмин подошла к кровати, положила руки на талию и повертелась перед Тариком.

— Что скажешь?

Он непринужденно согнул ногу в колене, но движение вышло недостаточно быстрым, и Джасмин успела разглядеть под его брюками несомненный признак возбуждения.

— Великолепно.

Ровный голос Тарика не обманул ее.

— Ну... по-моему, нужны какие-то украшения.

Когда Джасмин шла к туалетному столику, ей понадобилось немалое самообладание, чтобы изобразить непринужденность. Она даже не взглянула на себя в зеркало, чтобы не встречаться взглядом с Тариком и случайно не выдать себя. Из встроенного шкафчика для драгоценностей она вынула ожерелье и надела его. На вид оно казалось милым, но ничем не примечательным, если не считать длинного отшлифованного кристалла Розы Зюльхейля, который лег между ее грудей.

— Пойдем, лежебока, я умираю от голода.

Джасмин прошла в комнату Тарика, жестом пригласив его следовать за собой. В малую столовую можно было бы пройти по коридору, но она не устояла перед искушением провести Тарика мимо огромной двуспальной кровати. Кроватью, стоявшей в ее собственной комнате, никто не пользовался, за исключением той недели, которую Тарик провел в Париже.

— Да я тоже, — услышала она за спиной.

Тарик поднялся. Он был явно далек от апатии. Что ж, голодный хищник вполне ее устраивал.

Она взялась за ручку двери, ведущей в столовую, но Тарик перехватил ее руку и всем своим мощным торсом прижал ее к двери.

— Подождешь здесь, пока обслуга закончит.

— А что такого? Я бы помогла им.

Тарик крепче стиснул ее запястье.

— Ты подождешь здесь.

Он развернул ее к себе и помешал возразить вновь, запечатав рот поцелуем. Потом бросил на нее строгий взгляд и, войдя в столовую, захлопнул за собой дверь.

Джасмин притронулась к дрожащим губам. Он уже давно не целовал ее так. Она прислонилась к стене, чувствуя, что у нее подгибаются колени. Его прикосновение все еще жгло ее запястье.

— Пожалуй, на этот раз я с этой наглостью справлюсь, — произнесла она вслух.

Ее губы изогнулись в улыбке. Но почему он запретил ей входить в столовую? Мельком взглянув в зеркало, она ахнула. И бросилась к себе в комнату, чтобы чем-нибудь прикрыть себя. Юбка была неприемлемо прозрачной. Она была совершенно, абсолютно, скандально прозрачной. Очертания ее ног были видны очень ясно, а при движениях ткань скорее открывала то, что должна была скрывать. Ничего не скрывали и несерьезные кружевные трусики. Сквозь голубую газовую ткань просвечивали выбивавшиеся из-под них темно-рыжие кольца волос.