Жестокий ангел - Кендрик Шэрон. Страница 2
Конечно, прийти мог кто угодно: актеры, режиссер или суфлер. Всем хотелось узнать, как она себя чувствует после неожиданного недомогания. Но Крессида знала наверняка, что это некто другой. Так стучать в дверь мог один-единственный мужчина – не громко и настойчиво, а тихо и уверенно. Этот стук был своего рода визитной карточкой человека, которому не нужно было криками добиваться того, чего он хотел. Да, несомненно, это был Стефано, привыкший получать именно то, что хотел, и именно так: спокойно и решительно.
Она широко распахнула дверь, собрав в кулак всю свою волю. Крессида знала, что самым действенным оружием сейчас будет вежливое безразличие.
– Привет, Стефано, – прохладно сказала она.
Черные брови взметнулись дугами.
– Это так-то ты встречаешь своего мужа! Огорчительно! Я надеялся на что-нибудь более теплое.
В его устах это слово прозвучало почти оскорбительно. Мягкий итальянский акцент заставил ее вздрогнуть от оживших в ней воспоминаний. Она молила Бога, чтобы суметь ответить по-деловому и бесстрастно.
– О том, что я замужем, мне напоминает одна лишь фамилия, – сказала она. – Более двух лет мы живем врозь, и по закону я имею полное право на развод. Ты ведь это понимаешь, Стефано?
Наконец-то она это произнесла. В темных глазах промелькнула искра злости, тут же погасшая.
– Я слишком хорошо это понимаю, дорогая, – ответил он тихо. В его голосе звучала угроза. – Но развод для меня ничего не значит. В глазах церкви и… – тут его голос понизился до бархатного шепота, – в моих глазах мы всегда останемся мужем и женой и будем наслаждаться всеми теми бесконечными радостями, которые предоставляет брак.
Стефано стоял в узком дверном проеме, опираясь о косяк, будто имел все права находиться тут. Но Крессида знала его слишком хорошо и понимала, что, несмотря на эту видимую непринужденность, его мышцы под гладкой загорелой кожей напряжены.
Внешне он мало изменился, подумала она. Разве что черты лица стали немного тоньше. Лицо Стефано, относительно молодого мужчины, никогда не отличалось нежностью, характерной для молодости. Взгляд его суровых сверкающих глаз был прозорлив, а красивый рот всегда был искривлен в привычной циничной усмешке. Она никогда не могла представить его счастливым, беззаботным мальчишкой. Перед ней всегда был сдержанный, спокойный мужчина, который точно знал, чего хочет. Она вглядывалась в его карие глаза, пытаясь отыскать в них хотя бы намек на то, почему он здесь оказался, но не увидела ничего, кроме вспышки одного-единственного чувства, сохранившегося в ее памяти, – страсти.
Усилием воли она заставила себя сохранять спокойствие. В конце концов, они находились в центре оживленного английского города, в театре, в окружении коллег. Он мог бы с успехом добиться, чтобы она почувствовала себя попавшей в западню, в какой-нибудь заброшенной хижине в горах на севере Италии, вдали от цивилизации, но сейчас явно не тот случай. Стоило ей лишь повысить голос, как люди тут же сбежались бы ей на помощь. Если б она начала кричать, об этом сразу же стало бы известно журналистам, что было бы не на пользу профессиональной и личной репутации Стефано, крупного и удачливого бизнесмена. Можно представить, какой знаменательный день был бы у газет, выйди они с подобной сенсацией.
Единственная проблема заключалась в том, что он не сделал ничего, что хоть в малейшей мере переходило бы границы. И он знал об этом. Он рассматривал Крессиду с особым, выводившим ее из себя удовольствием.
– Какой у тебя сердитый вид, – забавлялся он. Его красивые зубы сверкали белизной на фоне оливковой кожи. – Я обожаю этот твой взгляд, – прошептал он. – Ты часто смотрела так, перед тем как мы…
Ее щеки залила краска, и она готова была закрыть ладонями уши.
– Замолчи! – оборвала Крессида, ужаснувшись, что его слова заставят ее представить то, что он собирался описать. Если бы она вспомнила, то не смогла бы больше контролировать себя. – Считаешь ты или не считаешь, что мы разошлись, – это твоя проблема. Но это факт. По английскому закону – мы в разводе.
Она все-таки заставила себя спросить:
– Почему ты здесь, Стефано? – но ожидаемого ответа не последовало.
Молчание затягивалось. Взгляд его темных глаз медленно и вначале бесстрастно скользил вниз по ее телу, но потом задержался на ее груди, которую подчеркивал жесткий лиф купальника. Затем его взгляд с интересом остановился на плоском животе, опустился еще ниже, и загоревшиеся глаза стали разглядывать плавные изгибы ее обнаженных бедер.
Щеки Крессиды пылали от его дерзости.
– Насмотрелся? – съязвила она, зная, что ему это не понравится.
Стефано цинично изогнул губы.
– Вряд ли, – пробормотал он. – По-моему, я почти ничего и не увидел. Но другие… эти… – тут он произнес что-то по-итальянски.
Этого слова Крессида никогда прежде не слышала.
– Извини, не поняла? – Она надменно подняла брови.
Его глаза сузились.
– Ты могла бы назвать их своими воздыхателями, – прошипел он.
– Воздыхателями? – презрительно передразнила она его. – О чем ты говоришь, черт возьми?
– О тех, кто пришел поглазеть на тебя.
Она громко засмеялась.
– Перестань, Стефано, я вполне прилично одета.
– Тебе они нравятся? – неожиданно спросил он тихим голосом, внушающим опасение.
Она растерялась.
– Кто – они?
– Мужчины в зрительном зале, которые смотрят на тебя, хотят, чтобы ты оказалась рядом с ними ночью, в постели. Это волнует тебя? Да?
Она хотела было просто отвернуться, но он остановил ее, слегка дотронувшись до ее руки. Крессиду это легкое прикосновение не обмануло – за ним скрывалась железная воля.
– Ведь так? – настаивал он. – Тебе нравится, что они смотрят на твою… грудь?
Крессида задохнулась, когда он протянул руку и, как бы между прочим опытным движением обведя вокруг соска, накрыл ею грудь. Когда дело доходило до ласк, по многолетнему опыту и благодаря инстинкту, который никогда ему не изменял, Стефано знал, как удержать ее в своих объятиях. У Крессиды подкосились ноги, когда удовольствие, которое доставил ей Стефано, пламенем охватило все ее тело… Это было так давно. Так давно…
Он молчал, как будто чувствовал, что слова стали бы помехой и вернули бы их к действительности. За него говорили пальцы, с волнующей осторожностью двигаясь по тонкой ткани купальника. Он медленно наклонил голову и с наслаждением поцеловал ее шею, потом нежно коснулся языком мочки уха и наконец завладел ее губами, заставляя Крессиду поверить, что его желание так же пылко, как и ее. Презирая свою слабость, она отдала себя во власть этого поцелуя, отвечая Стефано поцелуем, полным давно сдерживаемой страсти, будто он был последней истинной ценностью в мире.
Даже в худшие времена, а таковых было предостаточно, Стефано всегда обладал способностью вызывать у нее ответное чувство. Он был ее учителем, ее наставником. Он научил ее искусству любви, и тут никто, никто не мог его заменить.
Стефано вновь заговорил:
– И вот сюда. – Его рука скользнула вниз по мягкой плоти ее бедер. – Тебе нравится, когда смотрят сюда?
Он говорил, а она чувствовала на своих губах его теплое дыхание. Он умышленно обижал ее и все же вызывал в ней такое желание, что ей пришлось ухватиться за его крепкие плечи, чтобы не упасть, обессилев, к его ногам.
– Как ты думаешь, они не прочь бы заняться с тобой тем, чем собираюсь заняться я, а? – Пальцы Стефано оказались уже под купальником, нащупав сладостную влагу. Крессида приглушенно застонала и крепко обвила руками его шею.
– Стефано! – вскрикнула она, уткнувшись ему в плечо.
Благоразумие покинуло ее, она была не в силах отказаться от счастья, которое он ей доставлял. Ее губы беспомощно прижались к его шее.
– Стефано… Нет! Мы не должны… Ты ведь знаешь, мы не должны. – Это была мольба, но не вполне искренняя, и они оба знали об этом.
Настойчивые движения руки прекратились, и он холодно оттолкнул Крессиду, которая, не веря своим глазам, наблюдала, как он спокойно подошел к зеркалу над раковиной, поправил галстук, посмотрел на дорогие золотые часы, а потом с усмешкой на нее.