Братья по крови - Робертс Нора. Страница 15

А в личном плане, подумала Куин, выключая ноутбук перед тем, как лечь спать, она не поддалась искушению поцеловать этого чертовски привлекательного Калеба Хоукинса. К сожалению.

То есть она осталась высокопрофессиональной и неудовлетворенной.

Переодевшись во фланелевые штаны и футболку, Куин заставила себя выполнить пятнадцатиминутный (ладно, десятиминутный) комплекс упражнений пилатеса, затем посвятила пятнадцать минут йоге и забралась под сказочное пуховое одеяло, устроившись на пирамиде мягких подушек.

Потом взяла с прикроватной тумбочки книгу и читала, пока не начали закрываться глаза.

В полночь Куин сунула в роман закладку, выключила лампу и уютно устроилась в своем гнездышке.

Как всегда, заснула она мгновенно.

Куин ничего не имела против снов. Ей всегда нравился нереальный, праздничный мир сновидений. Она воспринимала сны как увлекательное приключение, не требующее физических усилий. Поэтому, когда она увидела себя, стоящей на извилистой тропинке в густом лесу, в окружении посеребренных лунным светом листьев и стелющегося по земле тумана, на периферии ее сознания мелькнула мысль: «Ура! Начинается».

Ей показалось, что она слышит хриплый, отчаянный шепот, но слова были неразличимы.

Она брела по озерцам тумана, и воздух казался мягким, словно шелк. Голоса не стихали, притягивая ее. Казалось, пронизанная лунным светом ночь повторяет одно-единственное слово, и это слово — «бестиа» [10] .

Куин снова и снова слышала его, пробираясь по извилистой тропинке среди шелковистого воздуха и отливавших серебром деревьев. Она ощущала некое сексуальное влечение, внутренний жар, увлекавшие к тому, что звало ее в ночи.

Два или три раза ей показалось, будто в воздухе разнесся шепот: «Беатус» [11]. Этот звук ласкал кожу. Она ускорила шаг.

Из-за освещенных серебристым светом луны деревьев вынырнул черный филин — громадные крылья вспарывали мягкий воздух, повеяло холодом, и Куин задрожала. И — даже во сне — испугалась.

Подул ледяной ветер, и она увидела на тропе распростертого оленя с золотистой шкурой. Кровь, вытекавшая из его перерезанного горла на землю, влажно блестела в ночи и казалась черной.

Сердце Куин наполнилось жалостью. Такой молодой, красивый, подумала она и заставила себя подойти. Кто бы мог это сделать?

На мгновение мертвые, неподвижные глаза животного прояснились, засияли золотистым светом. Олень посмотрел на нее, и взгляд его был исполнен такой печали, такой мудрости, что горло ее перехватил спазм.

Снова голос: на этот раз он не разносился по воздуху, а прозвучал прямо у нее в голове. И снова всего лишь одно слово: «Девовео» [12].

Затем деревья вдруг сбросили листву, а ветки и стволы покрылись коркой льда; свет из серебристого стал серым. Тропинка — или Куин — свернула к небольшому озерцу. Вода была черной как сажа, и свет ночного неба проваливался в глубину, поглощаясь без остатка.

Позади озерца стояла молодая женщина в длинном коричневом платье. Волосы ее были коротко острижены и торчали во все стороны. Склонившись к берегу пруда, она набивала карманы платья камнями.

— Эй! — крикнула Куин. — Что ты делаешь?

Девушка продолжала собирать камни. Приблизившись, Куин увидела глаза незнакомки, наполненные слезами — и безумием.

— Проклятье. Не надо. Не делай этого. Подожди. Просто подожди. Поговори со мной.

Девушка повернула голову, и Куин с ужасом поняла, что у незнакомки ее лицо.

— Он не знает всего, — сказала сумасшедшая. — Он не знает тебя.

Она вытянула руки, и ее тонкое тело, отягощенное камнями, стало медленно наклоняться, пока не коснулось черной воды. Пруд поглотил ее, словно ненасытная утроба.

Куин прыгнула за девушкой — а что еще она могла сделать? Задержав дыхание, приготовилась к шоку от соприкосновения с ледяной водой.

Но вместо холода ее ждала яркая вспышка и звук, похожий на гром или рев голодного зверя. Куин стояла на коленях на поляне перед выступавшим из земли камнем, похожим на алтарь. Пламя бушевало вокруг, проносилось над головой, пронизывало ее, но жара она не чувствовала.

Сквозь языки огня проступили две фигуры, одна черная, другая белая, схватившиеся друг с другом, словно обезумевшие животные. Земля с треском расступилась и, подобно жадной глотке пруда, поглотила их.

Провал расширялся, приближаясь к ней, и Куин закричала. Цепляясь за землю, она подползла к камню, обхватила его руками.

Камень раскололся на три равные части, и она, кувыркаясь, полетела в разверстую пасть земли.

Куин проснулась на своей уютной постели — ноги запутались в простыне, пальцы намертво, словно от этого зависела ее жизнь, вцепились в столбик.

Дыхание с астматическим присвистом вырывалось из груди, а сердце билось так быстро и сильно, что кружилась голова.

Сон, всего лишь сон, повторяла Куин, но все равно не могла заставить себя отпустить столбик кровати.

Крепче сжав пальцы, она прислонилась щекой к деревянной поверхности и закрыла глаза, пока дрожь, сотрясавшая тело, не ослабла.

— Славное приключение.

Языческий камень. Вот где она оказалась в конце сна — сомнений в этом быть не могло. Куин узнала камень по фотографиям. Неудивительно, что ей приснился страшный сон о нем и об этих лесах. И пруд… Кажется, в ее записях есть что-то о женщине, утонувшей в нем? Пруд даже назвали ее именем. Озеро Эстер. Нет, пруд Эстер.

Все это укладывалось в логику сна.

Да, славное приключение, но хорошо бы оно больше не повторялась.

Куин посмотрела на будильник, который брала с собой в поездки, — светящиеся стрелки показывали двадцать минут четвертого. Три часа утра, подумала она, самое бестолковое время, худший период для бодрствования. Поэтому нужно проявить благоразумие и попробовать снова заснуть. Расправить простыни, глотнуть прохладной воды и отключиться.

Слишком много нервных встрясок для первого дня.

Она встала, попыталась хоть немного расправить простыню и пуховое одеяло, затем повернулась, собираясь набрать в ванной стакан воды.

Крик был беззвучным. Он раздирал ей мозг, но ни один звук не мог прорваться сквозь застрявший в горле горячий ком.

Из темного окна на нее бесстыже скалился мальчик. От прижатых к стеклу лица и ладоней ее отделяло лишь несколько дюймов. Куин увидела язык, жадно облизавший белые острые зубы, увидела горящие красные глаза, которые казались такими же бездонными и ненасытными, как провал земли, пытавшийся проглотить ее во сне.

Колени у нее подогнулись, но Куин боялась, что если упадет, то это существо разобьет стекло и, подобно злобному псу, вонзит зубы ей в горло.

Она подняла руку и древним жестом попыталась оградить себя от зла.

— Уходи отсюда. — С губ слетал едва слышный шепот. — Оставь меня.

Мальчик рассмеялся в ответ. Куин услышала отвратительное хихиканье, увидела, как затряслись его плечи. Затем он оттолкнулся от стекла и описал медленную дугу, перекувыркнувшись в воздухе. Завис над спящей улицей. А потом… схлопнулся — другого определения Куин подобрать не могла. Сжался в черную точку и исчез.

Куин бросилась к окну и рывком опустила штору, закрывая все стекло. Затем села на пол и, дрожа, прислонилась к стене.

Почувствовав, что ноги наконец ее слушаются, она поднялась, опираясь на стену, и поспешила к другим окнам. Опустив все шторы, Куин пыталась унять бурное дыхание и убедить себя, что комната не выглядит заколоченным ящиком.

Потом налила воды в стакан — очень хотелось пить — и залпом выпила два полных стакана. Немного успокоившись, окинула взглядом задернутые окна.

— Пошел ты, маленький ублюдок.

Взяв со стола ноутбук, Куин вернулась на прежнее место на полу — ниже подоконника она почему-то чувствовала себя в безопасности — и принялась подробно описывать свой сон и существо, прижимавшееся в ночи к оконному стеклу.