Братья по крови - Робертс Нора. Страница 42
— Конечно, не все сведения, содержащиеся в дневниках, которые мы изучаем, имеют прямое отношение к делу. — Куин, вскинув брови, посмотрела на Фокса. — Но однажды, когда случится авария на электростанции, меня попросят сделать сальную свечу. А под прогрессом я подразумевала массу интересной информации в дневниках Энн.
— Мы их читали, — заметил Кэл. — Много раз.
— Вы не женщины. — Она подняла палец, предупреждая возражения. — Да, Эсси женщина. Но она потомок Энн и прочно связана с городом и его историей. И сколько бы она ни пыталась быть объективной, некоторые нюансы могли от нее ускользнуть. Первый вопрос: где другие дневники?
— Других не было.
— Не согласна. Их просто не нашли. Эсси сказала, что эти тетради ей передал отец, поощрявший ее любовь к книгам. Я ей перезвонила, чтобы проверить. О других он не упоминал.
— Если бы они существовали, — не сдавался Кэл, — он бы их отдал.
— Если бы они у него были. С семнадцатого по двадцатый век — это большой промежуток времени, — заметила Куин. — Вещи перемещались, терялись, выбрасывались. Судя по записям и преданиям, передававшимся в вашей семье из уст в уста, Энн Хоукинс почти всю жизнь прожила в доме на Мейн-стрит, где теперь располагается местный клуб, а раньше была библиотека. Дневники, библиотека — это интересно.
— Ту библиотеку Эсси знала как свои пять пальцев, — возразил Кэл. — В ней просто не могло быть книг, которых она не видела. Не говоря уже о дневниках. — Он покачал головой. — Эсси бы их не пропустила.
— Разве что она их не видела. Возможно, они были спрятаны или — просто предположим — не ей было предначертано их найти. Кому-то другому и в другое время.
— Сомнительно, — покачал головой Фокс.
— Но стоит проверить. Кстати, Энн не ставила даты в своих дневниках, так что нам с Лейлой пришлось этим заняться — опираясь на сведения о ее сыновьях. Первые записи относятся к тому времени, когда мальчикам было два или три года. В следующем дневнике им уже пять — потому что она пишет об их пятом дне рождения. А последние записи в дневнике сделаны, когда им почти семь. Третья тетрадь была написана, когда дети уже выросли. Мы думаем, сыновьям Энн было лет шестнадцать.
— Большой перерыв, — вставила Лейла.
— Может, за эти годы не произошло ничего важного, — предположил Кэл.
— Не исключено, — кивнула Куин. — Но я готова поспорить, что Энн записывала все: и как варить черносмородиновое варенье, и каждую проделку троих сыновей. Но важнее — по крайней мере, я так думаю — понять, существовали ли дневники, относящиеся к тому периоду, когда она жила с Дентом, рожала детей, и к первым двум годам их жизни. Можно не сомневаться, что это были интересные времена.
— Энн вспоминает о нем, — тихо произнесла Лейла. — О Джайлзе Денте. Снова и снова, во всех дневниках. Пишет о нем, о своих чувствах к нему, о том, как он является ей во сне.
— И всегда в настоящем времени, — прибавила Куин.
— Тяжело терять любимого человека. — Фокс вертел в руке пивную бутылку.
— Конечно, только Энн пишет о нем постоянно, как будто Джайлз жив. — Куин перевела взгляд на Кэла. — Это не смерть. Мы говорили об этом — Дент нашел иной способ существования вместе с тем, другим. Чтобы сдерживать его, смирять, подавлять — не знаю, как правильно. Очевидно, Дент не может — или не хочет — убить или уничтожить его, но и тот, в свою очередь, не способен избавиться от Дента. Джайлз Дент придумал, как продлить свое существование, чтобы укротить врага. Возможно, с одной этой целью. Энн знала это. Она знала, что сделал Джайлз и — я не сомневаюсь — как.
— Ты не принимаешь в расчет любовь и скорбь, — заметил Кэл.
— Я их не отбрасываю, но, судя по дневникам, это была умная и волевая женщина, любившая умного и волевого мужчину. Ради него она пренебрегла условностями, рискуя стать презираемой и отверженной. Делила с ним не только постель, но и — я уверена — обязанности. Знала обо всем, что он собирался, пытался, считал своим долгом сделать. О н и были неразделимы, разве ты… мы оба не чувствовали это тогда, на поляне?
— Да, именно так. — Глупо отпираться, подумал Кэл. — Именно это я и чувствовал.
— Следовательно, Энн знала. И, наверное, все рассказала своим сыновьям. Но эта часть семейной истории могла быть утеряна или искажена. Такое случается. Хотя мне кажется, Энн должна была ее записать. И спрятать записи в такое место, где они будут в безопасности, пока не понадобятся снова.
— Они понадобились еще двадцать один год назад.
— Кэл, это в тебе говорит чувство ответственности, а не логика. А я пытаюсь рассуждать логично. Энн сказала тебе, что время пришло. Что так предначертано. И раньше ты ничего не мог сделать, не мог это остановить.
— Мы его выпустили, — сказал Фокс. — Ничего бы не понадобилось, не выпусти мы его.
— Сомневаюсь. — Лейла подвинулась к нему, совсем чуть-чуть. — Возможно, остальные дневники помогут нам понять. Но мы заметили кое-что еще.
— Лейла сразу же обратила на это внимание, — вставила Куин.
— Потому что это сразу бросилось в глаза. Речь об именах. Как звали сыновей Энн? Калеб, Флетчер и Гидеон.
— Довольно распространенные для того времени имена. — Кэл пожал плечами и отодвинул тарелку. — Имя Калеб встречается в роду Хоукинсов чаще, чем два других. Но у меня есть двоюродный брат Флетч и дядя Гидеон.
— Нет, дело в первых буквах, — нетерпеливо возразила Куин. — Я же тебе говорила, что они не заметили. — Теперь она обращалась к Лейле. — «К», «Ф» и «Г» — Калеб, Фокс, Гейдж.
— Глубокомысленно, — заключил Фокс. — Особенно если учесть, меня назвали Фоксом [26] потому, что отец увидел рыжих лис, которые бежали по полю в сторону леса как раз в то время, когда у матери начались роды. А моя сестра Сейдж? [27] Мама почувствовала запах шалфея из своего огорода сразу после рождения дочери. Так было со всеми четырьмя детьми.
— Тебя назвали в честь настоящей лисы? Лисы… на которую охотятся? — спросила Лейла.
— Ну, не совсем. Скорее… Ты должна познакомиться с моей матерью.
— Неважно, как Фокс получил свое знаменитое имя, но отмахиваться от совпадений мы не должны. — Куин перевела взгляд на задумчивое лицо Кэла. — И мне кажется, что за этим столом сидит не один потомок Энн Хоукинс, а больше.
— Предки моего отца приехали из Ирландии четыре поколения назад, — сказал Фокс. — При жизни Энн Хоукинс их тут не было, потому что они обрабатывали поля в Керри.
— А мать? — спросила Лейла.
— Там пестрая смесь. Англичане, ирландцы. Полагаю, и французы тоже. Никто в нашей семье не интересовался генеалогией, но о предках по фамилии Хоукинс я не слышал.
— Может, нужно присмотреться повнимательнее? А Гейдж? — спросила Куин.
— Понятия не имею. — Лицо Кэла стало озабоченным. — Хотя сомневаюсь. Могу расспросить отца Гейджа. Но если все так и мы прямые потомки Энн, это может объяснить одну вещь, которую мы не понимали.
— Почему именно вы, — тихо сказала Куин. — Почему именно ваша кровь — твоя, Фокса и Гейджа, — смешавшись, открыла дверь.
— Я всегда думал, что дело только во мне.
Глубокой ночью, когда в доме все давно стихло, Кэл лежал на кровати Куин, обнимая теплое тело девушки.
— Только в тебе?
— Возможно, они помогли, но главной причиной стал я. Потому что это моя кровь — не только кровь, которая пролилась той ночью, но и в более широком смысле, кровь как наследие, если можно так выразиться. Я Хоукинс. А ребята в некотором роде чужие. Не связаны с этим местом многими поколениями. Но если ваша догадка верна… Просто не знаю, что и думать.
— Можешь позволить себе маленький перерыв. — Куин погладила его по груди, там, где билось сердце. — Я этого хочу.
— Почему он позволил, чтобы это случилось? Дент. Если он нашел способ остановить зло, почему позволил, чтобы дело дошло до такого?
26
Fox — в переводе с английского «лиса».
27
Sage — в переводе с английского «шалфей».