Настоящая любовь - Бэлоу Мэри. Страница 38

– Наверное, она очень страшная, – сказал Герейнт. – Будешь знать теперь, как убегать по ночам, Идрис. Лучше бы оставался в своей кроватке.

И о чем только думают родители, позволяя ребенку одному бродить ночью? И тут же вспомнил, что сам делал так не раз, ускользая из дома, когда мать засыпала.

– Я хочу помочь ей, – заявил Идрис. – Я хочу помочь ей, потому что она борется против плохих людей. И потому, что она дарит деньги бедным. И потому, что она не такая, какой кажется. – Он посмотрел прямо в глаза Герейнту невинным, простодушным взглядом.

О Господи, что это?

– Я хочу помочь ей, чем могу, – повторил ребенок. Следующие слова были произнесены едва слышно: – Я знаю, кто она.

Всемилостивый Боже!

– В таком случае тебе лучше ни с кем не делиться своим секретом, парнишка, – посоветовал Герейнт. – Ступай домой к маме. Похоже, скоро пойдет дождь. – На небе не было ни облачка.

– Да. – Идрис кивнул. – Но я хочу помочь ей. Если понадобится, сделаю все, что могу.

Герейнт опустил руку на голову ребенка. Он сам точно не понимал, о чем они сейчас говорят. Или не хотел понимать.

– Теперь ступай домой, – тихо повторил он.

Но прежде чем выпрямиться, он сделал то, что удивило его самого. Обнял худенькое тельце, одетое в лохмотья, и крепко прижал к себе.

– Жизнь может быть опасной для маленьких мальчиков, – сказал он, – даже для очень храбрых. Подожди, пока вырастешь, паренек, а потом можешь показать миру свой характер.

Через несколько секунд маленький сорванец уже был на вершине холма, откуда пустился бегом с детской неутомимостью.

Но прежде чем убежать, он последний раз одарил Герейнта взглядом, в котором нельзя было ошибиться. В широко раскрытых глазах ребенка читалась беспредельная преданность.

Тысяча чертей, будь оно все проклято!

Глава 16

Вторник был дождливым и ветреным. Но среда выдалась солнечной, даже теплой, и легкий ветерок к полудню высушил землю. Небо было ясным и голубым. «Погоду можно было упрекнуть только в одном, – подумала Марджед, стоя у загона с Нелли и положив руки на ограду, чтобы старушке не было так скучно: – Ночь будет светлой, с луной и звездами».

Вчера Алед передал по цепочке, что они вновь выступят с Ребеккой.

Идти по холмам будет гораздо легче. Они смогут видеть, куда ступают. Но их тоже будет легче заметить. Поговаривали, будто граф Уиверн, сэр Гектор Уэбб и остальные землевладельцы вызвали отряд специально обученных констеблей, а также послали за солдатами. Ну и разумеется, они повсюду, где только могли, распространяли угрозы и подыскивали доносчиков.

Марджед нервничала гораздо больше, чем в первый раз. Целый день она не могла найти себе занятие. Нервы были напряжены, ее терзал страх. Страх за себя и страх за своих друзей. «С тем, кого поймают, обойдутся сурово, – сказал он. – Ты сама все это знаешь, Марджед».

Она вздрогнула и пощекотала Нелли за ухом. Да, она смертельно боялась, что ее поймают, запрут в тюрьме, отдадут под суд и вынесут приговор… Но никакой страх не смог бы удержать ее дома. Страх необходим для собственной безопасности, как-то раз сказал ей Юрвин. Но страх может также стать величайшим врагом человека, превращая его в труса, не давая ему возможности поступить так, как он обязан.

Нет, страх не удержит ее дома.

А еще она боялась за Ребекку. Миссис Вильямс слышала – скорее всего от мистера Харли, – что за поимку Ребекки предложена награда в пятьсот фунтов. Только подумать! Это же целое состояние. А вдруг кто-нибудь соблазнится? Тот, кто знает Ребекку? Должны же хотя бы несколько человек знать, кто он. Впрочем, предателю необязательно знать его имя. Ему стоит только назвать место и время следующей вылазки – и можно не сомневаться, констебли устроят засаду. Поймают Ребекку и остальных тоже.

– Нелли, голубушка, – сказала она, почесав рыльце свинье и решительно выпрямившись, – мне нужно взбивать масло, а ты отвлекаешь меня, тебе бы только посплетничать. Как не стыдно!

Марджед энергично взялась за дело в молочной, стараясь разогнать страхи. Но в ее душе царил не только страх. К нему примешалось радостное возбуждение. Воспоминания о субботней ночи приятно кружили голову. Да, они пошли разрушать, но действовали так дисциплинированно, что никакого ужаса это разрушение с собой не принесло. Марджед верила, что они чего-то добились. Они доказали, что если бедняков довести до предела, то они начнут сопротивляться. Они доказали, что у них тоже есть характер и смелость.

Был и другой повод пребывать в радостном ожидании, в чем она вынуждена была признаться самой себе. Она вновь увидит его. Ребекку. В прошлый раз на нее произвело большое впечатление то, как он держался – с достоинством, властно и в то же время сочувственно к маленьким людям, таким, как смотритель заставы. С прошлой субботы она лелеяла воспоминания о нем как о мужчине. Это были волшебная поездка домой и волшебный поцелуй. Она знала, что будет помнить и то и другое до конца жизни.

Руки, взбивавшие масло, замерли. Она ведет себя как девчонка после первого поцелуя. Невеселое сравнение. Марджед вспомнила, как Герейнт в восемнадцать лет целовал ее, шестнадцатилетнюю, и какое это было чудо, и как она верила в то, что эта любовь осветит всю ее жизнь. А потом она вспомнила, каким он предстал перед ней в понедельник – красивым, мужественным, пока собирал с ней камни, надменным и аристократичным, когда заговорил потом о Ребекке.

Ей не хотелось думать о Герейнте. Ей хотелось думать о Ребекке. Ей хотелось, чтобы сегодня повторилась субботняя ночь. Но она понимала, что чудеса не повторяются – как не повторилось чудо тогда, когда ей было шестнадцать. При следующей встрече после поцелуя Герейнт попытался… Отчего-то прошлое после стольких лет не казалось таким уж ужасным. Он попытался заняться с ней любовью. В то время она ничего не знала. Ее сердце и голова были полны сладких грез, поцелуев и юной любви. Она ничего не знала о томлении тела, ничего не знала о плотской любви. Поэтому испытала ужас и отвращение.

Теперь она спрашивала себя, что произошло бы, если бы ей было известно больше. Стала бы она останавливать его? Или он сам остановился бы? Или они предались бы любви прямо там, на холме? И что произошло бы потом? Был бы это конец всему? Или начало?

– Марджед! Что случилось, девочка? – Голос свекрови вернул ее на землю, Марджед вздрогнула и поняла, что вцепилась в маслобойку, уставившись в никуда.

– Решила отдышаться, мама, вот и все, – рассмеялась Марджед. – Бабушка все еще спит?

– Иди в дом, выпей чайку, пока не остыл, – сказала свекровь, – я только что заварила, хорошего, крепкого. А я пока все здесь доделаю. Ты слишком много работаешь, Марджед.

Марджед оставила маслобойку со смешанным чувством вины и облегчения.

– Чашка чаю была бы сейчас кстати, – сказала она. – Спасибо, мама.

Она не должна ничего ожидать от сегодняшнего похода, кроме долгого, трудного перехода, который закончится разгромом заставы. А потом будет долгое, трудное возвращение домой. Она не должна думать об опасности. И не должна надеяться, что Ребекка вообще заметит ее присутствие, не говоря уже о том, чтобы отвезти ее домой и поцеловать.

Ей хватит и того, что она увидит его и представит, как он должен выглядеть под этой довольно зловещей маской.

Только она знала, что ей, конечно, этого не хватит.

Констебли принесли присягу местным магистратам. Их прислали из Кармартена. Герейнт знал, что на этой неделе власти ожидают новых выступлений Ребекки. Логично было бы предположить, что атаке подвергнутся заставы на той же дороге, что и застава Пенфро. Констеблей расставили потихоньку у двух ближайших дорожных постов, в надежде что угадан хотя бы один из них.

Поэтому сегодня ночью рухнут две заставы на южной дороге. Эти заставы перегородили очень важную дорогу. Фермеры ездили по ней за известью. Многим приходилось проезжать двое ворот и два раза платить пошлину, хотя расстояние между ними было не больше двух миль.