Вечность - Стивотер Мэгги. Страница 38

Коул продолжал говорить по телефону, и такого голоса я никогда не слышала у него прежде.

— Ну, тут уж ничего не поделаешь.

33

СЭМ

В ту ночь бессонницей страдала Грейс. А я чувствовал себя пустой чашкой, которая покачивалась на волнах дремоты, накреняясь в разные стороны и зачерпывая очередную порцию. Прошло совсем немного времени, прежде чем чашка наполнилась до краев и пошла ко дну.

В комнате было темно, если не считать огоньков гирлянды, опоясывающих ее под потолком, точно крошечные созвездия на клаустрофобическом небе. Я все хотел отключить ее, но усталость нашептывала что-то в уши и отвлекала меня. Понятия не имею, почему я чувствовал себя таким усталым, хотя перед этим наконец-то проспал целую ночь. Такое впечатление, будто с возвращением Грейс мое тело вновь вошло во вкус и не могло насытиться сном.

Грейс сидела рядышком, прислонившись спиной к стене и спрятав ноги под одеяло, и тыльной стороной ладони водила по моей груди, но даже это не могло заставить меня стряхнуть с себя сонливость.

— Эй, — пробормотал я и отяжелевшей рукой коснулся ее плеча. — Давай-ка тоже ложись и спи.

Она распрямила пальцы и коснулась моих губ; Лицо у нее было задумчивое, в полумраке она казалась не похожей на саму себя, как будто под маской Грейс скрывался кто-то другой.

— Да мысли всякие в голове крутятся.

Это состояние было мне так знакомо, что я приподнялся на локте; ее пальцы соскользнули с моих губ обратно на грудь.

— Ляг полежи, — сказал я. — Так будет легче.

Вид у нее был печальный и неуверенный; она казалась маленькой девочкой. Я уселся в постели и притянул ее к себе. Мы улеглись рядом, она положила голову мне на грудь, где только что была ее рука. От нее пахло моим шампунем.

— Она не выходит у меня из головы, — прошептала Грейс; теперь, когда мы не смотрели друг на друга, видимо, признание далось ей легче. — А еще я думаю, что мне нужно домой, но не хочу туда возвращаться.

Я не знал, что ей сказать. Мне тоже не хотелось, чтобы она возвращалась домой, но я понимал: здесь ей находиться не стоит. Будь она обычным человеком, я убеждал бы ее поговорить с родителями. Мы нашли бы выход, мы заставили бы их понять, насколько у нас все серьезно, и я проводил бы ночи без нее, пока она не вернулась бы ко мне в мирных условиях. Это было бы тяжело, но я бы справился. Я говорил ей, что хочу, чтобы у нас все было по-человечески, и не собирался отступать от своего слова.

Но сейчас по-человечески у нас не получалось. Грейс больше не была обычным человеком, и она не хотела возвращаться к родителям, а я не был уверен, как они отреагируют, поэтому ей лучше было оставаться здесь. Расплата за наше краденое счастье была неминуема, но я все равно не готов был отказаться от него. Я перебирал ее волосы, пока пальцы не наткнулись на небольшой колтун. Я бережно распутал его и начал снова.

— Я тебя и не заставляю.

— В конце концов все равно придется как-то решать этот вопрос, — отозвалась Грейс. — Ох, вот если бы мне уже было восемнадцать и мы с тобой уже были женаты! И вообще, надо было давным-давно от них съехать. Тогда не пришлось бы изобретать очередное вранье.

По крайней мере, я был не единственным, кто считал, что правда придется им не по вкусу.

— Все равно, — произнес я решительно, — сию секунду мы ничего не решим.

И немедленно понял, что чуть ли не дословно повторил довод Грейс, которым она неоднократно пользовалась, пытаясь отвлечь меня от дурных мыслей и заставить поспать.

— Просто голова кругом идет, — вздохнула Грейс. — Расскажи мне какую-нибудь историю.

Я прекратил перебирать ее волосы, потому что это монотонное занятие убаюкивало меня.

— Историю?

— Ну, помнишь, ты рассказывал мне, как Бек учил тебя охотиться?

Я попытался вспомнить какие-нибудь забавные случаи, что-то, не требовавшее особых объяснений. Рассмешившее бы ее. Все, что было связано с Беком, теперь казалось замаранным. Отравленным подозрением. Все, чего я не видел собственными глазами, теперь вызывало сомнения.

Я порылся в памяти в поисках чего-нибудь иного и сказал:

— Тот «универсал» был у Ульрика не первой машиной. Когда я только здесь появился, у нас был небольшой «форд-эскорт». Коричневый. Жутко уродливый.

Грейс вздохнула, как будто готовилась слушать увлекательную сказку на ночь, и сжала в кулаке мою футболку. Всю сонливость у меня тут же как рукой сняло, и я, чувствуя себя негодяем, мгновенно нарисовал в воображении еще как минимум четыре куда менее невинных и самоотверженных способа утешить расстроенную девушку.

Я сглотнул и заставил себя сосредоточиться на своем повествовании.

— У нее вечно что-то отваливалось. На ухабах она скребла днищем. Видимо, глушителем. Как-то раз Ульрик сбил опоссума и протащил его за машиной до самого дома.

Грейс бесшумно рассмеялась; так смеешься, когда знаешь, что от тебя этого ждут.

— И пахло от нее тоже вечно не пойми чем. То перегретыми тормозами, то паленой резиной, то как будто от опоссума под днищем так и не удалось избавиться до конца.

Я умолк, вспоминая все поездки, которые мне довелось совершить на пассажирском сиденье этой машины, все минуты ожидания, пока Ульрик выбегал за пивом в какой-нибудь магазин или Бек ковырялся под капотом, чертыхаясь и спрашивая у меня, какого рожна мы не поехали на его собственной машине. Это было еще в те дни, когда Ульрик много времени проводил в человеческом обличье, его комната располагалась по соседству с моей, и по утрам я просыпался от шумных занятий любовью, хотя был совершенно уверен, что Ульрик там один. Об этом я Грейс рассказывать не стал.

— Потом я ездил на этой машине в книжный магазин, — продолжил я. — Ульрик купил «БМВ» у одного мужика, который торговал розами на обочине дороги в Сент-Поле, а «эскорт» перешел ко мне. Через два месяца после того, как получил права, я пробил колесо.

Мне тогда было шестнадцать в самом наивном смысле этого слова: я ехал домой, пребывая одновременно в жгучем восторге и в ужасе оттого, что впервые сам еду на машине с работы, и когда шина лопнула с оглушительным шумом, похожим на ружейный выстрел, я решил: всё, мне конец.

— Ты умел менять колеса? — поинтересовалась Грейс в своем всегдашнем тоне.

— Да я не знал, с какой стороны к нему подойти. Пришлось съехать на обочину, в грязь, и по телефону, который мне недавно подарили на день рождения, вызывать на помощь Бека. Это был мой первый звонок по этому телефону, и звонил я затем, чтобы сказать, что не умею менять колеса. Абсолютно немужественный поступок.

Грейс снова негромко рассмеялась.

— Немужественный, — эхом повторила она.

— Немужественный, — заверил ее я, радуясь этому смеху, и вернулся к своим воспоминаниям.

Бек долго не приезжал, потом наконец приехал — его подвез Ульрик по дороге на работу. Не обращая внимания на мой унылый вид, он жизнерадостно помахал мне из окошка своего «БМВ»:

— Пока, малы-ы-ыш!

Его машина растворилась в сгущающихся сумерках, только красные неоновые огоньки были еще какое-то время видны в снежно-сером мире.

— В общем, Бек приехал, — произнес я вслух и только тогда понял, что все-таки без Бека в моей истории не обошлось, как я ни старался. — Он сказал: «Ну вот, угробил все-таки машину?» На нем было несколько слоев свитеров, перчаток и шарфов, но, несмотря на все это, он уже начинал дрожать. Он посмотрел на спущенную шину и присвистнул. «Ничего себе. Ты что, наехал на лося?»

— Ты наехал? — спросила Грейс.

— Нет, — покачал я головой. — Бек посмеялся надо мной и показал, где лежит запаска, и…

Я не договорил. Вообще-то я собирался рассказать Грейс, как Ульрик, когда в конце концов решил продать злополучный «эскорт», поджарил четыре фунта бекона и сложил его в багажник, перед тем как показывать машину потенциальным покупателям. Просто он вычитал где-то, что агенты по недвижимости, чтобы продать дом женщине, пекут там печенье. Но вместо этой истории я почему-то переключился на другую и начал говорить о том, как улыбка на губах Бека померкла, едва задние фонари машины Ульрика скрылись за холмом, и он превратился в волка, не успев даже произнести до конца мое имя. А я так и остался стоять столбом с бесполезной монтировкой в руках, глядя на валяющуюся на обочине кучку шарфов, свитеров и перчаток.