Кольцо - Каммингс Мери. Страница 59
Кроме того, по его словам, шахты изобиловали полудрагоценными камнями, на которые в девятнадцатом веке мало кто обращал внимание, зато сейчас они пользовались большим спросом. Это уже на начальном этапе могло послужить дополнительным источником прибыли.
Ник в принципе готов был войти в дело, однако до принятия окончательного решения считал необходимым провести полное обследование шахт силами своих собственных экспертов.
Но обо всем этом речи за столом не было. Соблюдая правила игры, они беседовали о всякой чепухе: о погоде, о предстоящем музыкальном фестивале, о спорте, о лошадях. Ферлен упомянул, что его гордость — скаковой жеребец Медовая Оладья — происходит от известного чемпиона Сердолика. Нэнси тут же сообщила, что имела честь быть «лично знакома» с Сердоликом — он принадлежал родителям ее одноклассницы. Это вызвало со стороны Ферлена восхищение и массу расспросов. Выяснилось, что Сердолик (ах, как интересно!) обожал бутерброды с сардинами!
С самого начала Ник понял, что у него не жена, а клад! Хорошенькая, подтянутая, нарядная, она мило улыбалась, поддерживала светскую беседу, тем самым давая ему возможность, вставляя единичные реплики, думать о своих делах, — да еще и французский язык знала! У него самого было стойкое предубеждение к фешенебельным французским ресторанам: меню в них изобиловало непонятными названиями, похожими на перечень древних аристократичеких родов. Поэтому он обычно сразу говорил своей спутнице: «Дорогая, закажи на свой вкус!» или выбирал наобум — и, увы, не всегда оставался доволен результатом.
Нэнси же на его: «Закажи и мне, пожалуйста!» заговорила по-французски с пулеметной скоростью, официант только успевал записывать. Слышались красивые, но совершенно непонятные слова: «Волован тулузьен... адмирал... сюпрем... арменонвиль... саварен...»
К удивлению Ника, все сказанное понял не только официант, но и мисс Ферлен, которая с кислым видом заметила:
— Вы совершенно не беспокоитесь о калориях...
— Ник так много работает... — кротко ответила Нэнси. Это вызвало «бунт на корабле». Ферлен внезапно заявил, ни к кому в частности не обращаясь:
— Я вообще-то тоже много работаю... — подозвал официанта и заказал ему некое «Дюглери».— Но, папа, холестерин в твоем возрасте... — попыталась возразить дочь, но была остановлена тяжелым взглядом и полушутливой репликой, обращенной к Нику:
— Дочка совсем замучила меня этим здоровым питанием! То нельзя, это нельзя! Вот ваша жена знает, как кормить настоящего мужчину!
Сказанное подтвердилось через минуту, когда на стол начали выставлять закуски. Ферлен с явной завистью поглядывал на доставшуюся Нику смесь курятины с сыром, майонезом и грибами — перед ним самим стояло нечто салатно-зеленое.
Обычно Ник терпеть не мог подобных протокольных мероприятий, но сейчас ему нравилось все: и вкусная еда, и приятная, негромкая музыка — и даже Ферлен со своей кисломордой дочкой.
К середине ленча он решил, что со стариком вполне можно иметь дело — если, разумеется, эксперты дадут положительное заключение. Тем более камни... что поделать, они всегда были его тайной слабостью.
Словно подслушав его мысли, Ферлен вынул из кармана небольшую коробочку и протянул через стол.
— Мистер Райан, по случаю нашего, так сказать, личного знакомства — и очень приятного знакомства, — добавил он, покосившись на Нэнси, — позвольте мне вручить вам небольшой сувенир... образец, так сказать, того самого, о чем я уже упоминал. Это взято в одной из шахт, почти у самого входа.
По весу коробочки Ник сразу понял, что внутри нечто интересное, — и не ошибся. На куске белой ваты лежал великолепный, карат на пятьсот, а то и больше, кристалл родохрозита! Чуть ли не четыре дюйма длиной, без трещинок, полупрозрачный, похожий цветом на раздавленную малину — он был бережно отколот и аккуратно отполирован на месте скола.
Не то чтобы Ник не мог купить ничего подобного — мог, конечно, — но чувство, владевшее им сейчас, было сродни ощущению рыболова, вытащившего здоровенного лосося. Он вынул кристалл, взвесил на ладони, посмотрел сквозь него, погладил пальцем...
Его восхищение было столь очевидным, что Ферлен расплылся в улыбке и сказал:
— Рад, что вам понравилось.
Остаток ленча прошел без особых происшествий. Ник знал, что красивым словом «арменонвиль» называется обычная телячья отбивная. Нэнси попыталась втянуть в разговор сидевшую с кислым видом мисс Ферлен и преуспела, заговорив о собаках. Оказывается, у самой мисс Ферлен была болонка, про которую она, оживившись, начала рассказывать всякие забавные истории...
Распрощались они почти по-дружески, с обычными, но в данном случае вполне искренними репликами вроде: «Были рады познакомиться...»
— Ты сейчас снова работать? — спросила Нэнси, выйдя за тяжелую старинную дверь «Браун Паласа».
— Да. Тебя подвезти куда-нибудь?
«Мерседес» уже подъехал и стоял рядом, пофыркивая двигателем.
— Нет, я хочу тут еще пройтись по магазинам.
— Посиди со мной в машине, — предложил Ник.
А что тут такого, если человеку еще немного хочется побыть с женой?! Ну не на улице же им стоять?!
Нэнси с легким удивлением взглянула на него, но послушно скользнула в машину. Ник сел следом и перед тем, как поднять перегородку, приказал водителю:
— Остановитесь где-нибудь поблизости. — Обернулся к Нэнси и спросил: — А что ты хочешь купить?
— Платье. Вечернее, на завтра, для бала. Мало времени осталось...
— Если не успеешь, у тебя еще завтра полдня есть, в Чикаго. Там начало только в восемь.
— Я не люблю в последний момент все делать, — нахмурившись, мотнула она головой и неожиданно попросила: — Покажи еще камушек, который он тебе подарил, — мне хочется посмотреть вблизи.
Ник достал, открыл коробочку, пояснил:
— Это родохрозит. Такие большие и чистые кристаллы редко попадаются. У коллекционеров они очень ценятся.
— А ты тоже коллекционируешь?
— Не то чтобы специально, но... в общем, да.
Она пододвинулась ближе, погладила пальцем камень, осторожно перевернула его, не вынимая из ватного гнездышка.
— Красивый...
Ее склоненная голова была совсем близко. Ник вдохнул запах волос и потянулся к ней, поцеловал в висок.
— Нэнс...
Так ее обычно называл Бен, а он — никогда, но сейчас вдруг захотелось. И захотелось спросить, неважно у кого — у нее или у себя самого: «Что же тогда произошло? Почему? Куда делись наши четыре года? Ведь стоило встретиться, и все снова стало так, как должно было быть, — так почему?!»
Глава 14
Больше всего на свете Нэнси не любила рано вставать. Поэтому вспыхнувший над головой яркий свет и слова Ника:
— Котенок, вставать пора! Уже почти полшестого! — были восприняты ею в первый момент как нелепая шутка (еще только полшестого!!!), — и лишь потом она вспомнила про Чикаго.
Ник стоял перед ней в одних трусах, но вполне проснувшийся, и даже, судя по мокрым волосам, уже успел умыться. Увидев, что она открыла глаза, заявил:
— Вставай, доспишь в самолете. Сейчас попьем кофе — завтракать тоже будем в самолете. Подумай — ты ничего не забыла? Платье, туфли, что там еще?
Нэнси медленно, как улитка, начала выползать из-под одеяла. Чемодан со всем необходимым она упаковала еще с вечера, так что об этом можно было не беспокоиться.
Платье ей все-таки удалось купить — именно такое, как хотелось. Шелковое, темно-голубое, хорошо подчеркивающее главные достоинства ее фигуры — тонкую талию и длинные ноги. С глубоким вырезом сзади, прикрытым тончайшим шифоновым шарфом. Шарф серебристый, полупрозрачный, с чуть заметными розоватыми и голубоватыми разводами, пристегивается на плечах двумя брошками — цветками с острыми лепестками. А к платью — заколки в волосы, такие же, как брошки, и серебристая вечерняя сумочка...