Врачебная этика (СИ) - "chate". Страница 2

— Жарко здесь, не находите?

— Ау-у-у… эу… — Все что я могу – это кивнуть, не отрывая взгляда от пальцев, едва не задевающих розовеющие соски. А омега подходит совсем близко, что-то берет со столика возле кресла и склоняется надо мной, опираясь точеным коленом в непосредственной близости от моего паха. Там сразу все встрепенулось, приветствуя. Вот никогда не думал, что доктор с щипцами может так невероятно взбудоражить! Мне захотелось почувствовать его руки на своем члене. Захотелось, чтобы они пробежали по стволу, отодвинули крайнюю плоть, потрогали яички. О-о-о, да я готов был кончить только от мыслей, разгулявшихся в моей голове.

Вместо этого пальцы омеги прошлись по моему подбородку, едва дотрагиваясь.

— Открой ротик, детка, — промурчал он, наклоняясь и почти касаясь моих губ своими.

Такому милому вежливому омеге трудно было отказать. Я понял, что назрел драматический конфликт и приоткрыл рот, готовясь почувствовать его поцелуй, а змей прошептал:

— Сильнее, мой герой. Покажи мне, как ты можешь это сделать. А глазки закрой, вот так… какой ты молодец.

Его выдохи согревали мое лицо. Острый, приятный аромат я готов был не только вдыхать, но и пить, тонуть в нем. Я уже ни о чем не могу думать, кроме его ласкающих пальцев и еле слышного дыхания. Выполняю его просьбу, что мне трудно, что ли, для такого… такого, м-м-м…рот раскрыть? В голове все плывет, чувствую, как он на мгновение прикасается к моему языку, губам, едва ощутимо проводит пальчиком по десне, что-то мягкое, тихонько и осторожно засовывает, потом невыносимо медленно и сладко ведет по губам гладким, твердым предметом и в следующую секунду…

Резкая острая боль заставила меня заорать. Отшатнуться не дала спинка кресла и навалившееся тело. Я дернулся и тут же оказался свободен. Омега, улыбаясь, стоял рядом, демонстрируя решение моей проблемы, зажатое ужасными клещами, а я чувствовал, как мой рот наполнился кровью.

— Малыш, сплюнь все в раковину и дай мне посмотреть на ранку. Самое страшное уже позади. Клянусь, — и он неожиданно погладил меня по голове.

— Ловко вы меня провели! — прошамкал я, злобно отплевываясь, и соображая, когда это я стал малышом. Но покорно открываю рот, позволяя ему снова залезть в него своими штучками. Поздняк уже метаться.

— Нужно было отвлечь вас. Простой психологический трюк, но очень действенный.

А халатик-то доктор Харт так и не надел. Я не мог не косить глазом на розовенький сосочек.

Повозившись во рту, он попшикал туда чем-то, отчетливо пахнущим ментолом.

— Теперь нужно подождать минутку, а потом я заложу туда мазь. Она поможет скорейшему заживлению, только завтра вы обязательно должны зайти к кому-нибудь из моих коллег, чтобы он осмотрел. Тогда все заживет буквально за пару дней и без последствий. Болеть не должно.

Омега говорил, его ладони лежали на моей груди, и я чувствовал через ткань рубашки его легкие поглаживания. Не знаю, зачем он это делал, может и неосознанно, но они явно успокаивали меня.

— А почему к кому-то из ваших коллег? — Я чего-то поплыл, чувствуя, как боль уходит, сменяясь легким онемением. — Вы завтра не работаете?

— Котик, перестань болтать, тебе пока нельзя. Давай-ка я еще кое-что сделаю…

Доктор Харт стрекотал, что-то прижимал, чем-то мазал, что-то засовывал, а я послушно сидел с разинутой пастью, словно кашалот на кормежке, слушал его голос и вдыхал аромат, приправленный мятой. Голова кружилась. Я уже протрезвел, но пьянел заново от его запаха и не мог думать о чем-то кроме его рук, лежащих на моей груди.

— Доктор Харт, а зовут вас как?

— Энтони.

Он все же подхватил свой халат. Жалко.

— Теперь все. Сейчас я выпишу тебе рекомендации, дружочек, будешь делать полоскания, способствующие скорейшему заживлению, и можешь идти баиньки.

Энтони. Красивое имя. Впрочем, он тоже красивый. Очень. Только чудаковатый.

— А может, вы согласитесь сходить со мной куда-нибудь? — спросил я, с трудом шевеля языком. Ватка во рту мешала. Знаю, что мои слова звучат немного странно – какая тут, в дупло, романтика? – но ничего другого в данной ситуации просто не смог придумать, а упускать шанс познакомится с омегой поближе, не хотелось. Он был такой красивый, хоть плачь.

— Ни в коем случае! Во-первых, вам два часа нельзя ничего есть. А во-вторых, это будет неэтично. Врач не может встречаться с пациентом. Всего хорошего, — и он упорхнул за дверь, ведущую то ли в раздевалку, то ли в бытовку. Бежать за ним было глупо, а потому я встал и направился к выходу.

Бета ждал меня, азартно блестя глазами. Жаждет подробностей? Перетопчется.

— Мне надо записаться на завтра.

— Пожалуйста. Ваше имя?

— Лари Руман. Вот визитка, там и адрес, и телефон.

— Замечательно. Завтра у доктора Артиса есть места на десять, двенадцать тридцать и шестнадцать часов. А доктор Мартинс может принять вас с утра, с восьми до десяти он свободен. К кому вас записать?

— К доктору Харту.

Лицо у беты удивленно вытянулось:

— Но… доктор Харт…

— Он завтра принимает?

— Вообще-то, да, но…

— К доктору Харту на то же время, что и сегодня. Выполнять.

И я вышел, не глядя на бету, удивленно пялящегося мне в спину.

Следующей нашей встречи я ждал с нетерпением мальчишки и даже когда полоскал рот какой-то дрянью, делал это с удовольствием. Пусть доктор с волшебными руками меня похвалит! Даже опухоль спала и зуб, вернее дырка от зуба, совершенно не болела.

Совершенно случайно прибыл раньше назначенного времени на полчаса. У Энтони Харта был пациент, ну, окей, подожду. Какой-то омега, увидев «свободные уши» принялся рассказывать мне о своей семье. Жутко хотелось послать эту трещотку куда подальше, но я мужественно вытерпел целых двадцать минут. Потом из кабинета выскочил киндер и радостно кинулся к омеге хвалиться плюшевым зайчиком, которого ему подарил добрый дядя-доктор.

Я ведь не собирался влюбляться.

Коротко стукнув в дверь, заглянул в кабинет и увидел, как доктор Харт – в брюках, все-таки, – потягивается, словно длинолапый кот. Устал, бедняжка? С каким удовольствием я размял бы ему шею и плечи. Да и не только их.

В штанах стало тесно – да что ж такое! – но я мысленно напомнил себе, что сейчас не время:

— Кхм-кхм. Можно?

— Да, пожалуйста, — он оглянулся. — Вы? Но я же…

— Доктор, — проникновенно сказал я, — у вас нежные руки и никому другому я свою драгоценную персону доверить не могу. Вы же не можете мне отказать, правда? Клятва Гиппократа, и все такое…

Энтони рассмеялся, запрокинув назад голову, а потом кивнул на кресло:

— Прошу, больной! Присаживайтесь.

Больной… А где же зайчики и котики?

Стоило снова втиснуться в это недокресло, как вернулись все мои страхи. Не знаю, может у кого-то и выходит побороть свою фобию, а вот у меня херово получается. Почувствовал, как под пальцами выгибаются подлокотники. Хлипкая какая у них тут мебель. Хорошо еще он «зуделку» свою не включил. От одного воспоминания о ней меня бросило в холодный пот.

— Вы слишком напряжены, мистер Руман.

И положил мне на грудь салфетку, на сей раз с коняшками, медленно расправил, и, совсем как вчера, меня окутал его аромат.

Я кивнул, потому что голос отказался повиноваться, а тут еще и лампа зажглась, заставляя зажмуриться. Какого черта у них такой яркий свет, что из глаз слезу вышибает?

— Я ничего страшного и больного делать не буду, малыш. Просто посмотрю.

Одно слово нежности чуть приглушило охватившую меня панику.

— Ну, же! Ты вчера был такой храбрый мальчик. Не стискивай так зубки.

Чувствую, как он склонился надо мной, и воображение дорисовало все остальное. Как его тело прижалось ко мне, как его пальчики проникли за ремень брюк, чуть-чуть не доставая до самого чувствительного места, а ведь так хочется, чтобы...

— Расслабься, — шептал он, и я почувствовал, как молния плавно скользнула вниз. Теперь его ладошка может оказаться именно там, где мне надо и я, инстинктивно, развожу ноги чуть шире, насколько позволяет мне это проклятое кресло. Это уже не фантазия? Это реально?