Секреты оазиса - Грин Эбби. Страница 26

— Я стукнулась о камень, — кротко сказала Джамиля. — Это просто синяк. — Она заметила, что он побледнел еще сильнее, и поспешно добавила: — Кажется, правую ногу вывихнула.

Он сел на корточки и приподнял ее брючину. Нога действительно опухла, и Салман осторожно снял с нее кроссовку и носок. Джамиля сморщилась от боли — опухоль увеличивалась на глазах.

Салман посмотрел на нее и мрачно сказал:

— Нужно отправляться в Мерказад.

Он поднял ее на руки, и только в этот момент Джамиля поняла, как он сюда добрался, — она слишком старательно игнорировала его.

— Ты прискакал на лошади, — зачем-то сказала она и крепче обхватила его шею.

— Не напоминай мне об этом.

Он осторожно посадил ее в седло, а потом — грациозно и без видимых усилий — вскочил на лошадь сам. Лошадь была норовистая, но Салман натянул поводья и быстро подчинил ее. Джамиля не могла произнести ни слова, но ей было ясно, что она никогда не видела настолько одаренного наездника.

Они встретили поисковую группу и доктора по дороге в деревню. В деревне Салман распорядился, чтобы доктор и девушка, которая помогала Джамиле, летели с ними в Мерказад. Доктор сказал Салману, что ей нужно будет на всякий случай сделать рентген, но что он уверен: никаких серьезных повреждений у нее нет.

Когда вертолет поднялся в воздух, то, несмотря на все произошедшее здесь, Джамиля едва не плакала — ей не хотелось покидать этот маленький оазис. Она отвернулась от Салмана, испугавшись, что он догадается о ее чувствах.

Никогда еще Салман не был таким мрачным: Джамиля едва не погибла, спасаясь от него бегством. Кроме того, он узнал, что пусть и недолго, но был отцом. Чувство потери не оставляло его. Он посмотрел на сидевшую слева от него женщину. Она отодвинулась от него насколько это возможно и казалась бесконечно далекой.

Салман вздохнул. Если за эти прошедшие недели и был такой момент, когда Джамиля не ненавидела его так же сильно, как после случившегося в Париже, то он сделал все, чтобы она забыла о нем.

— Салман, уходи, тебе незачем быть здесь.

— Я никуда не пойду. И я должен быть здесь. У тебя может быть сотрясение.

Джамиля вздохнула:

— Кто-нибудь из девушек позаботится обо мне.

— Я забочусь о тебе. Если бы не я, ты бы не поскакала на этой безумной лошади.

Джамиля только вздохнула, поняв, что Салман не уйдет. Он сидел возле ее кровати, опершись о колени, и не сводил с нее глаз. Она откинулась и закрыла глаза, подумав, что, может, он уйдет, если она притворится спящей.

Прилетев в Мерказад, они сразу же отправились в больницу, где ей сделали рентген и осмотрели буквально каждый дюйм ее тела. И теперь она разместилась в роскошных покоях замка. Джамиля приняла ванну — так, как это возможно с ее бинтами и повязками, и чудесно поужинала. И все это под неусыпным контролем Салмана. Только увидев испуганный взгляд Лины, личной горничной Изольды, Салман не рискнул последовать за ними в ванную.

Они долго молчали, и это было очень напряженное молчание, поэтому, когда Салман заговорил, Джамиля почувствовала облегчение — до тех пор, пока не поняла, что он говорил.

— Я думал, это не мой ребенок, потому что у меня была причина так думать.

— Ну да, ты же считаешь себя сверхчеловеком, ты и подумать не мог, что с тобой может произойти что-то настолько человеческое.

Джамиля услышала сдавленный смешок. Он стоял у ее кровати, и лицо его выражало боль.

— Ты почти угадала. Но есть и еще кое-что. — Салман провел рукой по волосам. — Дело в том… я кое-что предпринял, чтобы со мной никогда не случилось ничего настолько человеческого. Я давно решил — у меня никогда не будет детей. — Он тяжело вздохнул. — Поэтому когда мне было двадцать два года, я сделал вазектомию. Сегодня, когда тебе делали рентген, я говорил с врачом, который делал операцию. Он сказал, есть все шансы, что она не удалась, а поскольку я не обследовался, то и не знал об этом. Я сделаю тесты, чтобы убедиться, но думаю, уже знаю, что они покажут.

Джамиля была потрясена его словами. Теперь все понятно. Она смотрела, как он обошел вокруг кровати и снова сел возле нее. Он выглядел усталым и обескураженным, а вовсе не высокомерным и самоуверенным, как она сейчас сказала.

— Почему ты сделал это?

Некоторое время он смотрел в пол, потом поднял на нее глаза, в которых была такая боль, что она едва не закричала: «Не надо, не говори, если не хочешь!» Но она не сказала этого, она была слишком слабой — она хотела это знать.

— Я не хотел, чтобы мой ребенок прошел через то, через что прошел я. Я думал, то, что я пережил, оставило на мне какой-то след, может, стало частью моей ДНК. Я боялся, что не смогу защитить своего ребенка, как мой отец не смог защитить меня.

Они долго молчали, а потом Джамиля тихо сказала:

— Ты должен знать — этого не будет.

— Никто не может этого знать! И я не собираюсь рисковать.

Ее пронзила боль — такая сильная, что она едва не закричала. Потому что теперь у нее был секрет. В ней жило доказательство того, что с его ДНК все в порядке. Она узнала это сегодня в больнице, когда перед рентгеном медсестра делала ей тест на беременность.

Но разве можно говорить ему об этом? Пусть поступает так, как считает нужным, она не станет ему мешать. После того, что он пережил, она не осудит его. Джамиля с болью в голосе спросила Салмана:

— Даже сейчас ты не доверяешь мне?

— Я не хочу делать никого несчастным. Я не могу допустить, чтобы ты была несчастна, Джамиля. Ты заслуживаешь большего. Ты заслуживаешь, чтобы с тобой рядом был кто-то, кто может любить.

К ее горлу подступил комок. Она отвернулась от него и сдавленно сказала:

— Оставь меня, Салман. Я не хочу больше тебя видеть.

Он долго ничего не говорил, затем встал и сказал:

— Завтра приезжают Надим и Изольда. А вечером я уезжаю… Я должен.

Джамиля боялась, что ее сейчас разорвет — так ей было больно. Она едва выговорила:

— Поезжай, Салман. Поезжай.

Он глубоко вздохнул и произнес:

— Прости меня, Джамиля. За все. Я скажу Лине, чтобы она позаботилась о тебе…

Глава 11

Салман стоял на балконе замка Надима и смотрел на Мерказад. Этот город больше не угрожал ему. Ему угрожали те чувства, которые пробудила в нем женщина, спавшая в одной из комнат.

Он ударил кулаком по камню балкона. Он трус. Никогда еще он не чувствовал себя таким трусом. Он хотел вернуться в ту комнату и ласкать ее, пока она не станет податливой в его руках, пока она не признает, что хочет, чтобы он остался, или что она поедет с ним во Францию.

Но он не мог этого сделать. Или не должен был. Это был его последний шанс спасти свою душу. Он должен отпустить ее навсегда. Само это слово «навсегда» выбивало почву у него из-под ног. Он столько лет жил без чувств — и это было так легко и просто. Салман почувствовал злость на женщину, которая причинила ему такую боль, но злость эта быстро исчезла, уступив место чему-то гораздо более опасному.

— Как ты себя чувствуешь? Ты какая-то совсем другая.

Джамиля посмотрела на свою подругу. Ох уж эта ирландская интуиция! Она чувствовала себя не слишком хорошо под этим пристальным взглядом. Надим и Изольда накануне вернулись из Ирландии.

Джамиля что-то пробормотала в ответ — она чувствовала себя ужасно из-за того, что не может рассказать подруге свой секрет. Но у беременности был совсем маленький срок, а после случившегося она сделалась суеверной. Ей хотелось спрятаться от пристального взгляда Изольды, но у нее все еще был постельный режим. А потом все стало еще хуже. Изольда как ни в чем не бывало сказала:

— Салман улетел домой вчера вечером.

— Да? — Джамиля попыталась изобразить безразличие.

Вчера днем, когда он вошел к ней, она притворилась спящей. Она почувствовала на щеке легкое прикосновение — как будто он провел по ней пальцем, — и ей пришлось собрать все силы, чтобы не схватить его за руку и не умолять остаться.