Дорога домой - Ховард Линда. Страница 12

Принять решение было не так-то легко, и она не спешила отвечать. Он ждал ее ответа с безразличным лицом, но его зеленые глаза потемнели и насторожились. И она поняла, что ее ответ очень много значит для него. Он хотел, чтобы она сказала «да». Она и хотела сказать «да». Вопрос заключался в том, готова ли она ухватиться за шанс, что он любит ее и, слепо веруя, выйти за него. Осмотрительная женщина не стала бы принимать поспешное решение, касающееся не только их двоих, но и их ребенка. Развод неминуемо оставит шрамы на всех причастных.

Слепо веря в него, она бросила работу, чтобы стать его любовницей, и не жалела об этом. Эти два года стали лучшими в ее жизни, и она ничего не хотела бы изменить. Все изменила беременность, подумала она, слабо скривив губы. Теперь она не могла думать только о себе. Она обязана думать о ребенке. То, что казалось логичным, не обязательно было лучшим выбором, даже если ее сердце настойчиво требовало, чтобы она немедленно согласилась.

Она посмотрела на него темными серьезными глазами.

Ты знаешь, что я тебя люблю.

Совсем недавно такое заявление заставило бы его лицо побледнеть от нежелания слушать. Сейчас он уверенно вернул ей взгляд.

Я знаю.

И это знание уже не заставляло его паниковать. Теперь он дорожил им, наслаждался им как самым дорогим подарком в жизни.

Больше всего на свете я хочу сказать да, но я боюсь. Я осознаю, что это ты предложил остаться вместе, и это прекрасно, но я не уверена, что ты будешь желать того же самого, когда ребенок родится. Как гласит старая поговорка, тогда будет совсем другая каша. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя пойманным в ловушку или несчастным.

Он покачал головой, предваряя свой ответ:

Будущее не предугадаешь. Я знаю, почему ты беспокоишься о том, как я ко всему этому отнесусь, и, говоря по правде, я сам несколько побаиваюсь, но я тоже рад и взволнован. Я хочу этого ребенка. Я хочу тебя. Давай поженимся и сделаем это официально. — Он криво усмехнулся. — У ребенка будет фамилия Мэлоун. Второе поколение совершенно новой семьи.

Анна глубоко вздохнула и отказала себе в том, чего хотела сильнее всего.

Я не могу дать тебе ответ прямо сейчас, — прошептала она и увидела, как напряглось его лицо. — Я не уверена, что это будет правильно. Я хочу сказать да, Саксон, я хочу этого больше всего, но я не уверена, что это будет верное решение.

Нет, верное, — резко возразил он.

Если верное, то оно останется таким и через месяц, и через два. Так много всего случилось за такое короткое время… ребенок… ты. Я не хочу ошибиться. Мне кажется, что сейчас я руководствуюсь не разумом, а эмоциями.

Его глаза, сосредоточенные и невероятно зеленые, горели непреклонной решимостью.

Я не могу заставить тебя сказать да, — медленно ответил он низким голосом. — Но я могу повторять это снова и снова. Я могу заниматься с тобой любовью и заботиться о тебе до тех пор, пока не сможешь представить себе жизнь без меня.

Ее губы задрожали.

Я и сейчас не могу этого представить.

Я не собираюсь сдаваться, Анна. Когда я добиваюсь чего-то, то не останавливаюсь, пока не заполучу желаемое. Я хочу тебя, и ты будешь моей.

Она точно знала, что он имел в виду. Когда он принимал какое-то решение, то сосредоточивался на нем, не видя ничего вокруг, и не успокаивался до тех пор, пока не достигал своей цели. Ее слегка обескураживало то, что она стала объектом его устремленности.

Затем он улыбнулся весьма хищной улыбкой.

Можешь положить мои слова в банк, малышка.

Глава 7

Брак. Эта мысль вертелась у нее в голове днем и пробиралась в ее сны ночью. По нескольку раз на дню она порывалась отбросить всякую осторожность и сказать ему да, но какая-то ее часть просто была не готова сделать столь серьезнейший шаг. Раньше она соглашалась довольствоваться ролью его любовницы, теперь же не могла согласиться стать женой. Ей было нужно, чтобы он любил ее, признал ее любовь к нему и осознал свою любовь к ней. Она видела, что он действительно любит ее, но до тех пор, пока он не придет в согласие с собственными чувствами, она не сможет на него полагаться. Он был способен сказать «Я тебя хочу», но не «Я тебя люблю». Она не могла осуждать его за проблемы с выражением чувств. Иногда, оставаясь одна, она оплакивала его судьбу: сначала отвергнутый младенец, затем одинокий, запуганный ходунок, и, наконец, всячески унижаемый мальчик, который ни к кому не мог обратиться за помощью. Никто не смог бы вынести такое детство, не получив душевных ран, не утратив способность любить и принимать любовь. Когда она пробовала взглянуть на все это со стороны, то понимала, что он тянулся к ней намного сильнее, чем можно было ожидать.

Она, действительно, не ждала большего, но ей так этого хотелось.

Она не могла выбросить из головы чету Брэдли. По его словам, он провел с ними шесть лет: с двенадцати и до тех пор, пока ему не исполнилось восемнадцать. Шесть лет — достаточно долгий срок, чтобы растить ребенка и ничего к нему не почувствовать. Могло ли быть, что они заботились о нем не только из чувства долга, а он в то время просто был не в состоянии это понять? И что они должны были чувствовать, не получив от него с тех пор ни одной весточки?

Если у них была к нему хоть капля человеческой теплоты, то, конечно же, они беспокоились. Они вырастили его от мальчика до молодого человека, обеспечив ему ту единственную стабильную семейную жизнь, которую он знал, пока Анна не стала его любовницей и не создала для него прибежище в их квартире. Вполне возможно, что дело обстояло именно так, как он помнил — потеря собственного сына не позволяла им чувствовать по отношению к нему ничего кроме долга и жалости. Жалость! Он ее ненавидел. Если он чувствовал, что они его жалеют, неудивительно, что он не вернулся.

Хотя это беспокоило ее уже несколько дней, она понимала, что одним только беспокойством ничего не добьется. Если она хочет узнать все в точности, то должна съездить в Форт Морган и попытаться найти чету Брэдли. Вполне возможно, что поездка будет бесполезной, ведь с тех пор прошло девятнадцать лет. Они могли уехать или даже умереть.

Как только она приняла решение ехать, то почувствовала себя лучше, хотя знала, что Саксон будет категорически против этой идеи. Однако не собиралась позволить ему остановить себя. И не намеревалась трусить.

Вечером, после ужина она заявила:

— Завтра я еду в Форт Морган.

Он напрягся, прищурив глаза.

— Зачем?

— Попытаюсь найти Брэдли.

Он раздраженно свернул газету.

— В этом нет никакого смысла. Я рассказал тебе, как все было. С какой стати ты об этом забеспокоилась? Все это было девятнадцать лет назад. Какое нам сейчас до этого дело? Тогда ты меня даже не знала.

— Отчасти, мне любопытно, — совершенно откровенно ответила она. — А что, если ты не прав в отношении их чувств? Ты был так молод. Ты мог просто-напросто неправильно понять их. И если ты ошибался, то они провели девятнадцать лет, чувствуя себя так, словно потеряли двух сыновей вместо одного.

— Нет, — заявил он, и, по его властному тону, она поняла, что он не только отверг ее предположение, но и отдал приказ не ездить.

С легким удивлением в глазах, она вскинула брови.

— Я не спрашиваю твоего позволения. Я сообщаю, где буду, чтобы ты не волновался, если позвонишь, а меня здесь не будет.

— Я сказал нет.

— Безусловно, сказал, — согласилась она. — Но я больше не твоя любовница…

— Я чертовски ясно почувствовал, что ты была ею прошлой ночью, — оборвал он ее, сверкая глазами, от злости ставшими еще зеленее.

Она не собиралась спорить с ним. Вместо этого, она улыбнулась, и ее милое лицо зарумянилось, когда она окинула его теплым взглядом.

— Мы занимались любовью.

И это было чудесно. Секс между ними всегда был горячим и нетерпеливым. Но с тех пор как он перебрался к ней, секс приобрел новые грани, приобрел упоительную нежность, которой раньше не было. Их любовные ласки стали более длительными. Как будто раньше он всегда знал, что перед ним маячит необходимость встать и уехать, и осознание этого вело его. Сейчас он стал расслабленным и неторопливым, чего раньше себе не позволял, и результат того стоил.