Бабочки зависти - Лазарева Ярослава. Страница 25

Паша вдруг резко наклонился и крепко поцеловал меня в губы. Я так растерялась от этого молчаливого признания, что не нашлась, что сказать.

– Поехали! – кинул дед водителю, и машина тронулась с места.

Я оглянулась. Паша и Марина стояли на дороге и махали мне руками. И я чуть не расплакалась. К тому же я втайне надеялась, что Паша выполнит свое обещание, сделает для меня бриг с алыми парусами и подарит перед отъездом. Но он словно забыл о своих намерениях и ни разу за последние дни не возвращался к разговору о писателе Грине.

Но уже в аэропорту я словно перешла какую-то границу, за которой осталась та безоблачная радостная жизнь с новыми друзьями. Я знала, что это был словно подарок лично мне, какой-то аванс от жизни, смысла которого я пока не поняла. Но впервые я практически избавилась от своей вечной мизантропии и стала по-доброму относиться и к себе, и к окружающим меня людям. К тому же я неуклонно следовала рекомендациям Марины, поменяла уже два размера тарелок, ела часто, голода совсем не испытывала, но похудела за эти две недели аж на шесть килограмм. Для меня это было большим достижением. Ее подарок – набор тарелок – я везла с собой. Дед прослезился в аэропорту, наговорил мне кучу комплиментов, велел беречь себя и обязательно приехать на новогодние праздники. Я пообещала, крепко его расцеловала и отправилась на регистрацию.

Перелет прошел легче, чем две недели назад. Я была полностью погружена в свои мысли, поэтому мало обращала внимания на дискомфорт. К тому же мой вес был меньше на несколько килограмм и во время набора высоты уже так не давил. Меня встречал отец на своей раздолбанной «Ауди», он выглядел хмурым, мне даже показалось, что он не очень рад меня видеть. Закинув мои вещи в багажник, он уселся за руль. Я устроилась рядом.

– Надеюсь, дед промыл тебе мозги, – заявил он и тронул машину с места. – И ты немедленно выйдешь на любую работу! А то ишь, устроила себе каникулы на роскошной вилле! Я к матери не раз за это время заглядывал, она мне фотографии показывала нового жилья отца. По Интернету высылал ей. Совсем сдурел на старости лет! Нет, чтобы близким родственникам помочь!

– Кому это? – хмуро поинтересовалась я, обиженная таким холодным приемом.

– Мне, его единственному сыну! – ответил он.

– Слушай, сам с дедом разговаривай! – отрезала я. – Я-то тут при чем? Это ваши личные дела. Кто виноват, что ты с родным отцом в таких прохладных отношениях всю жизнь!

– Ишь как заговорила! – ехидно ответил он. – Вижу, наглости понабралась от хорошей жизни! Ну ничего, дома быстро мозги на место встанут. И учти, я не собираюсь содержать великовозрастную дочь-бездельницу!

– И не надо! – нервно произнесла я. – Без тебя как-нибудь обойдусь!

– Это еще почему? – тут же сменил тон отец и глянул на меня с явным любопытством. – Дедуля тебе бабла отвалил?

– Следи за дорогой, – хмуро посоветовала я.

Мое настроение резко упало. А ведь была полна самых благих намерений. Живя на Кипре, я многое поняла. Мне хватило и двух недель, чтобы осознать, что в негативном отношении ко мне людей в основном виновата я сама, что нельзя всех ненавидеть и постоянно опасаться, что тебе причинят боль. Именно так я и вела себя в родном городке, отгородилась стеной ото всех, чуть что сразу огрызалась, грубила, посылала всех без разбора куда подальше и часто в нецензурной форме. Я даже переосмыслила мое отношение к Анечке и уже сильно жалела, что не попрощалась с ней. А ведь она одна принимала меня такой, какая я есть, по-своему любила и всегда поддерживала. А я не захотела понять ее и отрезала все контакты. Как будто она обязана всю жизнь сидеть возле меня. В чем тут предательство, если моя подруга стремится получить образование? Если она решает уехать со своей семьей и жить в родном ей городе? Все логично. А вот я вела себя во всей этой ситуации как маленькая избалованная девочка. То, что Аня не сообщила мне заранее о решении ее семьи переехать в Санкт-Петербург, сейчас не казалось таким уж чудовищным и подлым. Я вполне могла ее понять. Зная мой взрывной характер, Анечка, видимо, до последнего откладывала неприятную новость.

И вот сейчас я возвращаюсь домой, а мне реально даже не с кем будет поговорить. Аня в Санкт-Петербурге, уже ходит на учебу, к тому же думает, что я ни за что не буду с ней больше ни встречаться, ни общаться по телефону или аське. Остальные мои бывшие одноклассники разъехались кто куда. Но все равно я с ними почти не общалась. Во дворе тоже ни с кем не дружила. Остается только моя бабушка Алла. Мне захотелось, чтобы отец сразу отвез меня к ней. Странно, но по матери я даже не соскучилась. И не хотелось вновь видеть ее унылое одутловатое лицо, слушать ее нотации. Нормально она со мной никогда не разговаривала, а только все поучала. Но разве можно было брать с нее пример? Ни счастья, ни здоровья, ни успеха в карьере у нее не было. Моя мама вела жизнь обычной среднестатистической женщины нашего заштатного городка. А мне так жить не хотелось!

Когда мы вошли в квартиру, отец бросил мою сумку на пол и хмуро сказал, что ему нужно на работу и он и так полдня «угробил, чтобы встретить дочь».

– Спасибо, – бросила я.

– Обнимайтесь, – ответил он и вышел за дверь.

Мама стояла в коридоре и не сводила с меня глаз. Она в отличие от отца заметила изменения, произошедшие со мной.

– Катенька! – наконец, пришла она в себя. – Доченька! Да тебя и не узнать! Загорела, явно похудела и почти нет прыщей! Это так кипрский климат на тебя благотворно подействовал? Кожа-то почти очистилась! И как же ты хорошо выглядишь!

– Просто не ем шоколад, – ответила я и обняла ее.

Мама на миг прижала меня к себе и всхлипнула.

– Ну-ну, что ты! – мягко проговорила я и отстранилась. – Все хорошо, я вернулась! Подарки вам привезла, сейчас распакую сумку и достану.

– Да зачем же ты тратилась? – всплеснула она руками, но глянула на сумку с любопытством.

Я улыбнулась и дернула за молнию. Достала упаковку с тонким ярким сарафаном. Он был огромным, как раз на расплывшуюся фигуру матери.

– Ой! Это мне?! – восхитилась она. – Какой же он яркий! Куда ж я это надену?

– Да хоть бы и дома будешь носить. Не все же в застиранных старых халатах ходить! – ответила я и вынула из сумки коробочку с кожаным мужским кошельком. – Отцу отдашь, – хмуро проговорила я.

– Сама и отдашь, – удивленно произнесла она.

– Хочу к Алле пойти, наверное, у нее и заночую. Есть что рассказать! – ответила я.

Мама слегка погрустнела. Я смотрела на ее землистое опухшее лицо, на небрежно зачесанные в тонкий хвостик волосы и вспоминала Марину. А ведь они были почти ровесницами. Что же такое с моей матерью, что она так плохо выглядит? Или правда ее образ жизни диктует такой внешний вид? Она давно махнула на себя рукой. Но разве это было правильно? В душе родилось желание поговорить с ней на эту тему, но я настолько не привыкла откровенничать с мамой, что даже не знала, как начать, что сказать, какие привести аргументы. Обычно она отмахивалась от меня, как от надоедливой мухи, и я давно уже не пыталась общаться с ней.

– Что же мы в коридоре-то застряли? – спохватилась она. – Я и обед приготовила!

– Сейчас приду на кухню! – ответила я.

Приняв душ и переодевшись в домашний халат, я с удовольствием отметила, что он на мне висит. Я глянула на себя в зеркало. Голубой ситчик смотрелся как-то уж очень уныло, да и халат был поношенным и не украшал меня. Я выглядела как тетка средних лет.

«Никогда больше не надену ничего подобного!» – решила я и скинула халат, обозревая свою начавшую стройнеть фигуру. У меня даже появилось что-то типа талии. Я втянула живот, повернулась боком. Загар мне шел, кожа выглядела гладкой. Я достала из сумки трикотажный комплект ярко-бирюзового цвета, состоящий из шортиков и футболки. Надев, снова подошла к зеркалу. Цвет гармонировал с моей загорелой кожей, серо-голубые глаза казались ярче, только волосы меня уже начинали раздражать. Черная краска смывалась, корни отросли, голова из-за этого выглядела неопрятной. Но я решила, что больше не буду окрашивать волосы в такой ненатурально-угольный цвет. Мне хотелось вернуть естественность. Оглядев себя, я подумала, что лучший выход – сделать очень короткую спортивную стрижку. А пока забрала волосы в тугой хвост.