Особенные. Элька (СИ) - Ильина Ольга Александровна. Страница 46

В небольшой комнатке два на два метра, было тепло, уютно и пахло домашним печеньем. Жаль, я не догадалась торт купить или конфет. И правильно мне тетя Маша не поверила. Кто же ходит проведать знакомых с пустыми руками?

— Ну, рассказывай, — потребовала тетя Маша, наливая горячий чай в стакан.

— Да что рассказывать-то?

— Ведь не просто так пришла нас проведать.

— Не просто так, — созналась я, — Мне с Василием Петровичем поговорить надо.

— Так нет его.

— Как нет? — изумилась я и даже испугалась, — Умер?

— Тьфу тебе на язык. Живехонек он. Уволился.

— Как? Когда?

— А, аккурат в тот же день, как тебя выписали.

— Серьезно?!

— Все мы удивились, конечно, поохали, заведующая так вообще, чуть ли не плакала и на колени вставала. Ведь Петрович золотой души человек. А врач какой? От Бога.

— Да, что есть, то есть, — согласилась я. Весь месяц, что я лежала, в его смену никто не умер. А это для нашего реанимационного отделения очень существенный показатель. К нам всех свозили. После аварий, суицидников, наркоманов даже с передозировкой. Я думаю, это не просто везение. Те жуткие тени и плюгавый докторишка-кракен очень помогали им всем на тот свет отправиться, пока мы с Василием Петровичем не объявились.

Пока я размышляла об этом, мобильник зазвонил. Я достала его, глянула на дисплей. Егор. Объявился, наконец. Только не хочется как-то мне ему сейчас отвечать. Я сбросила звонок. Но телефон снова зазвонил, потом еще и еще, пока я не поставила звук на автономный режим. Пусть теперь с механической тетенькой беседует. Да, я злюсь. Пару часов назад я вот также пыталась дозвониться. Беспокоилась, переживала, но ему, по-видимому, плевать. Так пусть на себе прочувствует, каково это, когда тебя игнорируют.

— Парень? — участливо спросила тетя Маша. Я кивнула.

— Тот, ушастый?

— Нет. Ушастый — это Ромка. Просто друг.

— Хм, для кого друг, а для кого и не друг. Помню я, как гоняла его по этажу.

— И я помню, — улыбнулась в ответ.

Было дело. Ромка, если захочет, кого угодно достать может. Он даже ночью однажды пробраться ко мне пытался. По пожарному ходу. Тетя Маша тогда заметила и чуть не отхлестала его мокрой тряпкой. Ромыча спасли только длинные ноги и скорость, которую они умеют развивать.

— Значит, у тебя есть другой?

— Не другой, а единственный. Хотите, фото покажу?

Вчера я не удержалась и сфоткала Егора на катке. Он так смешно ловил снежинки. Да и вообще. Хотелось сохранить этот день не только в памяти.

— Хм, помню, помню его.

— Помните? — удивилась я.

— Да. Он тоже к тебе приходил. Весь взъерошенный, напуганный. Я тогда сразу подумала, что ты девчонка вертихвостка та еще. То один, то второй, то третий.

— Третий? — еще больше удивилась я, — Погодите, ко мне еще кто-то приходил?

— Приходил. Видный такой. Постарше. Серьезный.

— И когда это было?

— Да в тот день, когда ты поступила, и было. Я только из отпуска вернулась, захожу в реанимацию, а там ты лежишь. Синяя, вся в бинтах и гипсе. Живой труп. А он стоит и по голове тебя гладит. И взгляд такой.

— Какой?

— Любящий.

— Бред, — подскочила я, — Вы видимо ошиблись.

— Да чтобы я и ошиблась, — возмутилась тетя Маша.

— Да, тогда почему я его не видела ни разу? Или он только две недели комы ко мне ходил?

— Почему две недели? — воскликнула женщина.

— А разве не так?

— Не знаю. Но как тебя привезли, ты на следующий день и очнулась.

— Стоп. Вы утверждаете, что я шестого поступила?

— Ну да.

— Тетя Маш, вы что-то путаете.

— Да ничего я не путаю. Я же говорю, после отпуска вернулась, а тут ты.

— Так значит, я в ваш отпуск появилась, — попыталась найти разумное объяснение я.

— Да нет же, ты не поняла. Тебя привезли именно в мою смену. Я сама дверь держала, пока тебя из скорой катили.

— Это невозможно. Мне сказали, что…

Все. У меня сейчас взрыв мозга будет. Я встала, заходила по комнате, пытаясь хоть как-то привести мысли в порядок. Нет, я знала, что те фотки подлинные. А теперь это подтвердилось человеком, которому у меня нет причин не доверять. Две недели. Две чертовых недели. Что я делала эти две недели? Шлялась по клубам? Кстати, а что это за клуб был? Надо выяснить. И что здесь Егор делал?

— Не понимаю, почему Петрович тебе не сказал. Он ведь аккурат с тобой и приехал.

— Как со мной?

— На одной скорой.

— Это как? — в очередной раз за этот день удивилась я.

— А так. Тебя с задней двери везли, а он со стороны водителя вышел и за тобой следом. Бумаги заведующей сунул и в операционную.

— Понятно, — проговорила я, хотя самой вообще ничего понятно не было. Слишком запутанная это история. И сдается мне, только Василий Петрович сможет ее распутать.

— Мария Федоровна, а может… вы знаете, где живет Василий Петрович? — без всякой надежды спросила я. Вряд ли больничная санитарка может знать такие вещи. Это скорее в отделе кадров надо спрашивать, но кто подростку расскажет о таком? Вот именно, что никто. Значит, тупик. Но я недооценила замечательную тетю Машу. Оказалось, она живет в том же районе и дружит с хозяйкой квартиры, которую снимал, а может, и до сих пор снимает Василий Петрович. Хоть в этом удача мне улыбнулась. Надеюсь, это не единственный счастливый подарок, который преподнесет мне судьба сегодня.

В общем через час я вышла из больницы с заветным адресом. Думала, не застану Василия Петровича дома или на домофон нарвусь, но повезло. И домофона не было на подъезде и Василий Петрович мне открыл. Немного сонный, взъерошенный, но все тот же ангел, все с теми же крыльями.

— Панина?

— Она самая, Василий Петрович, — проговорила я и протиснулась в прихожую, пока доктор не надумал захлопнуть перед моим носом дверь, — Не ждали?

— Признаюсь, не ждал.

— А я вот вас навестить пришла. В больницу. Гляжу, а моего любимого доктора нет. Решила заглянуть к вам.

— А адрес откуда?

— Так мир не без добрых людей. Представляете, и такое бывает. А то люди что, в основном лгут, да лапшу на уши вешают. Да и не люди тоже, как оказалось.

— Не понял.

— Сейчас поймете, — ответила я и вытащила из сумки свои увеличенные фотки со дня рождения Катьки, — Хотела вас спросить, Василий Петрович, как же так получилось, что я одновременно в двух местах побывала. И в коме и на этом прекрасном празднике?

Доктор несколько секунд разглядывал меня, затем фотки, а потом улыбнулся. И, кажется, сейчас вешание лапши на уши продолжится. Что ж. Послушаем, только для начала сядем. На кухне отличный табурет стоял, я на него и села, а затем уставилась на доктора с крыльями.

— Эля, это какая-то ошибка.

— Да неужели?

— Я не понимаю, что это за фото, и что все это значит, но уверяю тебя, ты была в коме.

— Вы сказали, что я была в коме две недели.

— Так и есть.

— Где? Меня привезли шестого, а седьмого я уже встретила вас. Так где я все это время лежала?

— А почему ты спрашиваешь у меня? Я просто принял тебя. В медицинской карте было написано, что у тебя закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение мозга средней тяжести с переломом височной кости и, как следствие кровоизлияние в лобной доле.

— Василий Петрович, я свой диагноз знаю. Вы мне толком скажите, почему вы ехали в той же скорой, что и я?

— Эля, я не ехал в твоей скорой.

— Вас видели, Василий Петрович.

— Значит, тот, кто видел, ошибся.

— У меня нет причин ему не доверять.

— А мне есть?

Приплыли. И что мне ответить? «Правду» — шепнул внутренний голос, который говорил со мной редко, но всегда по делу. И я рискнула.

— Я знаю, кто вы.

— И кто же? — наклонился ко мне Василий Петрович, с таким скептическим видом, что очень захотелось посмотреть, как изменится его выражение, когда я отвечу.

— Хранитель.

— Хранитель? — все также скептически хмыкнул доктор.

— Сказала бы ангел-хранитель, судя по крыльям у вас за спиной, но не уверена, что вы ангел.