Фантазм (СИ) - Абзалова Виктория Николаевна. Страница 39

Однако Фей отказывалась слышать что-либо, кроме голоса своей огромной и несомненно незаслуженной обиды.

- Мама! - она уже готова была разразиться потоками горьких слез.

- Отец, как всегда, излишне мягок с тобой! - ровно сообщила остававшаяся на пороге Мадлена, - По моему разумению, тебя давно следует хорошенько выпороть, но эта выходка уже перешла всякие границы!

- Мама!! - Фей ошеломленно и недоверчиво воззрилась уже на мать. - Ты… ты тоже! Ты все знала про… него?!

- Разумеется. У твоего отца нет от меня секретов, - как само собой разумеющееся сообщила мадам Кер.

Она тоже говорила, не повышая голоса, от чего становилось еще больше не по себе.

- С этого дня, Фиона, забудь о развлечениях, тем более о своих приятелях, которые ведут себя настолько недостойно. Вышивание, домашние хлопоты - ты же будущая хозяйка, - и церковь по воскресеньям. Господи, я надеялась, что в этом году увижу тебя под венцом, но мне же стыдно перед будущим зятем, кто бы он ни был!

Последнее восклицание, как и то, что она назвала дочь полным именем, выдало, насколько женщина была выбита из колеи.

- Ну так отправьте меня в монастырь! Если раб вам дороже! - Фей все-таки расплакалась: не желая настоять на своем, а вполне искренне.

- Я подумаю об этом, - сухо сообщил Филипп, и развернулся, давая понять, что разговор окончен.

Подчиняясь его знаку, Айсен скользнул мимо Мадлены в кабинет, и дверь захлопнулась с оглушающим стуком.

- Зачем вы так… Почему… - как ни странно первым заговорил Айсен, не в силах сдерживаться дольше. - Не стоило, право! Не случилось же ничего, зачем вы так!!!

- Не случилось? - уточнил, не глядя на него Филипп. - В самом деле, ничего?!

Растерявшийся от бурной реакции всегда сдержанного и выдержанного мужчины, молодой человек промолчал.

- То-то! - горько усмехнулся Филипп, жестом распоряжаясь Айсену сесть, - С тобой все ясно, песня не меняется… А вот дети… лиха беда началом!!

Айсен не поднимал глаз: то, что для его негаданного покровителя и благодетеля семья это святыня, главная ценность и самое дорогое сокровище - он отчетливо понял едва ли не с первого дня в этом доме! И, наверное, если бы это было иначе, метр Кер никогда не отнесся бы к нему с таким сочувствием, не принял бы, заполняя пустоту, которую он даже не осознавал и не понимал до той поры, пока любимый не отдал его брату, и он не увидел воочию, как это может быть…

И после всего, именно он стал причиной разочарования человека, на которого будет молиться до конца своих дней!

- Это не так! Вы судите поспешно, а это всего лишь недоразумение! Фей…

- Фей это Фей! Зато с Аланом вы, кажется, нашли общий язык… - несколько отвлеченно заметил Филипп.

Кровь бросилась в лицо…

- Айсен! - Обернувшись вовремя, мужчина напомнил себе, что как бы не преобразился Айсен, все таки стоит быть осторожнее с ним в словах и поступках. - Я ни в чем не упрекаю и не подозреваю тебя… Радует, уже то, что хотя бы кто-то из моих детей способен осознать свое поведение!

Юноша вновь вернулся к реальности, решительно оттолкнувшись от вечно голодной трясины укоренившихся страхов, и поспешно продолжил со всем возможным убеждением, однако сбившись в конце. Так и не найдя сил назвать то, кем он был в глазах других, даже наедине с метром:

- Фей тоже не замысливала ничего дурного! Они же никогда не видели даже… откуда бы им понять… так, запросто… почему вы помогаете… - пауза.

Но он все же закончил, пусть и не тем словом, что напрашивалось на язык:

- …мне.

Филипп улыбнулся на эту горячую защиту с той подсердечной грустью, которая будет понятна, думается, любому родителю.

- Ты полагаешь, что меня должно утешить, если Фиона действовала не по злобе, а по скудомыслию? По скудости сердца, так будет вернее… - мужчина надолго тяжело задумался, процитировав. - «О если бы ты был холоден или горяч! Но как ты не горяч, ни холоден…»

И тоже оборвал себя.

- Оставим! Я звал тебя не за этим.

Судя по виду, Айсен был готов уже практически ко всему!

- Айсен, - метр Филипп говорил уже в своей обычной манере, медленно и вдумчиво, и тем труднее было игнорировать то, что он пытался донести до молодого человека, - Я могу понять многое, я говорил, что всегда поддержу тебя… Но не пора ли прекратить издеваться над собой?!

Юноша непонимающе взмахнул густыми ресницами, из-за которых глаза его порой казались гораздо темнее, чем есть, без всяких иных причин. Кер так же одним взглядом указал на ошейник в расстегнутом вороте его белоснежной сорочки:

- По крайней мере, не провоцировать «чад господних» на проявление самых скверных из их качеств!

- А вы думаете, что отсутствие оного, - музыкальные пальцы многозначительно скользнули по металлу ошейника, - остановило бы кого-то из них? После того, что они узнали.

Айсен прямо взглянул в глаза мужчины.

- Возможно, заставило бы задуматься, - серьезно подтвердил тот. - Я понимаю твои мотивы, твое стремление. Надежду, что Тристан поймет и оценит твой дар… Но по-моему ты сейчас уже хватаешься за призрак: а ничем хорошим это не оборачивается ни в легендах, ни наяву! Не довольно ли позволять вытирать об себя ноги?!

Молодой человек отвернулся.

- В ваших книгах сказано, что свобода это осознанная необходимость, - наконец произнес он. - Что ж, значит мне это необходимо!

Он понял, о чем не было сказано прямо: вести пришли снова, но и они были не для него! Все накопившееся напряжение дня сказалось разом. Айсен спрятал лицо в ладонях, и уронил голову на колени: любимый…

«Сколько еще я должен вынести?! Я согласился превратить каждый свой день в пытку, как если бы ходил босым по лезвию ножей… Каждый шаг мой - как будто заводит глубже в средоточие костра. Я пью свободу, как яд, и он неотвратимо разъедает меня изнутри… Я умираю, я гибну - каждый миг без тебя… Вечность.

Вечность боли… Почему? Почему я умираю, не видя тебя?! Почему эта отрава - не из твоих рук…

Любимый… я ведь отдал все, что у меня есть… Все, чем я дышу - это ты…

Почему же этого тебе мало?!!»

Юноша порывисто выпрямился после приступа давно недозволенной слабости.

- Да! Я могу отказаться! Жить в свое удовольствие, как разумеется. А для чего?… - тихо спросил он, - Чтобы бросить однажды обратно пренебрежение и неверие?! Зачем? К чему вообще нужна гордость? Она - как шов на ране: полезна определенное время, но не более… Ноет, тянет, даже если его удалить… И настолько же безобразна! Потешить себялюбие и возвратить удар? В любой боли нет ничего сладкого! Тем более, в боли любимого…

Он отвернулся, пряча взгляд.

- Ты забываешь об одном! Ты уверен, что Тристан вообще еще помнит о тебе? - это было жестоко, но это необходимо было сказать. - Год - это долгий срок, а ведь увидитесь вы еще тоже не завтра… Одумайся пока не поздно, Айсен!

- Тогда…- голос юноши совершенно не дрогнул, синие глаза снова обратились внутрь, - Я должен убедиться.

***

Против всех возможных опасений, происшествие во время прогулки не повлекло настолько тяжких последствий, как могло бы. Приятели Фей, в отличие от Алана, не горели желанием делиться с кем-то своими подвигами, а слуги, впечатленные семейным скандалом, почли на благо не навлекать грозу еще и на себя.

О, слуги это особая разновидность человеческих особей! Непонятно откуда, но они всегда все знают, причем гораздо лучше хозяев! Подноготная истории Айсена никого особо не удивила, да по правде, - чем это принципиально отличалось от их жизни? Допустим, метр Кер с сыном на пару не тискают служанок по углам, так ведь не в каждом доме такая благодать! Благородный не благородный - попробуй, поспорь потом! Только и остается, что помолиться, чтоб не пришлось прижитый плод в ведре топить, как кутенка от блудливой суки.

Одно право первой ночи чего стоит. Уж какой бы благонравной разумницей не была невеста, каким бы ревнивцем будущий муж не оказался, а поневоле задумаешься - стоит восхваленная и взлелеянная невинность того, чтоб достаться пусть не твоему личному хозяину, а господину всей жизни, который и имени твоего не спросит, а если спросит, - так через четверть часа забудет…