Фантазм (СИ) - Абзалова Виктория Николаевна. Страница 50
- Спасибо, - Айсен вымученно улыбнулся.
Он все- таки дошел до своей комнаты и уже там рухнул, как подкошенный. Голова разболелась уже не придумано, кровь стучала в висках кузнечным молотом. Не осталось ни мыслей, ни чувств, только вялой насмешкой где-то в глубине шевельнулась одна, когда он вспомнил, как совсем недавно метался здесь, замирая в счастливом предвкушении встречи, -о том, как много могут изменить всего пара мгновений!
Айсен снова и снова перебирал их в памяти, и никак не мог остановиться, пока они не закрутились безумной каруселью. Он видел, что Фейран не узнал его вначале… Да, наверное за два года он сильно изменился.
Хотя бы потому, что люди в таком возрасте меняются быстрее. Взять Алана: серьезный мальчик превратился в видного юношу… Айсен намеренно старался думать о чем угодно, лишь бы не о встрече с Фейраном и ее грядущих последствиях.
Не получалось! Маленький постельный раб тоже вырос во всех смыслах, поэтому теперь особенно горько. Маленький глупый котенок мог плакать в подушку от обиды, мог лечь и умереть от тоски, а ты знаешь, что тебе придется жить как бы не обернулось дальше.
С пониманием, что тот, кого ты упорно называешь любимым, на самом деле тобой только пользовался, как и все остальные до него, видя лишь забаву… Просто обращался хозяин с имуществом нежно и бережно. Такой уж человек!
Либо примириться с мыслью, что его долгое ожидание было напрасным, потому что любовь попросту оказалась смертной, как и все в этом мире.
И даже если оскорбления окажутся недоразумением, и после разговора с метром Филиппом, его единственный изменит свое мнение и примет его (Айсен поймал себя на том, что прислушивается. Глупое, глупое сердце…)… Жить, видя вечное отражение своего позора в его глазах? Кантор прав, умирать гораздо проще, юноша тоже знал, о чем говорил!
Единственный… Полжизни бы отдал, чтобы это было именно так! Чтобы его любимый был действительно первым, подарить ему не только душу, но и тело нетронутым…
Что уж теперь мечтать попусту! - Айсен с горечью посмеялся над собой и наивными фантазиями: уж давно пора от них отучиться. Все его предупреждали. Даже Грие, тот еще шутник… И не топиться же в колодце, как монашке после отряда кнехтов, выражаясь языком Фей!
Если его выбор - выбор осужденного между костром, веревкой и топором: остается его только принять!
За столом Алан с жизнерадостным простодушием поинтересовался:
- А Айсен где?
Гость слегка приподнял бровь, выражая свое удивление: разговоры это одно, какой бы горячий панегирик не посвятил Филипп юноше, а невольник да еще подобной категории за семейным столом - это совсем другое!
- Как удобно, - невозмутимо заметил хозяин дома, так чтобы его не слышали дети, - Ты бы наверное побрезговал сидеть с ним рядом. Пообедать вместе это же не в одной кровати кувыркаться!
У Фейрана глаза сверкнули знакомыми зелеными искрами, но он смолчал, возразить действительно было нечего. Он с удовольствием спал с юношей в одной постели, одновременно досадуя, что тот ведет себя как раб, и при этом совершенно естественно воспринимая, что мальчик ему прислуживает - он же раб… Нелепо было ожидать, что в таких условиях Айсен тоже сможет увидеть в нем кого-то, кроме господина!
Последняя мысль отозвалась в душе привычной сосущей горечью, истинную причину которой он старательно от себя отгонял.
Может, стоило не усердствовать, а попытаться взглянуть правде в глаза, почему это его так раздражает? Все равно, что купировать один симптом и уповать, что от этого болезнь пройдет полностью.
- Так где Айсен? - тем временем вернулся к поднятой теме Филипп.
- Он плохо себя чувствует, - тону Мадлены мог позавидовать айсберг, а направленный на деверя взгляд был еще менее доброжелательным, чем во дворике, ясно указывая на причину внезапного недомогания.
Алан дернулся, уже собираясь вскочить:
- А что с ним? Я узнаю?
Фей закатила глаза, а Мадлена одернула сына:
- Сиди. Каждому человеку иногда необходимо побыть одному.
Ого! Фейран с еще большим изумлением отметил, что синеглазый раб приобрел далеко не одного ярого защитника. И прочно вошел в круг семьи.
Он сам не понял, что испытал от этого знака, но к тому же ощутил нечто похожее на угрызения совести: наверняка Айсен слышал сказанные со зла слова, и его отсутствие объясняется именно ими. Проклятье, ведь сам же убеждал себя, что мальчишка ни в чем не виноват, независимо от того было ли его поведение безупречным или нет… Знал, что его увидит рано или поздно, и полагал, что вполне готов к встрече.
Как оказалось, не совсем. А если юноша в самом деле испытывает к нему хотя бы капельку чувства, иначе, чем подлостью его поступок не назовешь. Подло оправдывать свои слабости чужими грехами!
Под предлогом необходимости написать несколько писем и внести поправки в свои записи, которые со временем должны были стать книгой, Фейран уединился в той самой комнате, в окне которой видел Фей. В конце концов, она была самой светлой.
Однако размышления его были далеки от медицины, и веселого в них было мало, а точнее не присутствовало вовсе.
Айсен… Радоваться бы должен, что не ошибся, и юноше живется здесь совсем неплохо! Рад? Рад, что ему ничего не угрожает, что о нем заботятся. Он ведь нежный, хрупкий, - как цветок, выросший без солнца…
И вместе с тем откуда-то всплывало гаденькое желание увидеть, что ему больно, что он мучается без тебя… А если нет, - наказать за это! Именно за это, а не за все мнимые измены. Ну и кто ты после этого? Нелегко расставаться с иллюзией о своем благородстве! Мужчина совсем уже не понимал себя и тем более не представлял, что ему делать.
Айсен. Неужели правда ждал? Два года, не имея ничего, что могло бы дать надежду…
Устало потерев лицо ладонями, Фейран обернулся на неясный звук и резко выпрямился со смутным чувством «дежавю»: ну вот, как всегда - стоит о нем подумать и он тут как тут! Как будто чувствует…
Айсен.
***
- Извините. Не хотел мешать, гитару здесь оставил… - юноша старательно избегал встречаться с гостем глазами.
Инструмент, не чета памятному задрипаному сазу, действительно лежал в уголке на сундуке: вряд ли Айсен оставил его специально, чтобы спровоцировать встречу наедине.
- Подарок?
Само вырвалось! Фейран проклял свой язык, заметив, как немедленно напрягся мальчишка.
Впрочем, уже совсем не мальчишка! (Эй, совесть, можешь быть спокойна на счет того, что он вожделеет ребенка!) Черты лица, фигура полностью оформились, ни в одном из движений не осталось незавершенности - это был взрослый красивый молодой человек, несущий себя расковано, но не развязано.
- Да, - спокойно подтвердил Айсен последнее заключение, - Мадам помогла мне выбрать.
Он уже стоял у порога.
- Метр Филипп сказал, что ты серьезно занимаешься музыкой.
Это тоже вырвалось непроизвольно: что угодно, лишь бы задержать его еще хоть на мгновение! Фейран сам удивился этой вспышке отчаяния.
- Вы же сами говорили, что я хорошо играю, - Айсен все-таки развернулся. В синих глазах билось странное напряжение с толикой недоверия.
Мужчина поднялся, искренне пораженный даже не столько ответом, сколько тоном, каким он был произнесен, легким оттенком вызова.
- Ты помнишь все, что я говорил? - тщательно скрытое за язвительностью смятение.
- Все, - на этот раз вызов не почудился точно!
А еще присутствовала там целая гамма самых разных эмоций: грусть, сожаление, капля насмешки над собой, укор… И под ясным взглядом чистых глаз Фейран вдруг услышал в себе какое-то пронзительное неловкое чувство: неужели стыд, милосердное небо?!
И то верно, он своего наложника разговорами не баловал. Еще обещал, что никому не отдаст! А то, что утром сказал - даже за два года не забудешь, так и тех не прошло… Больно? За него больно? Так ведь сам же виноват!