Подари мне все рассветы - Бэлоу Мэри. Страница 58

Она окинула взглядом свое окончательно выцветшее после нескольких недель носки и нескольких стирок платье.

— Я имею в виду не только одежду, — пояснил он. — А где твои ножи мушкет?

— Я ведь пленница, — сказала она. — Их у меня конфисковали. С тех пор как мы вернулись на территорию Португалии, на более дальнее расстояние, чем сейчас, он меня не отпускает.

Дуарте фыркнул.

— Ты серьезно?

— Он не верит моей истории, — сказала она. — Правда, я и не просила его поверить. Не стану я так унижаться. Он не верит, что ты мой брат. Думает, что мы стали любовниками после того, как ты освободил нас в Саламанке. Он даже отругал меня за то, что я разлучаю тебя с Карлотой и Мигелем. Он ведет меня к Артуру, чтобы меня до конца войны держали в тюрьме как французскую шпионку.

Дуарте снова хохотнул.

— Ну что ж, положение нетрудно исправить. Я с ним поговорю, Жуана.

— Не надо, — решительно заявила она. — Или он поверит мне, или пусть верит чему хочет до конца своей жизни. Мне безразлично.

— Жуана, — он снова пристально вгляделся в нее, — теперь я понял, в чем дело. Твоя одежда и отсутствие оружия ни при чем. Изменилось выражение твоего лица. Ты его любишь?

Она презрительно фыркнула.

— Вот еще! Разве можно полюбить человека, который считает тебя лгуньей и потаскухой?

— А он так считает? — удивился Дуарте. — Значит, он не попал под твои знаменитые чары?

— Когда полковник Леру с его людьми приблизились к нам, он буквально связал меня по рукам и ногам и заткнул рот кляпом! — возмущенно поведала она.

Дуарте расхохотался.

— Могу себе представить! Кстати, он именно такой мужчина, в которого ты можешь влюбиться, Жуана. Я одобряю.

— Ну и глупо. У нас нет будущего, Дуарте. Я вдова маркиза и дочь графа де Левисса, а он человек без положения, завербовавшийся рядовым в английскую армию. У него, солдатская жизнь.

— А тебе хочется, чтобы было будущее, не так ли? — спросил он, сжимая ее плечо. — Бедняжка.

— Ты несешь вздор, — заявила она. — Поцелуй меня в губы. Пусть взбесится от ревности.

Дуарте поцеловал ее в губы и улыбнулся.

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я объяснил ему все?

— Пусть капитан Блейк катится ко всем чертям, — заявила Жуана. — Не смей ничего ему говорить, Дуарте.

Они медленно вернулись к остальным. Рука Дуарте все еще обнимала ее за плечи. Когда несколько минут спустя он и его товарищи распрощались с ними, Дуарте снова поцеловал ее.

Наступил вечер. Они с Робертом почти сразу же удалились в маленький, не очень чистый гостиничный номер, который сняли на ночь, где отвели душу, устроив грандиозную ссору, хотя говорить им приходилось вполголоса.

— Я хочу, чтобы ты поняла одно, Жуана, — сказал он, развернув ее к себе лицом, как только за ними закрылась дверь. — Пока ты являешься моей женщиной, ты будешь сохранять мне верность. И никакого флирта с другими мужчинами и старыми любовниками, тем более поцелуев с ними! Ты ведешь себя отвратительно.

Она пожала плечами.

— Возможно, в Англии не принято братьям целовать своих сестер. Но в Португалии принято.

Взяв за плечи, он как следует встряхнул ее.

— Я не шучу, — сказал он. — Возможно, тебе приятно, когда ты целуешь другого мужчину и позволяешь ему в течение целых двадцати минут обнимать тебя за плечи, когда твой нынешний любовник смотрит на вас. Но неужели тебе не жаль женщины и ребенка, которые ждут в горах его благополучного возвращения?

— Ты ревнуешь, — сказала она. — Бедненький Роберт. Я думаю, что ты все-таки немножко меня любишь.

— Ты отвратительна, — сказал он. — У тебя нет никаких моральных принципов.

— Но ведь я осталась с тобой, — напомнила она и, рискуя навлечь на себя гнев, провела пальцем по его рукаву. — А могла бы и уйти с ним, Роберт. Он звал меня.

— Попробовала бы ты уйти!

— Он хотел сказать тебе правду, — сказала она. — Хотел подтвердить, что он мой брат и что все остальное, сказанное мной, тоже правда.

— Ты понятия не имеешь о том, что такое правда, — ехидно заметил он.

— Думаю, что ты тоже, — заявила она, наконец разозлившись. — Ты самодовольный, напыщенный осел, Роберт. Ты наслаждаешься, изображая из себя обманутого любовника и тюремщика. Тебе нравится таскать на плече свое и мое оружие, потому что ты боишься утратить власть, если поверишь мне.

— Тебе неприятно сознавать, — сказал он холодно, — что есть мужчина, который, как ты правильно заметила, является твоим тюремщиком и который не верит твоим глупым выдумкам. Ты злишься, что есть мужчина, который способен устоять перед тобой.

— Устоять передо мной? — Она с надменным видом подняла брови. — То, чем ты занимался со мной днем и ночью, кроме четырех дней, когда сама природа заставила держаться от меня подальше, едва ли можно назвать сопротивлением, Роберт. Если это сопротивление, что же в таком случае называется капитуляцией?

— Ты путаешь уважение с похотью. Я не испытываю к тебе уважения, Жуана, и ты мне не нравишься. Я никогда не доверился бы тебе и не поверил ни одному твоему слову. То, что я чувствую к тебе, только похоть.

— Я тоже не испытываю к тебе уважения, — сказала она. — Разве можно уважать и любить такого тупого, лишенного чувства юмора человека? Разве может мне нравиться англичанин? Тем более англичанин, выбившийся в люди из низов? Как я могу уважать человека, который высмеивает каждое мое слово? Но у тебя такое тело, за которое умереть не жаль, и ты знаешь, что я делаю с ним в постели. Поэтому я испытываю к тебе вожделение. Но неужели ты думаешь, что я снизойду до тебя, как только мы вернемся в цивилизованный мир? Да я и внимания на тебя не обращу.

— Ты будешь сидеть в тюрьме и тоже не будешь заслуживать моего внимания, — сказал он.

— Я останусь маркизой дас Минас, — парировала она, а ты будешь выглядеть настоящим болваном. Я заставлю смеяться над тобой весь Лиссабон и всю английскую армию.

— Ложись, — приказал он сердито, расстегивая пряжку пояса. — На сегодня хватит. Я сыт тобой по горло.

— Вот как? — воскликнула она. — Значит, я могу проспать спокойно всю ночь? Я правильно поняла? Что-то новенькое!

— Помолчи, Жуана. У тебя на все найдется ответ.

— А ты хотел бы, чтобы все было по-другому? — спросила она и, сняв через голову платье, улеглась на узкую жесткую кровать. — Тебе не было бы скучно, если бы я оказалась послушной дурочкой? «Да, сэр», «нет, сэр», «как поживаете, сэр?».

— Уймись, Жуана! — зарычал он, снимая мундир, сорочку и стягивая с ног сапоги. — Я смертельно устал от твоих насмешек.

— Прошу вас, сэр, не обнимете ли вы меня обеими руками, чтобы мне не пришло в голову сбежать среди ночи? И не закинете ли на меня свою ногу, чтобы у меня не возникло искушения пнуть вас в одно очень уязвимое место, а потом удрать?

— Черт возьми, женщина, — взмолился он, — не выводи меня из себя.

— Не выводить из себя? Я была уверена, что ты давно вне себя.

Она приподнялась на локте, подперла рукой щеку и взглянула на него умоляющим взглядом. Ее гнев давным-давно прошел, и она наслаждалась ситуацией.

— Прошу вас, сэр, снимите брюки и войдите в меня. Вы продемонстрируете самый верный способ предотвратить мой побег.

Его гнев тоже почти прошел, но не совсем.

— Значит, тебе нравится, когда тебя берут в гневе? — спросил он, крепко зажмурив глаза. — Нравится, когда тебе причиняют боль, Жуана? Секс предназначен не для наказания. Он предназначен для удовольствия.

— Пусть будет для удовольствия, — сказала она, кладя голову на его плечо и заглядывая ему в лицо. — Ты ведь уже не сердишься, Роберт? Какой ты глупый. Неужели ты думаешь, что я стану флиртовать с Дуарте или любым другим мужчиной, пока мы с тобой вместе? Возможно, скоро меня действительно бросят за решетку или я стану заносчивой маркизой. А пока мы с тобой вместе. Поэтому возьми меня ради удовольствия. Такого удовольствия, как с тобой, я никогда не испытывала.

— Черт побери! — Он взглянул на нее. — Иногда тебя очень трудно понять. Ты меня хочешь? Отлично. Я тоже тебя хочу. Давай отдадимся друг другу. И получим максимальное удовольствие. — Он принялся расстегивать брюки.