Присматривай за мной (ЛП) - Сивек Тара. Страница 13

— Верно. Не каждый человек будет поступать так, как ты ожидаешь. Иногда люди будут тебя предавать. Иногда, хотя они будут говорить, что любят тебя, своими поступками они докажут обратное. Тебе просто нужно решить, есть ли для них место в твоем сердце. Место, чтобы впустить их и показать, что ты от них ждешь. Те, кого мы любим, не могут залезть к нам в голову, как бы нам этого не хотелось. Если они не знают, чего мы хотим или что нам нужно, они никогда не смогут дать нам этого.

Я уже знаю, чего хочу от моего отца. Я хочу, чтобы он вел себя как настоящий мужчина и отвечал за свои поступки. Я хочу, чтобы он вернулся назад, стер все свои неправильные решения и забрал назад все обидные поступки, которые он делал, из-за которых я превратилась в того, кем являюсь сейчас.

Хотя я знаю, что это невозможно. И, честно говоря, я не уверена, что у меня хватит сил освободить для него место в голове. Это место занято моими обязанностями, с тех пор как он слетел с катушек.

Зэндер быстро встает с пола, берет меня подмышки и помогает мне подняться. Мой отец стоит в дверях и переводит взгляд между нами. Неожиданно его глаза останавливаются на лице Зэндера, минуту он смотрит на него в замешательстве, щуря глаза и изучая его лицо, пока Зэндер не отводит глаза.

— Мы знакомы? — спрашивает мой отец, разрушая неловкую тишину, которая повисла в комнате.

Зэндер неловко смеется и не смотрит в глаза папе. Он вытирает руки об штаны.

— Ага, люди постоянно так говорят. Думаю у меня стандартное лицо.

Он поворачивается ко мне лицом и мягко говорит, чтобы отец не слышал:

— Я лучше пойду. Я позвоню позже.

Я вопросительно смотрю на него, пытаясь вспомнить, давала ли я ему номер.

— Мег выдала мне твой номер телефона, когда я заходил последний раз. Я не звонил без предупреждения, чтобы не показалось, что я и правда тебя преследую, — тихо говорит он, на лице блуждает милая улыбка. Он разворачивается и быстро проходит мимо отца с опущенной головой.

— Сэр, — на прощание бормочет он моему папе, проносясь мимо него и выбегая через заднюю дверь.

Я жду, пока за Зэндером закроется дверь, и лишь потом смотрю на отца. Я злюсь от того, что он здесь. Я злюсь, потому что я так мало времени провела с Зэндером, особенно после того как я только что испытала самый лучший поцелуй в моей жизни. Я злюсь от того, что из-за него Зэндер почувствовал себя неловко. Я зла, сбита с толку и вся покрыта смесью для пирога.

Я хочу, чтобы он ушел. Моя жизнь хороша без него. Я привыкла, что его нет. Я привыкла к своей повседневной жизни. Его возвращение введет суматоху.

— Что ты здесь делаешь?

В моем голосе я даже не стараюсь скрыть презрение. Мне надоело скрывать от него свои мысли. Это точно не помогло ему раньше, может быть, до него дойдет, если он узнает, как сильно я не хочу, чтобы он был здесь и насколько он мне здесь не нужен.

— Я недавно выписался из реабилитационного центра. Моя помощница сказала, что я преуспел, и она уверена, что у меня есть все инструменты, чтобы быть здоровым. И вот я здесь, — улыбаясь, говорит он мне.

Будто это так просто. Как будто какой-то незнакомец, который не жил с ним и день ото дня не боролся с его зависимостью, может на самом деле оценить его всего после нескольких недель. Каждый раз, когда он попадает в реабилитационный центр, ему дают нового помощника. И каждый раз эти идиоты считают, что они его вылечили. Я уверена, что сейчас тоже самое.

— Теперь у меня все под контролем, Эддисон. На самом деле под контролем.

Я вздыхаю и отворачиваюсь от него, подхожу к раковине, чтобы помыть руки. Я не могу смотреть на него прямо сейчас. Несмотря на то, что в прошлом году я научилась не верить ни единому слову, которое он произносит, он до сих пор знает, как заинтересовать меня. Он до сих пор знает, что нужно сказать, чтобы голосок в моей голове сказал «Может быть, он прав. Может в этот раз он на самом деле справится.»

Я недовольна собой за то, что я вообще позволила этому голоску что-то сказать. Он столько раз ошибался, что пришло время ему отвалить.

— Я собираюсь быть с тобой. Я собираюсь принять на себя все обязательства в магазине, и все снова станет на свои места, — настоятельно говорит он.

На места? Как будто он знает как это. С тех пор как мама умерла, у нас все ненормально, и мне сложно поверить, что когда-нибудь все вернется на круги своя.

Я вытираю руки о полотенце и принимаюсь вытирать пол. Мой отец подбегает ко мне и забирает из рук полотенце.

— Давай, я все сделаю. Иди и закончи уборку. А я здесь разберусь.

Я вырываю полотенце, сажусь на корточки и начинаю мыть полы.

— Нет, я сама. Как обычно.

Я слышу, как отец вздыхает в поражении. Он стоит надо мной и наблюдает. Я хожу туда-сюда: вытираю пол, подхожу к раковине, чтобы выжать полотенце, пока не вытираю всю смесь с пола.

— Пожалуйста, Эддисон. Позволь мне помочь тебе. Дай мне шанс, — умоляет он и кладет несколько мисок и мерных стаканчиков в раковину.

Я поворачиваю голову к нему и скрещиваю руки на груди. Мои руки трясутся от ярости. И если я не прижму их к телу, я выкину что-нибудь глупое. Например, кину в него вторую миску со смесью.

— Я давала тебе сотни шансов. Сотни. И каждый раз ты швырял мне в лицо мою веру и мое доверие, как будто они ничего не значат, — злобно говорю ему.

— Я знаю, поверь. Я знаю. Я четко понимаю, что мне нужно тебе многое доказать. И я докажу, Эддисон. Я клянусь, что докажу тебе, что ты сможешь мне доверять.

Голос в моей голове наконец-то молчит. Наверное, он тоже устал от всего этого дерьма.

— Я иду домой, — говорю я ему, не отвечая на его пустые обещания. Я отворачиваюсь и иду к двери, оставляя груду грязных тарелок в раковине. Обычно я на ночь никогда не оставляю беспорядок на кухне. Я не хочу мыть их с утра. Сейчас я хочу убраться отсюда, подальше от моего папы. Посуде придется подождать.

— Почему бы тебе просто не поехать домой со мной? Мы сможем вернуться завтра, и ты заберешь машину, — говорит он, в последний раз пытаясь выбить немного времени, чтобы побыть вместе.

До меня доходит, что папа не знает, что я больше не живу в доме моего детства. Он понятия не имеет, что я не смогла ни дня оставаться в том доме. Потому что мне везде мерещилась мама, но я нигде ее не находила. Он понял это в день, когда она умерла. После похорон мы вернулись домой. Пока члены семьи и друзья заходили и приносили еду и другие ненужные вещи, которые, по их мнению, могли излечить наши разбитые сердца, мой отец начал убирать все мамины вещи. Одежду, обувь, украшения, фотографии, безделушки — все, до чего она дотрагивалась, было немедленно упаковано в коробки и убрано с глаз долой. Любой след моей матери был стерт, и к концу дня казалось, что её никогда не существовало.

— Я больше не живу в том доме. У меня есть квартира возле торгового центра, — говорю я ему, хватая сумку с прилавка и пытаясь найти в ней ключи.

— Что? Что значит, ты там больше не живешь? — в замешательстве спрашивает отец.

Наконец я нахожу ключи, поворачиваю замок и открываю дверь.

— Я имею в виду, что я там больше не живу, — злобно говорю ему. Мне стоит просто уйти и закончить на этом разговор, но я не могу. Я всегда была из тех людей, которым нужно удостовериться, что их поняли. Мне нужно убедиться, что последнее слово за мной. Хотя бы одна черта моего характера не изменилась.

— Ты стер все следы ее присутствия в доме. Какого черта я захочу там жить?

Мне даже не нужно произносить её имени. Он заметно вздрагивает при упоминании о ней.

— Я все спрятал под замок, — говорит он, отворачиваясь и подходя к выключателю на стене. Он выключает весь свет. Горит только лампочка сигнализации над задней дверью.

— Я хочу, чтобы завтра ты взяла выходной. Я обо всем позабочусь здесь.