Черный лед - Стюарт Энн. Страница 37

— Не включай его, пока дверь не закроется. Я подожду здесь.

Тут был и вправду самый минимум, но смывной бачок унитаза работал, в раковину лилась холодная вода, и на стене даже приткнулся квадратик зеркала. Она обошлась бы и без него — но любопытство родилось раньше ее, и потому, прополоскав рот и умывшись как сумела, она взглянула-таки в зеркало.

Она ожидала увидеть пустые глаза, бледное лицо, какие-то следы ужасов, через которые она прошла за последние дни. Вместо этого в зеркале была просто Хлоя — обычная, довольно привлекательная, и жутко прозаические веснушки, кошмар всей ее жизни, по-прежнему усеивали ее нос и скулы. Волосы выглядели нелепо, они торчали в стороны, окружая голову черным нимбом. Нет, вот уж святой она не была.

Хлоя набрала в грудь побольше воздуха, выключила фонарик, и вдруг сообразила, что понятия не имеет, как открыть дверь. Она тихонько постучала по ней, и дверь отворилась сама. Бастьена она не увидела, но на этот раз не подскочила, когда он взял ее за руку, и испытала почти что счастье, вновь оказавшись в крохотной безопасной комнатушке на чердаке.

Она забралась на кровать — комнатка была настолько мала, что, останься она стоять, ей пришлось бы соприкасаться с Бастьеном. Он вновь зажег свечи, сунул руку в пальто, извлек пистолет и положил его на стол. Она глядела на оружие, как на ядовитую змею. Но эта опасная штука была здесь для того, чтобы защитить ее, а не убить. По крайней мере она так надеялась.

— И что теперь? — поинтересовалась Хлоя.

— Теперь поедим, — ответил он, и ей чуть не захотелось его поцеловать. — Магазины почти все закрыты, но кое-что я все же нашел. И не говори мне, что в тебя еда не полезет, — еще как полезет. Ты еще не выпуталась из этой истории, и тебе понадобятся силы.

— Ничего подобного я не скажу. Я умираю от голода. Что ты принес?

Она даже не заметила, что он принес с собой бумажный сверток. Там была пара булочек, немного сыра, две груши и два кроваво-красных апельсина. А еще, разумеется, бутылка вина. Ей захотелось рассмеяться, но это было бы ничуть не лучше, чем заплакать. Она не сможет остановиться. Просто дыши глубже, напомнила она себе.

Он сел на другой край кровати, разложив между ними их скудный провиант. Единственной столовой принадлежностью был его карманный нож, но он ухитрился с его помощью открыть вино, а потом они передавали его друг другу, отрезая кусочки хлеба и сыра.

Груши были великолепны — спелые, сочные. Сок потек по подбородку Хлои, и она вытирала его салфетками, которые он тоже принес. Потом она осознала, что Бастьен наблюдает за ней со странным выражением лица.

Он передал ей бутылку вина. Больше пить было нечего, стаканов не было тоже, и ей не осталось ничего другого, как прижаться губами к горлышку, где только что были его губы. Хлоя сделала большой глоток, подождала, пока внутри разольется тепло, и, когда возвращала бутылку, их пальцы соприкоснулись. Она быстро отдернула руку и опять увидела, что он улыбается.

Когда они достаточно насытились, он убрал остатки еды с постели, сложив их на маленький стол рядом со свечами. Никто из них не притронулся к апельсинам, отметила Хлоя.

— Что дальше? — спросила она, откинувшись и опершись спиной о стену.

— Дальше будем спать. — Он расстелил на полу тонкое одеяло. В крохотной комнатке места было как раз столько, чтобы он мог улечься на полу рядом с кроватью.

— Я проспала целую вечность, — сказала она. — То есть весь день. Не знаю, смогу ли опять заснуть.

Он пристально смотрел на нее сквозь свечное пламя.

— Тогда что ты предлагаешь нам делать?

На это она ответить не могла, разумеется. За два прожитых в Париже года она научилась довольно выразительно пожимать плечами, что сейчас и сделала. Затем растянулась на узкой кровати, не отрывая взгляда от горящих свечей, а он все смотрел на нее.

Хлоя понятия не имела, о чем он думает. Вероятно, о том, как она его раздражает. О том, что он должен был дать Хакиму убить ее, а может, о том, что надо было прикончить ее собственноручно, как только она начала свои выкрутасы. Но нет, он мучается с ней, таскает этот груз на своей шее.

Он задул все свечи, кроме одной, затем растянулся на полу. На холодном твердом полу — она чувствовала его своими босыми пятками.

— Тебе не надо там спать, — внезапно вырвалось у нее, и она не успела пожалеть об этом. — Здесь достаточно места для нас двоих.

— Ложись спать, Хлоя.

— Слушай, я же прекрасно знаю, что как женщина тебя не интересую, слава тебе, господи. То, что случилось вчера, было каким-то помрачением…

— Позавчера, — перебил он сухим тоном. — И это была часть моей работы.

По крайней мере на минуту она потеряла дар речи — хотя знала это и сама. Глубоко вздохнув, она продолжила:

— В общем, совершенно ясно, что мы вполне можем спать в одной постели. Ты меня не тронешь. В комнате холодно, и нам обоим будет гораздо теплее, если ты переберешься сюда.

Она плохо различала в сумраке его лицо. Кажется, он рассердился.

— Ради всего святого, — проворчал он, — ты перестанешь, наконец, нести чушь? Может, ты и проспала целую вечность, но я-то за последние три дня спал не больше часа. А я все-таки человек.

— Сомневаюсь, — буркнула она. — Устраивайся как хочешь. — Она рывком отвернулась от него, рискуя свалиться с узенькой кровати, и обиженно уставилась на стену, покрытую пятнами и трещинами.

— Черт побери, — пробормотал Бастьен. Поднявшись с пола, он задул последнюю свечу и лег па кровать рядом с ней. — Здесь слишком мало места, чтобы не дотрагиваться до тебя, — раздраженно буркнул он.

К несчастью, это было правдой. Она ощущала спиной, как его тело плотно прижимается к ней по всей длине. Если кто-то к ним ворвется, он закроет ее своим телом от любой опасности. Это единственная причина, по которой она его сюда пригласила, сказала она себе. Единственная причина, по которой внезапно ощутила себя в тепле и безопасности, и смогла наконец расслабиться. Просто это было необходимо, чтобы выжить.

— Ничего, переживу, — откликнулась она. — Но если ты думаешь, что я… — Его ладонь накрыла ее рот, остановив ее посреди фразы. Ей почудился вкус грушевого сока на его пальцах, и ощущение оказалось невероятно эротическим. Должно быть, ей все еще хочется есть, подумала она. Но ничто на свете не заставит ее прикоснуться к кроваво-красному апельсину.

— Заткнись, — ласково прошептал он ей на ухо, — или я тебя свяжу, запихну в рот кляп и сброшу на пол. Ясно?

Наверняка он так и поступит. Хлоя кивнула, сколько позволяла зажимающая рот рука, и он не спеша ее убрал. Ей хотелось сказать ему, что она раздумала делить с ним постель, но, если она вымолвит еще хоть слово, он точно швырнет ее на холодный и твердый пол.

Его тело, прижатое к ней, было восхитительно горячим. Еще разозленная, она чувствовала, как сонный жар разливается по ее телу. А почему бы и не поспать еще немного, подумалось ей. Вино, тепло и неоспоримое чувство полнейшей безопасности под его защитой расслабили ее. Она не хотела этого — наоборот, собралась бодрствовать ему назло.

Как, интересно, он намерен вывезти ее из Парижа в целости и сохранности? Чем дольше она здесь остается, тем больше рискует, что ее кто-нибудь найдет. Может, лучше незаметно перебраться в другую страну и улететь уже из Франкфурта или Цюриха?

И как, черт подери, она собирается это сделать, когда ее паспорт остался в замке? А бедную Сильвию к этому времени должны были уже найти. Вызвали полицейских, те обыскали помещение и нашли ее вещи. А это значит, что ее должна разыскивать и полиция.

Что вовсе не так плохо. Даже если они посчитают, что это Хлоя каким-то образом умудрилась убить Сильвию, она лучше попытает счастья во французской тюрьме, чем будет всю жизнь спасаться бегством, отдавшись на волю этого таинственного человека.

Все приобрело странную двойственность, подернулось флером нереальности. Она видела, как он убил человека, но едва помнит это. Она испытывала такую страшную боль — и вдруг боль прекратилась, а Хаким лежал на полу.