Черный лед - Стюарт Энн. Страница 54

Глава 22

Она уронила пирог. Стеклянное блюдо разбилось вдребезги у ее босых ног, но она не сдвинулась с места, застыв в ступоре и глядя на него.

— Ты как будто привидение увидела, Хлоя, — прокомментировал он знакомым, гипнотизирующим ее голосом. — Ты ведь не думала, что я погиб?

Ей пришлось потратить некоторое время, чтобы справиться с голосом.

— Я не была уверена, — ответила она.

Он выглядел как-то иначе, видимо, похудел. На лице появились морщины, то ли от горя, то ли от чего другого, волосы еще больше отросли и как будто выгорели прядями под солнцем, что очень шло к его загорелой коже. Странно, но она никогда не представляла себе его на солнце — только в тени и во тьме.

— Убить меня нелегко, — усмехнулся Бастьен. Он стоял слишком близко, и Хлоя шагнула было назад, чтобы отодвинуться от него, но он схватил ее за руку стальной хваткой. Она инстинктивно попыталась сопротивляться, но он попросту поднял ее и переставил подальше от битого стекла. Она забыла, что ноги ее босы.

— Ты, наверное, хочешь одеться, — предложил он. — Я подожду, а пока уберу мусор.

— Мне не нужно одеваться, — возразила она. — Я никуда не собираюсь идти. А ты можешь уйти прямо сейчас. Я не знаю, почему ты вдруг появился из ниоткуда, но я не хочу, чтобы ты здесь был. Уходи.

— Ожерелье.

— Что?

— Я пришел за бриллиантовым ожерельем, — спокойно пояснил он. — Помнишь, ты надевала его в Париже? Оно стоит некоторую сумму денег, и я пришел его вернуть.

Она уставилась на него, потрясенная.

— Почему тогда ты раньше не пришел?

— Я… не мог.

— Почему ты просто не позвонил и не попросил отослать его тебе?

— Это не такая вещь, которую можно доверить почте или даже курьеру. Прошу прощения, если мое присутствие тебя стесняет, но у меня не было выбора, кроме как приехать самому.

«Я ничего не чувствую», — сказала себе Хлоя. Это как будто зондировать рану только для того, чтобы убедиться, что она зажила. Она смотрела в его темные непроницаемые глаза и была уверена, что вообще ничего не чувствует.

— Ладно, — ответила она. — Я схожу принесу его, а потом ты можешь уйти. Мне в самом деле нечего тебе сказать.

— Я и не ожидал иного. — Он облокотился о кухонную стойку. — Просто отдай мне ожерелье, и я пойду своей дорогой.

Хлоя еще мгновение пристально смотрела на него. Он не должен был находиться на кухне ее матери. Он не должен был стоять в двух шагах от нее, когда на ней не надето ничего, кроме перехваченного пояском махрового халата. Она ничего не испытывала к нему, ни ненависти, ни страсти — ее охватило полное оцепенение, благословенная бесчувственность, которая защищала ее в течение тех последних нескольких дней, проведенных в Париже. Она должна изгнать его отсюда, прежде чем оцепенение спадет.

— Стой здесь и не шевелись, — приказала она, проходя мимо Бастьена к лестнице, ведущей из кухни, и стараясь держаться вне его досягаемости. Он не сделал попытки коснуться ее, и она почувствовала себя глупо, но не могла справиться с собой. Чем ближе она к нему находилась, тем ненадежнее ей казалось ее положение.

Большая часть ее вещей осталась в гостевом домике, но наверху в сушилке лежало какое-то чистое белье. Выбор был небогат, но она отыскала среди прочего старые серые тренировочные брюки, мешковатую серую футболку и толстые шерстяные носки. Ее волосы начали отрастать вновь, и она стягивала их в хвост на затылке, отказываясь глядеть на себя в зеркало. Она и без того знала, как выглядит ее отражение, но ее это не заботило.

Про ожерелье она действительно забыла. Сняла его на полпути над Атлантикой, а сразу по прибытии домой отец запер его в сейфе. Если бы она только вспомнила о нем, то смогла бы найти какой-нибудь способ переправить его Бастьену.

Смогла бы? Она не знала его имени, не знала, на кого он работает, где живет. Она не знала о нем абсолютно ничего. Кроме того, что он убийца.

Вечерний свет приобрел зловеще-сизую окраску. Она выглянула в окно, высматривая его автомобиль и удивляясь, как он смог проникнуть в дом, не потревожив систему сигнализации. Глупый вопрос: он, наверное, смог бы пройти сквозь стену, если бы захотел. Стандартная система безопасности, должно быть, представлялась ему детской забавой.

За окном падали редкие хлопья снега. Хлоя ошеломленно смотрела, не веря глазам. Не бывает снега в апреле, когда расцветают нарциссы и преображается красота земли. Он, должно быть, привез снежный буран с собой. Носил же он панцирь из черного льда, сковавший его сердце.

К тому времени, как Хлоя спустилась обратно в кухню, Бастьен убрал осколки блюда из-под пирога и сварил кофе. Это вызвало у нее раздражение, которого, впрочем, оказалось недостаточно, чтобы отказаться от кружки, которую он ей протянул. Кофе оказался обильно сдобрен сливками и без сахара, как раз такой, какой она любила. Хлоя удивилась, откуда он это знает. За все время, которое они провели вместе, им ни разу не пришлось не спеша попить кофе на досуге.

— Вот. — Она уронила ожерелье в его подставленную ладонь, постаравшись ее не коснуться.

Он положил ожерелье себе в карман. В черный карман, он ведь всегда носил черное, и сегодняшний день исключением не был. Чью кровь он надеется скрыть?

Чувствуя себя не в своей тарелке, Хлоя отхлебнула глоток кофе, и у нее вырвался тихий стон наслаждения. Такого хорошего кофе она не пила с тех пор, как оставила Париж.

Он сидел за стойкой для завтрака, странным взглядом рассматривая непринужденный беспорядок. Ему здесь не место, напомнила она себе и сделала еще глоток.

— Как ты прошел сквозь систему безопасности?

— Ты действительно хочешь услышать ответ?

Хлоя покачала головой.

— Полагаю, это означает, что, если кто-то захочет за мной прийти, она меня никак не защитит?

— Почему за тобой должны прийти?

— Не знаю. Но я и тогда не понимала, зачем им было нужно непременно меня убить.

— Все они мертвы, Хлоя. Никто больше не захочет навредить тебе. А система безопасности хорошая. Просто недостаточно хорошая. — Его взгляд прошелся по ее телу сверху вниз, и он сказал без тени улыбки: — Ты хорошо выглядишь.

— Надо ли нам сейчас играть в эти игры? Ты получил что хотел. Почему бы тебе не сесть на самолет и не вернуться обратно во Францию? И мы сможем забыть, что когда-то знали друг друга.

— Я бы с радостью, — ответил он, как обычно, не трудясь соблюдать приличия. — Но есть, похоже, маленькая проблемка.

— Что такое?

Ей пришлось сесть. Долгое время, проведенное в горячей ванне, потом весенний холодный ветер из открытого окна и потрясение при виде Бастьена — все это пошатнуло ее ощущение реальности. А вдруг он исчезнет, если она моргнет?

— Не хочу моргать, — сказала она громким голосом, который ей самой показался странным. Бастьен тоже выглядел странно — он был красивее, чем остался в ее памяти, и это явно было несправедливостью судьбы, и об этом обязательно надо было сказать вслух, но она вдруг утратила дар речи.

— Тогда не моргай, дорогая, — тихо сказал он. — Просто закрой глаза. — И вокруг нее опустилась тьма.

Он подхватил ее, когда она падала. Он опять ей солгал — что ж, ничего нового. Она не выглядела хорошо. Она похудела, под глазами появились круги, как будто ей не удавалось высыпаться. Удивляться тут было нечему, но он надеялся… надеялся увидеть здоровую, жизнерадостную американочку, способную прибить его не раздумывая. У нее было время избавиться от прошлого, прийти в себя.

Она не пришла.

Он поднял ее на руки и отнес в гостиную. Большой старый диван был сплошь завален книгами и газетами, и ему пришлось смахнуть все это на пол, чтобы уложить ее. Должно быть, он дал ей слишком много успокоительного — он рассчитывал дозу, подсыпанную в ее кофе, исходя из ее веса, каким он был тогда в Париже, а она потеряла с тех пор не меньше десяти фунтов.