Жар ночи - Хоукинз Александра. Страница 8
Мать накрыла письмо ладонью, прежде чем Джулиана успела его взять.
— Ерунда, — отмахнулась леди Данкомб и, как бы в доказательство своих слов, равнодушно скомкала лист.
Поджав губы и не сводя взгляда с комка бумаги в маминой руке, Джулиана стала вспоминать всех родственников и друзей-доброхотов, чье послание могло разъярить маркизу. Пока она раздумывала, не слишком ли детским поступком будет выхватить письмо у матери, намерения, вероятно, отобразились у нее на лице.
С театральным вздохом обреченной жертвы мать наконец сказала:
— Я никогда не говорила вам с сестрами, что целеустремленность может отпугнуть потенциального супруга, если целью, к которой вы стремитесь, не является послушание?
Леди Данкомб коснулась лба пальцами, сложенными в щепотку.
— К тому же от этого появляются очень некрасивые морщины…
Джулиана автоматически повторила жест матери, прикрывая морщины досады у себя на лбу, но тут же опомнилась и поняла, что ее одурачили. Рука ее, словно взмахнув мечом, опустилась.
— Ради всего святого, маман! Скажи мне правду! Кто прислал это письмо?
Мать бессильно опустила плечи.
— Он узнал.
Джулиана с трудом сдержалась, чтобы не затопать ногами от негодования.
— Маман, еще только раннее утро. Ты не могла бы выражаться яснее?
— Оливер узнал, что мы живем в Лондоне. — Она раскрыла ладонь, демонстрируя скомканное письмо как воплощение номинального главы их семейства. — И он это не одобряет.
Будучи младшей из сестер, Джулиана тем не менее понимала мать лучше, чем Корделия и Лусилла. Она уже давно научилась распознавать хитрые недомолвки маркизы.
— О, маман!.. — Джулиана подошла к матери и опустилась перед ней на колени. — Посмотри мне в глаза и поклянись, что не писала лорду Данкомбу.
— Возникли непредвиденные расходы…
Исторгнув стон, Джулиана от досады укусила себя за костяшки пальцев. Пять долгих лет они зависели от воли капризного родственника. Идя по стопам покойного мужа, леди Данкомб искала счастья за карточным столом. Она когда-то поигрывала в элегантных салонах в предместьях Лондона, а потому возомнила себя достойной продолжательницей дела, в котором ее покойный супруг проявлял незаурядные таланты. И хотя нечастые ее удачи позволяли дамам расщедриться на определенные излишества, поражения, случавшиеся гораздо чаще, не давали им вырваться из долгового плена лорда.
— А что мне оставалось? Один только счет за манто превзошел все мои доходы! — Леди Данкомб взяла руки Джулианы в свои и уложила их себе на колени. — А в последнее время карты мне не благоволили. Я всего лишь попросила Оливера о небольшом займе.
Джулиана вспомнила суровое лицо маркиза, его тонкие губы, поджатые в знак осуждения, и, вздрогнув, тут же прогнала этот образ. С того самого момента, как он унаследовал титул, вдова и дочери предшественника не видели от него ничего, кроме презрения.
— Маман, лорд Данкомбский неоднократно давал понять, что считает нашу ветвь семейства обузой, не стоящей ни временных, ни денежных затрат.
— Это не совсем так, любовь моя. Я припоминаю одно лето, когда он проявлял к тебе определенный интерес. Более того… — Она умолкла и, сосредоточившись, решила переключиться на дела насущные. — Разумеется, он исполнит свой долг!
Джулиана зажмурилась, моля высшие силы ниспослать ей терпение. Кивнув, она поцеловала материнские руки.
— И когда тыпоследний раз просила его заплатить твои долги, то обещала, что мы и впредь будем жить за городом.
Леди Данкомб улыбнулась, вспомнив эту беседу.
— Оливер был весьма раздосадован, не правда ли?
Оливер был чванливым ханжой и невыносимым педантом.
— Он стыдится нашей бедности, маман. Наше решение перебраться в Лондон он сочтет откровенной дерзостью.
— Признаться, я совсем не понимаю этого человека. Он ни капли не похож на твоего отца, — сердито промолвила леди Данкомб. — Вам, девочкам, непременно нужно сейчас быть в Лондоне. Если хоть одной из вас удастся найти себе выгодную партию, то и финансовые затруднения вмиг разрешатся. И нам больше не придется злоупотреблять его великодушием.
«Великодушием, как же!»
Лорд Данкомб получал особое, извращенное удовольствие, когда, образно выражаясь, наступал своим отполированным ботинком на горло леди Данкомб и наблюдал за ее конвульсиями. Джулиана презирала этого подлеца за бесчувственность. И холодный, циничный взгляд, который она порой ловила на себе, ей, конечно же, ничуть не нравился.
— Насколько я понимаю, лорд Данкомб ответил на твою просьбу отказом. — Джулиана осторожно встала, давая крови вернуться в онемевшие ноги. Она покачнулась и вынуждена была ухватиться за край стола.
Мать удивленно на нее уставилась.
— Что? — Она лишь отмахнулась от догадки дочери. — Конечно! Он недвусмысленно дал понять, что разочарован.
Да уж. Лорд Данкомб всегда выражал свою разочарованность семьей Айверс предельно внятно и прямо.
— Он велит нам возвращаться в деревню, — как бы мимоходом обронила мать. Ее, похоже, нисколько не огорчил этот приказ.
— Так что же, сказать слугам, чтобы начинали сборы? — спросила Джулиана, скрывая испытываемое облегчение: видимо, маминым планам относительно будущего дочерей не суждено сбыться.
Хотя Джулиана отказывалась признаться в этом, в глубине души она боялась лорда Данкомбского. Он не простит непослушания, а последствия коснутся их всех.
— Зачем? Мой план пока что срабатывает. Несколько джентльменов уже оставили свои визитные карточки Корделии и Лусилле. — Сощурившись, леди Данкомб всмотрелась в лицо своей младшей дочери, как будто та представляла для нее неразрешимую загадку. — Пожалуй, стоит опустить корсаж на твоих платьях.
«Может, и стоит, но я на это не пойду!»
— Маман, с моими платьями все в порядке, — ответила, скрестив руки на груди, Джулиана. — Но как же мы поступим с лордом Данкомбским?
Мать беспечно пожала плечами.
— Разберемся, когда он приедет в Лондон.
Глава 4
— Ты писала, что хочешь попросить меня об одолжении.
— Ох, Алексиус, ты испытываешь мое терпение! — холодно произнесла Белинда Сноу, графиня Гределлская, и ее светло-карие глаза вспыхнули гневом. — Гонец доставил мое письмо тебе домой еще шесть часов назад.
Алексиус Брэвертон, маркиз Синклерский, для друзей — просто Син, запечатлел дежурный поцелуй на слегка присыпанной пудрой щеке старшей сестры.
— Меня не было дома, когда прибыло ваше царственное послание, Белль. Я явился, как только узнал, что ты нуждаешься в моих услугах.
Облаченная в вечернее платье, сочетающее цвета бордо и слоновой кости, и возлегающая на шезлонге, его сестра и впрямь напоминала королеву. Истинно королевской прической были и зачесанные кверху длинные черные кудри, переплетенные тонкими змеящимися нитями золота и жемчугов.
Она подняла подбородок достаточно высоко, чтобы смотреть на него сверху вниз: немалое достижение, учитывая, что он стоял, а она лежала.
— Где ты был?
Алексиуса покоробил ее обвинительный тон. Он не привык ни перед кем оправдываться. Если бы она была его любовницей, а не сестрой, он, недолго думая, вышел бы из комнаты — и из ее жизни. Но вместо этого он с беспечной небрежностью снял сюртук.
— Я уже давно не обязан перед тобою отчитываться, мамаша, — обронил он, и нежная нота в его голосе смягчила сарказм.
Алексиус бросил сюртук на ближайший стул. Свои непростые отношения с сестрой он не обсуждал даже с закадычными друзьями. И тем не менее он понимал, какие связи по-настоящему прочны, а какие — преходящи.
Пытаясь задобрить родственницу, он протянул ей серебряную чашу, над которой высилась чуть покосившаяся пирамида пухлых засахаренных виноградин.
— Может, хочешь пожевать что-нибудь другое, помимо моего загривка?
Белинда взяла одну виноградинку и въедливо сощурилась, давая понять, что разочарована в брате.
— Что, развлекался с очередной потаскухой?