Искусство и кофе - Ролдугина Софья Валерьевна. Страница 3

   В кофейне же было необыкновенно тихо; едва ли не каждый второй столик оставался свободен. Из завсегдатаев не пришел никто, даже миссис Скаровски. Однако около половины девятого на пороге появился Луи ла Рон, пребывающий в весьма приподнятом настроении. Увидев меня, он несказанно удивился:

   - Вечер добрый, леди Виржиния! Не ожидал вас увидеть здесь, сказать по правде. Какая неожиданность!

   Такое приветствие привело меня в замешательство.

   - Добрый вечер. И где же я должна быть, по-вашему? - ответила я с улыбкой, скрывая неловкость.

   - Как где? - ла Рон рассмеялся. - Там же, где и большая часть бромлинской знати - в Королевском театре, на премьере "Императора". Неужто вам не прислали приглашения?

   Я только плечами пожала.

   - Прислали, конечно, однако мне показалось более интересным другое приглашение. А этот спектакль - всего лишь модное событие, о котором поговорят немного и забудут. Настоящие торжества в честь годовщины восшествия на престол Вильгельма Второго будут завтра - традиционная речь Его величества на Эссекской площади утром и, разумеется, бал, - я вежливо указала журналисту на один из столиков. Как-то неприлично беседовать, стоя посреди зала.

   - О, да, на этом балу буду присутствовать и я - как лучшее перо Бромли, разумеется, - с изрядной долей иронии откликнулся ла Рон, передавая Мадлен свой плащ и усаживаясь на указанное место. - Вот тяжелая будет ночка - среди платьев, фраков и... э-э... - он с сомнением оглянулся и добавил уже тише: - ...и высокомерных физиономий. Ну, вас я не имею в виду, разумеется...

   - Меня там и не будет, - рассмеялась я, не обращая внимание на бестактность журналиста. "Высокомерные", как же! Впрочем, в чем-то он прав - со своей точки зрения; вряд ли аристократы будут любезничать с газетным писакой, пусть и лучшим в Бромли. А вот какая-нибудь пожилая маркиза, посетив бал, вернувшись домой наверняка утрет скупую слезу: "Ах, какое изысканное общество, как все милы и добры!".

   - А почему, если не секрет?

   Я помрачнела.

   - Со дня смерти леди Милдред еще и года не минуло, и по неписаным правилам приглашения на протокольные мероприятия присылать мне еще нельзя. Это было бы неуважением к памяти покойной графини.

   - Да пребудет она на небесах, - скорбно отозвался журналист. Судя по выражению лица, он хотел спросить меня еще о чем-то, и теперь деликатность боролась с профессиональной беспардонностью. Разумеется, беспардонность победила: - Скажите, а что это за "другое приглашение", которое оказалось заманчивей билета на грандиозную премьеру? Не примите за простое любопытство, конечно...

   - Приглашение в галерею Уэста, на открытие новой выставки.

   Ла Рон от удивления выронил салфетку, которую как раз собирался расстелить у себя на коленях.

   - Вы тоже там были? И слышали знаменательное заявление? Вот проклятье, и я присутствовал, а вас не заметил!

   - Вероятно, из-за дождя, - улыбнулась я, подумав, что беседа перестает мне нравится и пора бы ее аккуратно свернуть. - К слову, у нас появился новый кофейный рецепт. Кофе с жженой карамелью и свежей мятой - не желаете попробовать? Очень, очень рекомендую.

   - Кофе? - ла Рон вздохнул. Он был человеком неглупым и намеки понимать умел. - Желаю, конечно. Благодарю за совет, леди.

   Журналист пробыл в "Старом гнезде" недолго - допил свой кофе и ушел "освещать премьеру". Что там можно было "осветить", приехав к самому концу спектакля, я не знала, но от души пожелала ла Рону успеха.

   Постепенно разошлись и другие гости. Последними кофейню покинули сестры Стивенсон, две пожилые леди, в свое время вышедшие замуж за близнецов, за виконта и его брата - в один день, и ровно через год, также в один день, овдовевшие. Мэдди, беззвучно напевая что-то - только губы шевелились, и все - обходила зал, снимая старые скатерти и складывая их в большую корзину. Я тоже бродила между столиков, но не с корзиной, а с записной книжкой и карандашом - отмечала, какие букеты следует заменить, а какие еще можно оставить. С наступлением холодов цветы изрядно подорожали; сэр Аустер по-прежнему поставлял нам свежие композиции из своих оранжерей, но чем внушительней становились суммы в соглашении, тем чаще меня посещала мысль об изысканной привлекательности сухих букетов.

   Когда я отметила все букеты, нуждающиеся в замене, и собралась уже было набросать заказ в цветочную лавку Аустера, вдруг послышался стук в дверь черного хода, потом - сухое приветствие Георга, потом...

   - Неужели Эллис? - я ушам своим не поверила. Записку Лайзо отвез детективу всего несколько часов назад. Учитывая, сколько времени мы не общались, я рассчитывала на ответ в лучшем случае через день или два. - Мэдди, а ведь это действительно он!

   Девушка только нос вздернула, всем своим видом выражая безразличие к визиту званого гостя - детектив до сих пор не сумел заслужить ее симпатии.

   - Да, да, Виржиния, это действительно я. Не ждали? - Эллис появился в дверях зала бесшумно, как призрак - если, конечно, бывают призраки, промокшие с ног до головы. - Ух, ну и погодка! Ничего согревающего не найдется? И питательного, если можно. Что за день - просто безумный, право слово!

   И он плюхнулся за один из немногих столиков, с которых Мадлен еще не успела снять скатерть.

   - Найдется, - я не сдержала улыбку. - На кухне оставалось немного мясного пирога. Чаю или кофе?

   - Чаю. Горячего, крепкого, сладкого. С молоком, - подумав, уточнил Эллис и, стянув с головы мокрое кепи, с отвращением посмотрел на него. - Эх, Виржиния, и почему у меня нет привычки таскать с собой смену одежды?

   - Носите с собой хотя бы зонтик, уверяю, это сможет решить вашу сложную проблему, - ответила я со всей серьезностью, и Эллис рассмеялся. - Кстати, развейте мои сомнения - у галереи Уэста были вы?

   Выражение лица у Эллиса стало страдальческим:

   - О, не напоминайте. Убитый сторож, пропавшая картина, какие-то невероятные суммы - пятнадцать тысяч хайрейнов, двадцать, а еще страховка... Все молчат, мнутся, каждому есть что скрывать - ни единого правдивого слова. Тонкие души, любители искусства! Хуже только политики, право слово. И где обещанный пирог? - закончил он непринужденно.

   От неожиданности я рассмеялась.

   - Будет вам пирог, Эллис. Мадлен, принесешь? А мне - ванильно-миндальное молоко. Горячее, хорошо? - она кивнула и поудобнее перехватила корзину с грязными скатертями. - Спасибо, дорогая.

   Пока Мэдди ходила на кухню, Эллис начал рассказ - издалека, не торопясь переходить к главному.

   - Скажите, Виржиния, как вы относитесь к этому пресловутому Нингену?

   - Честно сказать, никак. Дорогие картины, но не в моем вкусе. Мне нравится что-то более традиционное.

   - Вот и мне тоже, - закивал он. - С другой стороны, судьба у Нингена была прелюбопытная. Появился он на свет в семье банковского служащего, в ранней юности хотел стать то ли журналистом, то ли политиком, но вот консервативные родители его устремлений не поддержали. А потом мистера Нингена-старшего обвинили в причастности к Горелому Заговору на том основании, что бедняга состоял в реакционной партии. Помните - той самой, которую потом объявили вне закона?

   Я сухо кивнула. Как не помнить! Тогда, лет тридцать назад, этот судебный процесс наделал много шуму. Еще бы, нашлись последователи у мерзавцев-поджигателей, поднявших бунт около восьмидесяти лет назад, едва не спаливших Бромли дотла и перевешавших две трети аристократов... Включая почти всех Эверсанов.

   - Сомневаюсь, что Нинген-старший имел хоть малейшее отношение к "горелым заговорщикам", скорее всего, он просто под руку подвернулся. Тем не менее, семейству пришлось бежать на Новый материк, точнее, на острова в Южном заливе, откуда была родом прекрасная миссис Нинген. На корабле мистер Нинген ненароком помер от лихорадки, а вот храбрая женщина с маленьким сыном на руках перенесла все тяжести морского путешествия. Маленький Эммануэль Нинген... кстати, вы знали, что имя ему дали в честь его собственной бабки? Нет? Ну и неважно. Словом, мальчик все детство провел на островах. Потом, правда, семья переехала в Марсовию, но прелесть дикого юга он не забыл. Вырос, получил неплохое образование, дослужился до управляющего банка, женился, наделал аж пятерых детишек, включая пару двойняшек... и на досуге начал рисовать. Через год хобби целиком поглотило его, не оставив времени ни на работу, ни на семью. Нинген бросил всё и всех - и уехал обратно на острова. Там он пользовался исключительной любовью местных жителей. За три года он написал около восьми десятков картин, дважды навестил оставленную семью - и потом помер при крайне загадочных обстоятельствах. Местные жители говорили, что его навестил человек "в черных одеждах, с белым лицом". Нинген обрадовался ему, как родному, и просидел с ним в хижине до утра. На следующий день островитянка, приносившая своему кумиру-художнику еду, нашла лишь остывший труп Нингена - и широкополую шляпу незнакомца. Вот такие дела, Виржиния... Что скажете?