Орден желтого флага - Пелевин Виктор Олегович. Страница 16

— И по этой же причине вы так часто меняете спутниц?

Смотритель грустно вздохнул.

— Увы, да, — сказал он. — Проницательный дух трудно долгое время обманывать с помощью одного и того же миража. Декорации приходится постоянно обновлять. Это одно из моих проклятий. Именно поэтому аналитическая медитация над безобразием женского тела была исключена из учебной программы твоего дружка. Мне не хотелось, чтобы моего преемника постигла та же участь. Уже тогда этот старик в маске заботился о твоем счастье, моя нахальная неблагодарная девочка… Кстати, ты можешь одеться, спасибо.

Юка еще раз поклонилась. Мне показалось, что Смотрителю удалось наконец ее смутить. Для этого, меланхолично подумал я, следует попросить красавицу не раздеться, а одеться.

Пока Юка натягивала свои шорты и рубашку, Смотритель повернулся ко мне.

— Молодец, — сказал он. — Одобряю твой выбор. Она не только хороша, но и умна — настоящий шедевр Оленьего Парка. Однако не надейся, что бывает воспитание, способное изменить женскую природу. Его не существует. Поэтому не создавай ситуаций, где природа сможет по-настоящему себя проявить…

Смотритель выдержал паузу, словно хотел, чтобы я запомнил эти слова. Я пожал плечами.

— Ничего, — сказал он, — ты поймешь меня позже. А теперь, Алекс, я попрошу тебя встать за мое кресло. Тебе придется возить меня по залу. Я могу перемещать кресло и сам, но мне хотелось бы полностью сосредоточиться на своем рассказе.

Он глянул на Юку и пояснил:

— Я способен ходить, но это дается мне с усилием.

На спинке кресла оказалась удобная скоба — специально для того, чтобы его можно было двигать. Я хотел закрыть люк, через который мы с Юкой забрались в зал, чтобы случайно не въехать в него колесом. Но никаких его следов уже не осталось.

— Я заманил тебя сюда не для того, чтобы беседовать с твоей подругой о простатите, — сказал мне Смотритель. — Мой рассказ вообще-то предназначается для твоих ушей. Но я не возражаю, если при нашей беседе будет присутствовать и она. Если тебе что-то покажется неясным, спрашивай сразу — полное понимание очень важно.

— Мне тоже можно задавать вопросы? — спросила Юка.

Смотритель кивнул.

— Итак, — сказал он мне, — слушай внимательно. То, что я расскажу, каждый Смотритель сообщает преемнику лично — такова традиция. Но в тайну посвящены и другие люди, весьма небольшое число. В основном это монахи. Но не только — из твоих знакомых все знает, например, Галилео. Можешь обсуждать услышанное с ним. Ну, или с ней…

Смотритель поглядел на Юку, и по еле уловимому движению его глаз я понял — он улыбается под маской. Юка улыбнулась в ответ, и я почувствовал легкий укол ревности.

— Если в детстве вы не прогуливали уроки истории, — начал Смотритель, — вы должны помнить, что древняя культура Ветхой Земли была уничтожена Катаклизмом, или Апокалипсисом начала девятнадцатого века, случившимся в полном соответствии с библейским предсказанием. Мы возродились лишь чудом — Высшее Существо решило дать людям последний шанс, взяв лучших в новый прекрасный мир… блоп-блоп-блоп… Спаслись немногие — и обрели дом на новой Земле, созданной для них Господом Францем-Антоном. Все это неправда. Вернее, полуправда. На самом деле, друзья мои, Катаклизма не было.

Я ожидал услышать что-то радикальное, но не настолько.

— Как не было? — спросил я.

— Так, — ответил Смотритель.

— И Трансмиграции тоже?

— А вот Трансмиграция была. Но не такая, как учат в школе.

— Куда тогда делся Ветхий мир?

— Он там же, где был, — сказал Смотритель. — То, что наша историческая наука называет Катаклизмом, — просто момент разделения. Так сказать, отпочкования нового мира от прежнего, оставшегося на месте. Катаклизм — это миф, объясняющий отсутствие связи с прошлым, исчезновение всех памятников культуры, всего материального наследия человечества. Почти всего — кое-что было нами…

— Реставрировано, — предположил я.

— Воссоздано, — поправил Смотритель. — С абсолютной точностью, во всей древней красе и величии. Но наши пирамиды, наша арка Константина, наш Нотр-Дам — это просто копии. Мы этого не скрываем. А, например, Михайловский замок, где мы сейчас находимся, — это не копия, а развитие идеи, когда-то положенной в основу петербургского дворца Павла Алхимика.

— Что случилось с Ветхой Землей? — спросил я.

— Ничего. Земля даже не заметила рождения Идиллиума.

— Я не понял, — сказал я честно.

— И немудрено, — улыбнулся Смотритель. — Отвези-ка меня вон к той фреске…

Он поднял палец и показал, куда.

Фреска изображала человека в камзоле и парике. У него было грубо-чувственное лицо боксера — а волосы на его голове вполне могли быть и собственными, причесанными так, чтобы походить на парик (подобный конформизм требовался при дворе любого лысого короля).

Я знал, конечно, кто это. Это был Господь Франц-Антон в своей земной ипостаси — до того, как он стал Избранником и Благодатью, оживляющей мир. Но такого реалистичного (чтобы не сказать безжалостного) портрета я не видел никогда.

— Господь Франц-Антон? — спросил я.

— Да и нет, — ответил Смотритель.

— Что значит «да и нет»?

— Этого человека звали Франц-Антон Месмер, — сказал Смотритель, подчеркнув интонацией слово «человека». — У него было две разные жизни. Нам он известен как божественное существо, стоявшее у истоков Трансмиграции и нашего возрождения после Катаклизма. Наша сегодняшняя теология утверждает, что он овладел властью над Флюидом по воле Верховного Существа, вывел людей в новый мир — и передал свое искусство охраняющим наш мир Ангелам. А на Ветхой Земле его знают как ученого, создавшего странную и не особенно научную теорию животного магнетизма, объявленную позже шарлатанством. «Флюидом» в те дни называли силу, которую он якобы приводил в движение своими пассами…

— Звучит как святотатство, — покачал я головой. — Скажи я нечто подобное в фаланстере, меня бы выпороли розгами.

— Сейчас я постараюсь все объяснить, — сказал Смотритель. — Франц-Антон Месмер был ученым, изучавшим, помимо прочего, гипноз. Вернее сказать, внушение — слово «гипноз» в те дни еще не употребляли. Он жил при короле Луи Шестнадцатом, и тот проявлял серьезный интерес к его опытам. Правда, интерес временами сменялся недоверием… Но это неважно. Месмер сделал великое открытие. Вернее, заново открыл то, что было известно людям в глубочайшей древности.

— Что? — спросил я.

— Если внушить человеку некоторую иллюзию, — сказал Смотритель, — в его субъективном пространстве она может стать реальностью.

Я усмехнулся.

— Это знает любой, кто видел сны, Ваше Безличество. На этом основано Великое Приключение любого солика. Некоторые смелые и едкие умы даже называют «каминг ин» всего лишь сновидением длиною в жизнь.

— Спасибо за напоминание, — улыбнулся Смотритель. — Но Месмер открыл нечто большее.

— Что именно?

— Если внушить одну и ту же иллюзию нескольким людям — так, чтобы они разделяли ее полностью, — для них она станет реальностью уже не субъективной, а объективной. Общей для всех. Это будет реальность, где они окажутся вместе. Они вступят в общение и начнут обсуждать свою коллективную галлюцинацию, укрепляя ее каждой связанной с ней мыслью и сказанным про нее словом. Чем сильнее они будут убеждены в ее подлинности, тем прочнее и непоколебимее сделается их новый мир.

— А вот это звучит неправдоподобно, — сказал я. — Говорят, величайшая трагедия соликов именно в том, что они не могут уходить в Великое Приключение вдвоем. Само слово «солик» пропитано одиночеством. Они вынуждены возвращаться из своего мира, чтобы любить по-настоящему — и рожать настоящих детей. Нас учили, что это закон. Он гласит: «То, что видит один, может быть создано его умом. То, что видят двое, создано Верховным Существом».

— Верно, — согласился Смотритель. — Совершенно верно. Этот закон отделяет общее от частного в практическом смысле. Но Верховное Существо вовсе не возражает, чтобы двое или трое увидели одно и то же. Проблема в том, как такого добиться.