Бессонница (др.перевод) - Кинг Стивен. Страница 100

Нет, подумал Ральф. Только не в этой башне, которую я увидел в твоем сознании, мой маленький лысый друг. В этом здании, если оно вообще существует, нет никаких подъемников. Только узкие лестницы, затянутые паутиной, и двери, ведущие бог знает куда.

Лахесис взглянул на него со странным, почти удивительным любопытством, но Ральф решил, что ему нет дела до переживаний этого существа. Он повернулся к Клото и сделал ему знак продолжать.

Клото: [Как я сказал, существуют подъемники, но краткосрочникам не разрешается их использовать в обычных обстоятельствах. Вы не [готовы] [приспособлены] [ – ]

Последнее объяснение было самым правильным, но оно ускользнуло от Ральфа, прежде чем он успел его уловить. Он взглянул на Луизу, которая лишь тряхнула головой, и опять повернулся к Клото с Лахесисом. Он разозлился еще больше. Все эти долгие, бесконечные ночи, когда он сидел в кресле-качалке в ожидании рассвета; все эти дни, которые он провел, чувствуя себя бесприютным призраком, заключенным в собственном теле; его неспособность запомнить коротенькое предложение из книжки, пока не прочтешь его раза три; телефонные номера, которые он всегда помнил наизусть, а теперь вынужден был смотреть в записной книжке…

И вот тут пришло воспоминание, что подводило итог всему и оправдывало ярость, которая закипала в нем всякий раз, когда он смотрел на этих лысых созданий с их темно-золотыми глазами и почти ослепительной аурой. Он вспомнил, как всматривался в глубины своего буфета в поисках пакетика с растворимым супом, который – как настаивал его усталый, перенапряженный мозг – должен был быть где-то там. Он вспомнил, как продолжал искать этот чертов пакетик, даже когда уже понял, что его там нет. Он вспомнил выражение своего лица – выражение сдержанного недоумения, которое можно было бы принять за печать дебилизма, но которое было лишь проявлением крайнего утомления. Он вспомнил, как уронил руки и просто стоял перед открытым буфетом – как будто ждал, что кубик сам к нему выползет.

Только теперь он до конца осознал и прочувствовал, какими ужасными на самом деле были эти последние месяцы. Вспоминать о них – все равно что смотреть на пустынный пейзаж, выдержанный в унылых серо-фиолетовых тонах.

[Так получается, вы нас впустили в подъемник… или, может быть, это была бы слишком большая честь для таких, как мы… и вы просто пустили нас на пожарную лестницу. Дали нам время освоиться – типа на акклиматизацию, чтобы мы совсем уже не обессилели. А до этого вы лишили нас сна, так что мы чуть не спятели. Сын и невестка Луизы хотели сдать ее в дом престарелых, вы знали об этом? А мой друг Билл Макговерн считает, что мне прямая дорога в Джунипер-Хилл. А тем временем вы, ангелочки…]

Клото выдавил из себя бледную тень своей прежней широкой улыбки.

[Мы не ангелы, Ральф.]

[Ральф, пожалуйста, не кричи на них.]

Да, он действительно кричал, и, кажется, что-то дошло даже до Фэя. Он убрал свою шахматную книгу, прекратил ковыряться в носу и выпрямился в кресле, нервно оглядывая комнату.

Ральф перевел взгляд с Клото (который отступил на шаг назад и больше не улыбался) на Лахесиса.

[Твой друг говорит, вы не ангелы. А где тогда ангелы? Играют в покер семью или восемью этажами выше? А Господь Бог, видимо, должен тогда обретаться в пентхаузе, а дьявол – подбрасывать уголь в топку в котельной.]

Ответа не было. Клото с Лахесисом с сомнением переглянулись. Луиза дернула Ральфа за рукав, но он не обратил на нее внимания.

[И что вы теперь собираетесь делать, ребята? Выследить своего мелкого лысого Ганнибала Лектера и отобрать у него скальпель? А не пошли бы вы в задницу.]

После этой тирады Ральф должен был бы развернуться и выйти (он видел достаточно фильмов и знал, что это будет достойное завершение беседы), но Луиза вдруг разразилась слезами, и это его удержало. Упрек в ее взгляде заставил его пожалеть о своей вспышке… ну хотя бы немножечко пожалеть. Он обнял Луизу за плечи и с вызовом посмотрел на лысых докторов.

Они снова переглянулись и о чем-то посовещались на уровне, не доступном Ральфу с Луизой. Когда же Лахесис вновь повернулся к ним, он улыбался, но его глаза были серьезными.

[Я чувствую твою ярость, Ральф, но это не праведный гнев. Сейчас ты не веришь, но потом все может измениться. А пока что мы вынуждены отложить на какое-то время и ваши вопросы, и те ответы, которые мы можем дать.]

[Почему?]

[Потому что пришло время разрезать нить этого человека. Смотрите внимательно, сейчас вы узнаете кое-что новое.]

Клото встал слева от кровати, Лахесис – справа, пройдя по пути сквозь Фэя Чапина. Фэй согнулся во внезапном приступе кашля, а потом, как только ему полегчало, снова открыл свою шахматную книжку.

[Ральф, я не могу на это смотреть! Я не хочу видеть, как они это делают!]

Но Ральф почему-то не сомневался, что она все-таки сможет. Они оба смогут.

Он чувствовал ее напряжение. Когда Клото с Лахесис склонились над Джимми Ви, их взгляды были исполнены любви, заботы и нежности. Ральф тут же вспомнил одну картину Рембрандта. «Ночной дозор», кажется, так она называлась. Их ауры слились, частично наложились друг на друга над телом Джимми, и тот вдруг открыл глаза. Он посмотрел сквозь докторов рассеянным и отсутствующим взглядом, а потом взглянул на дверь и улыбнулся.

– Эй! Да вы посмотрите, кто здесь! – воскликнул Джимми Ви. Его голос звучал глухо и хрипло, но в нем все еще был слышен акцент бостонского умника, и «здесь» прозвучало как «здЭсь». Фэй подскочил на месте, уронив на пол книжку. Он взял Джимми за руку, но Джимми его не замечал – он смотрел на Ральфа с Луизой.

– Это же Ральф Робертс! И вдова Пола Чесса! Ральфи, ты помнишь тот день, когда мы пытались пройти на собрание секты возрожденцев и даже слышали, как они пели «Святая благодать»?

[Я помню, Джимми.]

Джимми попытался улыбнуться, и его глаза снова закрылись. Лахесис положил руки на щеки умирающего человека и слегка повернул его голову, как цирюльник, готовящийся брить клиента. Клото открыл ножницы и обхватил лезвиями веревочку Джимми. В тот момент, когда он щелкнул ножницами, Лахесис наклонился и поцеловал Джимми в лоб.

[Иди с миром, друг мой.]

Ножницы тихо щелкнули. Отрезанная веревочка поднялась к потолку и исчезла. Черный траурный кокон вокруг Джимми Ви на мгновение вспыхнул белым и тут же исчез, точно как у Розали. Джимми снова открыл глаза и посмотрел на Фэя. Ральфу показалось, что он пытается улыбнуться; а потом его взгляд как-то разом остекленел. Ямочки у него на щеках разгладились.

– Джимми? – Фэй потряс Джимми за плечо. При этом его рука прошла прямиком сквозь Лахесиса. – С тобой все в порядке, Джимми?.. О черт.

Фэй вскочил и бросился вон из комнаты.

Клото: [Теперь вы понимаете, что все, что мы делаем, мы делаем с любовью и уважением? Что мы фактически просто целители последнего приюта? Это важно, Ральф и Луиза, чтобы вы это поняли. Это важно для наших с вами отношений. Вы понимаете?]

[Да.]

[Да.]

Ральф не собирался соглашаться ни с чем из того, что они скажут, но эта фраза – целители последнего приюта – все же пробилась в его затуманенный яростью разум. Это была чистая правда. Они освободили Джимми Ви от этого мира, где для него больше не было ничего, кроме боли. И они, без сомнения, были с Ральфом в тот дождливый вечер в палате № 317 почти семь месяцев назад и даровали Каролине такое же освобождение. И да, действительно: они делали свою работу с любовью и уважением – все сомнения, которые были у Ральфа на этот счет, исчезли в ту же секунду, когда Лахесис поцеловал Джимми Ви в лоб. Но вот в чем вопрос: несмотря на все их уважение и любовь, есть ли у Клото с Лахесисом право ввергать его (и Луизу тоже) в ад кошмарной бессонницы на грани безумия, а потом посылать их за неким сверхъестественным существом, которое явно съехало с катушек. Есть ли у Клото с Лахесисом право даже задумываться о том, что два обычных человека, и к тому же уже немолодых, способны справиться с такой тварью?