Бессонница (др.перевод) - Кинг Стивен. Страница 121

Он подошел к двери справа и вопросительно взглянул на Луизу. Она кивнула. Он коснулся дверной ручки и с отвращением посмотрел на свои пальцы, которые прошли сквозь нее. Оно и к лучшему, конечно; если бы он действительно ухватился за эту чертову штуку, то оставил бы пару лоскутов кожи на раскаленном металле.

[Нам нужно войти туда, Ральф!]

Он посмотрел на нее, увидел в ее глазах беспокойство и страх, но ни капельки паники, и кивнул. Они вместе прошли сквозь дверь в тот самый момент, когда тяжелая люстра, что висела в центре прихожей, упала на пол с кошмарным грохотом разбившихся стеклянных подвесок и дребезжащей железной цепи.

За дверью была гостиная, и то, что они там увидели, заставило сердце Ральфа сжаться от ужаса. К стене под огромным плакатом с портретом Сьюзан Дей в джинсах и футболке (НЕ ПОЗВОЛЯЙ ЕМУ ЗВАТЬ ТЕБЯ ДЕТКОЙ, ЕСЛИ НЕ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ОН ТАК К ТЕБЕ ОТНОСИЛСЯ, было написано под фотографией) привалились две женщины. Обе были мертвы – застрелены в голову. Похоже, стреляли в упор. Мозги, обрывки волос и кусочки костей разметались по цветному плакату и ковбойским сапожкам Сьюзан Дей. Одна из женщин была беременна. А другая была Гретхен Тилбери.

Ральф вспомнил тот день, когда она вместе с Элен пришла к нему, чтобы предостеречь его и дать баллончик с газом под названием «Телохранитель»; тогда он подумал, что она – настоящая красавица… но, конечно, в тот день ее хорошенькая головка была цела, а мозги не были разбрызганы по стенам. По прошествии пятнадцати лет после того, как она едва избежала смерти от рук своего изувера-мужа, другой мужчина приставил пистолет ей к виску и отправил ее прямиком в мир иной. Теперь она уже никому никогда не расскажет, откуда у нее этот шрам на левом бедре.

На мгновение Ральфу показалось, что он сейчас грохнется в обморок. Это было ужасно. Но он все-таки взял себя в руки и буквально вытащил себя из этого состояния, думая о Луизе. Ее аура стала темной, потрясенно-красной. Ее пронзали зубчатые черные линии, похожие на кардиограмму человека, перенесшего сердечный приступ.

[Ральф! Ральф, о Господи!]

Что-то взорвалось в южном крыле дома, причем с такой силой, что взрывная волна выбила дверь, через которую они только что вошли. Ральф подумал, что это, должно быть, баллон пропана… или баллоны пропана… что, в сущности, было сейчас абсолютно не важно. Горящие клочья обоев залетели в комнату из коридора, и Ральф заметил, что легкие занавески на окнах и волосы, которые еще оставались на голове Гретхен Тилбери, заколыхались по направлению к двери в коридор – пламя требовало кислорода, чтобы питать себя. Сколько еще времени остается, пока огонь не превратит женщин и детей в подвале в обугленные головешки? Ральф не знал, но подозревал, что люди, запертые в подвале, задохнутся в дыму задолго до того, как до них доберется пламя.

Луиза в ужасе смотрела на мертвых женщин. Слезы текли у нее по щекам. И от их влажных дорожек поднимался размытый серый свет, похожий на дым, который обычно стоит над сухим льдом. Ральф провел ее через гостиную к закрытым дверям на противоположной от входной двери стене. Он остановился перед теми вторыми дверями, только чтобы глубоко вдохнуть, и шагнул сквозь дерево, крепко держа Луизу за руку.

На мгновение их окутала темнота, в которой Ральф не только носом, но и всем своим телом почувствовал сладкий аромат опилок, а потом они вышли в другую комнату, самую северную комнату в здании. Когда-то это, наверное, была студия, но потом ее переоборудовали в комнату для сеансов групповой терапии. В центре кругом стояло около дюжины кресел с откидными спинками. Стены были увешаны плакатами с надписями вроде: «НЕЛЬЗЯ ТРЕБОВАТЬ, ЧТОБЫ ТЕБЯ УВАЖАЛИ, ЕСЛИ ТЫ САМА СЕБЯ НЕ УВАЖАЕШЬ». На доске в другом конце комнаты кто-то написал печатными буквами: «МЫ ВСЕ – СЕМЬЯ, И ВСЕ МОИ СЕСТРЫ СО МНОЙ». Перед одним из окон, что выходили на крыльцо, скорчился Чарли Пикеринг в бронежилете поверх дурацкой футболки с песиком Снупи, которую Ральф узнал бы везде.

– Я шашлык сделаю из всех этих безбожниц! – орал Пикеринг. Пуля просвистела у него над плечом, вторая попала в оконную раму справа от него и отколола щепку как раз на уровне его глаз в очках в роговой оправе. Догадка Ральфа о том, что у него есть защита, теперь превратилась в уверенность. – Лесбийские сучки! Я им покажу, на что это похоже! На собственной шкуре пусть испытают!

[Стой тут, Луиза… вот здесь, где стоишь.]

[Что ты собрался делать?]

[Позаботиться вот о нем.]

[Не убивай его, Ральф! Пожалуйста, не убивай!]

Почему нет? – желчно подумал Ральф. Этим я лишь окажу всем услугу. Сам он в этом нисколечко не сомневался, но у него не было времени спорить.

[Хорошо, я не буду его убивать! Только ты оставайся здесь… слишком много проклятых пуль, так что тебе лучше не рисковать. Я спущусь один.]

Прежде чем Луиза успела ответить, Ральф сосредоточился, вызвал вспышку и спустился обратно на уровень краткосрочников. На этот раз это произошло так быстро, что он чуть не задохнулся от неожиданности – как будто спрыгнул из окна второго этажа на бетонную мостовую. Ауры исчезли, зато появились звуки: треск пламени, уже не приглушенный, а ясный и близкий; грохот автоматной очереди. В воздухе пахло гарью, в комнате было невозможно дышать из-за жары. Возле Ральфова уха прожужжало что-то вроде невидимого насекомого. Жучок сорок пятого калибра.

Лучше поторопись, милый, – посоветовала Каролина. Если на этом уровне в тебя попадет пуля, она убьет тебя, помнишь?

Он помнил.

Он направился к Пикерингу. У него под ногами хрустели осколки стекла и щепки, но Пикеринг не обернулся. Вдобавок к автомату в руках у него на бедре висел револьвер, а у левой ноги валялся небольшой вещмешок. Он был расстегнут, и внутри Ральф заметил несколько винных бутылок. Их раскрытые горлышки ощерились влажными тряпками.

– Убить этих сук! – орал Пикеринг, поливая двор очередной автоматной очередью. Он отбросил пустую обойму, задрал футболку, и стало видно, что у него за ремень заткнуто еще штуки три-четыре. Ральф достал из вещмешка одну из бутылок с зажигательной смесью, ухватил ее за горлышко и обрушил на голову Пикеринга. И тут же понял, почему тот не услышал его приближения: у него в ушах были стрелковые затычки. Прежде чем Ральф успел оценить иронию ситуации – человек, который отправился выполнять самоубийственную миссию, позаботился о своем слухе, – бутылка разбилась о висок Пикеринга, окатив его потоком янтарной жидкости и фонтаном зеленых осколков. Пикеринг покачнулся, рука потянулась к раненой голове. Кровь текла сквозь его длинные пальцы – пальцы пианиста или художника, рассеянно подумал Ральф, – стекая по шее. Он оглянулся, его глаза за грязными стеклами очков удивленно распахнулись, волосы встали дыбом, отчего он стал похожим на мультяшного героя, в которого только что всадили нефиговый электрический разряд.

– Ты?! – заорал он. – Дьявольский Центурион! Детоубийца, безбожник!

Ральф вспомнил о двух мертвых женщинах в соседней комнате и опять пришел в ярость… хотя ярость – это еще мягко сказано. Очень мягко. Ему казалось, что его нервы превратились в раскаленную проволоку под кожей. В голове колотилась мысль: Одна из них была беременна, так кто из нас детоубийца, одна из них была беременна, так кто из нас детоубийца.

Пуля вновь просвистела мимо его головы. Ральф этого не заметил. Пикеринг пытался поднять автомат, из которого он застрелил Гретхен Тилбери и ее беременную подругу. Ральф вырвал его из рук Чарли и навел на него. Тот завизжал от ужаса. От этого Ральф взбесился еще больше и забыл об обещании, данном Луизе. Он взвел курок, намереваясь разрядить всю обойму в этого человека, который сейчас жалко скорчился у стены (в этот момент никому из них не пришло в голову, что в обойме не было патронов), но прежде чем он нажал на курок, его отвлекло сияние в воздухе у него за спиной. Сначала оно было бесформенным, просто искрящимся калейдоскопом красок, а потом приняло очертания женщины с мерцающим серым шлейфом, который поднимался из ее головы.