Бессонница (др.перевод) - Кинг Стивен. Страница 41

Он повернулся к Макговерну и сказал: «С прошлого месяца я вижу вещи, которые…»

– Наверное, мне грустно, – сказал Макговерн, в очередной раз нарочито всхлипывая. – Только не знаю, из-за Боба или из-за себя самого. Разве это не мерзко? Но если бы ты знал, каким он был в те дни… ослепительным… пугающе ослепительным…

– Билл? Видишь вон того парня около закусочной? Который в помойке роется? Я вижу…

– Да, сейчас таких парней всюду полно, – сказал Макговерн, мельком взглянув на бродягу (который нашел две банки из-под «Будвайзера» и засунул их в свой пакет), потом он снова повернулся к Ральфу. – Ненавижу быть старым. Наверное, в этом все дело.

Бродяга, ковыляя на полусогнутых, подошел к их скамейке, запах, появившийся вместе с ним, был отнюдь не ароматом «Английской кожи». Его аура – яркое-зеленая, насыщенная, Ральфу она напомнила украшения в День святого Патрика – странно сочеталась с его заискивающей позой и слащавой ухмылкой.

– Э, привет, парни! Как дела?

– Бывало лучше, – сказал Макговерн, саркастически приподняв бровь, – и я думаю, будут лучше, как только ты отвалишь.

Бродяга с сомнением посмотрел на Макговерна, решил, видимо, что тут ловить нечего, и обратил свой взор на Ральфа.

– У вас лишней мелочи не найдется, мистер? Мне надо до Декстера добраться. Мне дядя звонил оттуда в ночлежку на Нейболт-стрит, говорит, я могу получить свою старую работу на фабрике, но тока если я…

– Отвали, приятель, – сказал Макговерн.

Бродяга встревоженно взглянул на него, потом его налитые кровью карие глаза снова сфокусировались на Ральфе.

– Хорошая работа, понимаешь? И я могу снова получить ее, тока если доберусь туда сегодня. Автобус…

Ральф полез в карман, нашел четвертак и десятицентовик и положил их в протянутую руку. Бродяга ухмыльнулся. Аура, окружающая его, стала на мнгновение ярче, а потом вдруг исчезла. Для Ральфа это было огромным облегчением.

– Во, здорово. Спасибо, мистер!

– Да не за что, – ответил Ральф.

Бродяга отбыл в направлении ШопнСэйв, где всегда в продаже имелись такие вещи, как Ночной Поезд, Старый Герцог и Серебряный Джин.

Вот дерьмо, Ральф, не мог бы ты быть немножечко поснисходительнее, не только на деле, но и в мыслях? – спросил он сам себя. – Если пройти в этом направлении еще полмили, там будет автовокзал.

Это так, разумеется, но Ральф прожил достаточно долгую жизнь и прекрасно понимал, что существует большая разница между снисходительностью и иллюзиями. Если бродяга с темно-зеленой аурой отправился на автовокзал, значит, Ральф собирается в Вашингтон, чтобы стать госсекретарем.

– Не стоило тебе делать этого, Ральф, – укоризненно заметил Макговерн. – Это только вдохновит его.

– Наверное, – устало ответил Ральф.

– Так что ты говорил до того, как нас столь бесцеремонно прервали?

Мысль о том, чтобы рассказать Макговерну про ауры, казалась теперь весьма неудачной, он даже не мог понять, каким образом ему удалось подобраться так близко к этому решению. Бессонница, разумеется, – вот единственное объяснение. Она влияет не только на краткосрочную память и чувство восприятия, еще и на суждения.

– Я говорил, что сегодня утром получил по почте кое-что, – сказал Ральф, – что, возможно, поднимет тебе настроение. – Он протянул Макговерну открытку Элен, тот внимательно прочел ее, а потом перечитал еще раз. Когда он читал открытку второй раз, на его длинном лошадином лице заиграла улыбка. Сочетание облегчения и совершенно искреннего удовольствия в этой улыбке сразу заставило Ральфа простить Макговерну его пафосную жалость к себе, любимому. Забыть, что Билл бывает не только напыщенным, но и великодушным, очень легко.

– Ну, смотри-ка! Работа, это же здорово!

– Разумеется. Может, отметим за обедом? Тут, в двух домах от Райт-Эйд, есть приятная забегаловка, то ли «Полдень», то ли «Закат». Может быть, немного странная, но…

– Спасибо, но я обещал племяннице Боба, что посижу с ним. Разумеется, он понятия не имеет, кто я такой, но это не важно, просто потому, что я знаю, кто он такой. Вы capisce?

– Ага, – ответил Ральф. – Ну тогда в другой раз, ладно?

– Заметано. – Макговерн снова просмотрел открытку, все еще улыбаясь. – Это великолепно – просто великолепно!

Ральф рассмеялся над этим выражением.

– Я тоже так подумал.

– Я бы поставил пять баксов на то, что она вернется обратно к этому психу, толкая перед собой колясочку с ребенком… но я был бы рад тому, что проиграл эти деньги. Наверное, это звучит не вполне нормально.

– Да уж, не вполне, – ответил Ральф, но только потому, что знал – это именно то, что хочет услышать Макговерн. На самом деле он подумал о том, что Билл Макговерн только что умудрился описать свой характер и мировоззрение куда лучше и лаконичнее, чем это мог бы сделать Ральф.

– Приятно знать, что кое-что в этом мире становится лучше, а не хуже, да?

– А как же.

– Луиза это уже видела?

Ральф покачал головой.

– Ее нет дома. Как только я ее увижу, тут же покажу ей эту открытку.

– Так и сделай. А как у тебя дела со сном, Ральф? Получше?

– Да все в порядке вроде бы.

– Это хорошо. Потому что ты лучше выглядишь. Сильнее как-то. Мы не должны сдаваться, Ральф, это важно. Я прав?

– Наверное, – сказал Ральф и вздохнул. – Наверное, в этом ты прав.

3

Два дня спустя Ральф сидел за кухонным столом, неторопливо ел из миски хлопья с отрубями, которых ему на самом деле не хотелось (но почему-то казалось, что это может быть для него полезно), и смотрел на первую страницу «Дерри ньюз». Он быстро проглядел саму статью, но в статье была одна фотография, которая постоянно привлекала его внимание; она, казалось, выражала все те отрицательные эмоции, с которыми он жил последние несколько месяцев, при этом по сути дела не объясняя ни одной из них.

Ральф подумал, что заголовок над фотографией – ЖЕНСКАЯ ДЕМОНСТРАЦИЯ СПРОВОЦИРОВАЛА ВСПЫШКУ НАСИЛИЯ – имеет мало общего с историей, изложенной внизу, но это его как раз не удивило. Он читал «Ньюз» уже очень много лет и привык к ее экивокам и твердой позиции отрицания абортов. Однако газета сделала все возможное, чтобы дистанцировать себя от «Друзей жизни» и их поведения в тот день, смысл колонки редактора сводился к нравоучениям вроде «ай-ай-ай, ну-как-же-вам-не-стыдно-мальчики», что опять же не удивило Ральфа. «Друзья жизни» собрались на парковке, которая принадлежала и Женскому центру, и больнице Дерри, и начали ждать демонстрантов – сторонников выбора, которые устроили демонстрацию и шли через весь город от Общественного центра. У большинства демонстрантов были плакаты с фотографиями Сьюзан Дей и слоганом ВЫБОР, А НЕ СТРАХ.

Демонстранты хотели собрать по ходу процессии как можно больше сочувствующих, так называемый принцип снежного кома. У Женского центра должны были состояться небольшой митинг – который должен был разогреть общественность перед выступлением Сьюзан Дей, – а также раздача прохладительных напитков. Но митинга не было. Как только сторонники выбора подошли к парковке, им наперерез вышли «Друзья жизни» и заблокировали дорогу, держа перед собой свои плакаты (УБИЙСТВО ВСЕГДА УБИЙСТВО, СЬЮЗАН ДЕЙ, ДЕРЖИСЬ ОТ НАС ПОДАЛЬШЕ, ОСТАНОВИТЕ ИЗБИЕНИЕ МЛАДЕНЦЕВ) наподобие щитов.

Демонстрантов сопровождала полиция, но никто не ожидал, что события будут развиваться так стремительно: уже очень скоро перепалка сменилась рукоприкладством. Все случилось, когда одна из «Друзей жизни» увидела в рядах сторонников выбора собственную дочь. Старшая женщина бросила свой плакат и набросилась с кулаками на младшую. Друг дочери схватил пожилую женщину и попытался удержать ее. Когда мамочка расцарапала ему лицо ногтями, молодой человек бросил ее на землю. Это спровоцировало десятиминутную драку и стало причиной тридцати арестов, количество арестованных в обеих группировках оказалось примерно равным.

На фотографии, украшавшей первую страницу сегодняшнего выпуска «Ньюз», были запечатлены Гамильтон Давенпорт и Дэн Далтон. Фотографу удалось снять Давенпорта с жуткой ухмылкой, которая совершенно не была похожа на его обычное спокойное самодовольство. Кулак был поднят над головой в примитивном жесте триумфа. Напротив него – с плакатом Хэма ВЫБОР, А НЕ СТРАХ на голове, напоминающим странный картонный нимб – стоял grand fromage «Друзей жизни». У Далтона были изумленные глаза и отвисшая челюсть. На высококонтрастной фотографии кровь, текущая у него из носа, напоминала шоколадный соус.