Бессонница (др.перевод) - Кинг Стивен. Страница 75
– Ты смеешься надо мной, Ральф?
– Нет, совсем даже не над тобой.
Она кивнула, все еще улыбаясь.
– Тогда это правильно. И ты даже не видел, как я хожу по утрам по гостиной?
– Нет.
– Это потому, что у меня перед домом нет фонаря. А вот перед твоим домом есть. Я много раз видела, как ты сидишь в своем кресле-качалке, смотришь на улицу и пьешь чай.
А я всегда думал, что я один, подумал Ральф, и вдруг у него в голове возник вопрос, одновременно смешной и неловкий. Интересно, а сколько раз она видела, как он там сидел и ковырялся в носу?
Она либо прочла его мысли, либо просто увидела, как он покраснел, потому что сказала:
– Я различала только твой силуэт, к тому же на тебе все время была рубашка, так что все было очень пристойно. За это можешь не волноваться. К тому же, я надеюсь, ты понимаешь, что если бы ты делал что-то, что не стоит показывать людям, я бы просто не стала смотреть. Меня все-таки не в сарае воспитывали.
Он улыбнулся и сжал ее руку.
– Я это знаю, Луиза. Просто мне как-то странно… знаешь, я-то был уверен, что я один такой… бодрствующий. И вот теперь выясняется, что пока я там сидел и смотрел на улицу, в это время кто-то смотрел на меня.
Она наградила его загадочной улыбкой, которая вполне могла означать: Не беспокойся, Ральф, ты был для меня только частью ландшафта.
Он на пару мгновений задумался над значением этой улыбки, а потом снова вернулся к главному разговору:
– Так что с тобой приключилось, Луиза? Почему ты сидишь здесь и плачешь? Только из-за бессонницы? Если да, я тебе очень сочувствую. Но ведь дело не только в этом?
Ее улыбка погасла. Она снова сложила руки на коленях и опустила голову.
– На свете есть вещи похуже бессонницы. Например, предательство. И особенно если тебя предают те люди, которых ты любишь.
2
Она опять замолчала. Ральф ее не торопил. Он смотрел на Розали, которая вроде бы тоже смотрела на него. А может, на них обоих.
– А ты знаешь, Ральф, что у нас не только проблема общая, но и доктор?
– Ты тоже ходишь к Литчфилду?
– Ходила к Литчфилду. Мне его порекомендовала Каролина. Но больше я к нему не пойду. Мы разошлись, как в море корабли. Сукин сын!
– Что случилось?
– Я все ждала-ждала. Думала, все утрясется само собой – природа возьмет свое, как говорится. То есть я, конечно, пыталась помочь природе, и так и сяк. Мы, наверное, оба с тобой много чего перепробовали.
– Пчелиные соты? – спросил Ральф и опять улыбнулся. Он просто не мог сейчас не улыбнуться. Какой удивительный день сегодня, подумал он. Столько всего уже произошло… а до вечера еще далеко.
– Соты? А что соты? Они помогают?
– Нет, – сказал Ральф, по-прежнему улыбаясь. – Ни черта не помогают, но вкусно.
Она рассмеялась и сжала его руку. Ральф ответил ей тем же.
– Ты ведь не ходил к Литчфилду с этой проблемой, Ральф?
– Нет. Назначил было встречу, но потом отменил.
– Отменил, потому что ты ему не доверяешь? Потому что он упустил болезнь Кэрол?
Ральф посмотрел на нее удивленно.
– Ладно, забыли, – сказала Луиза. – Я не вправе такое спрашивать.
– Да нет, все в порядке. Просто я удивился, что кто-то еще так же думает, кроме меня. Что он… ну… понимаешь… поставил ей неправильный диагноз.
– Ха! – Красивые глаза Луизы вспыхнули. – Да все так думают! Билл говорил, что ему удивительно, что ты не подал в суд на этого криворукого ублюдка на следующий же день после похорон Каролины. Конечно, тогда я была на другой стороне и защищала Литчфилда, как одержимая. А ты вообще, что ли, не думал о том, чтобы подать на него в суд?
– Нет. Мне уже семьдесят, я не хочу тратить оставшееся мне время на обвинения Литчфилда в преступной небрежности и халатности, на суды, заседания и все такое. К тому же разве это вернет мне Каролину?
Луиза покачала головой.
Ральф сказал:
– Но то, что случилось с Каролиной… пожалуй, это и было причиной, почему я к нему не пошел. Да, скорее всего. Я просто не могу ему доверять или, может быть… я не знаю…
Он действительно не знал, и в этом была вся проблема. Но одно он знал наверняка: что-то заставило его отменить встречу и с доктором Литчфилдом, и с Джеймсом Роем Хонгом, известным в определенных кругах под кличкой «булавковтыкатель». Причем эту встречу он отменил по совету одного старика девяносто двух лет от роду, который вряд ли помнит собственное второе имя. Его мысли сами собой переключились на книжку, которую подарил ему старина Дор, и на стихотворение, которое он цитировал. Оно называлось «Погоня», и оно никак не шло у Ральфа из головы… особенно та часть, где поэт говорит о вещах, которые проносятся мимо и которым уже не суждено состояться: непрочитанные книги, несказанные шутки, путешествия, которые он никогда не совершит.
– Ральф? Ты тут?
– Да. Просто задумался о Литчфилде. О том, почему я отменил ту встречу.
Она сжала его руку.
– Ты просто порадуйся, что ты ее отменил. Я вот не отменила.
– Расскажи.
Луиза зябко передернула плечами.
– Когда мне стало так плохо, что я уже не могла этого выносить, я пошла к нему и все рассказала. Я думала, он мне выпишет какое-нибудь снотворное, но он сказал, что мне даже это нельзя – у меня какие-то там проблемы с ритмами сердца, и от снотворного мне может сделаться хуже.
– Когда ты к нему ходила?
– В начале той недели. А вчера мой сын Гарольд вдруг неожиданно позвонил и сказал, что они с Дженет хотят со мной позавтракать и приглашают меня в ресторанчик. Я им сказала, что это полная ерунда. Я еще не такая немощная и вполне в состоянии сама приготовить завтрак. Если вы хотите приехать, я буду рада, сказала я, и я вас как следует накормлю. Сама. И не нужен нам никакой ресторанчик. А если хотите меня куда-нибудь свозить, то лучше мы где-нибудь погуляем. Я подумала про бульвары, я так очень люблю гулять. В общем, вот так я им и сказала.
Она повернулась к Ральфу, и на этот раз ее улыбка была горькой и жесткой.
– И мне даже в голову не пришло задуматься о том, с чего бы они вдруг решили приехать ко мне, когда по идее им надо быть на работе… а они оба очень любят свою работу, только о ней и говорят, когда мы встречаемся. Я просто подумала: как это мило с их стороны… как заботливо… я специально сделала макияж и прическу, чтобы выглядеть получше… чтобы Дженет не заподозрила, что у меня какие-то проблемы. Вот что меня занимало больше всего. Старая, глупая Луиза. «Наша Луиза», как говорит Билл… не смотри ты так удивленно, Ральф! Конечно, я знаю об этом; ты что, думаешь, что я только вчера с неба упала? И он прав. Я действительно глупая, я вообще полная дура, но это не значит, что мне не больно – так же, как всем остальным. – Она снова расплакалась.
– Конечно, не значит. – Ральф сжал ее руку.
– Ты бы здорово посмеялся, если бы видел меня тогда, – продолжала она. – Как я пекла булки в четыре утра, потом, в четыре пятнадцать, нарезала грибы для итальянского омлета, потом начала наводить марафет в половине пятого, просто чтобы быть уверенной, абсолютно уверенной, что Дженет не скажет: «А вы уверены, что чувствуете себя нормально, мама Луиза?» Я ненавижу, когда она так говорит. И знаешь что, Ральф? Они знали, что со мной что-то не так. Они оба знали. Поэтому я, наверное, выглядела смешно.
Ральф подумал, что где-то он потерял нить ее рассуждений.
– Знали? Откуда они могли знать?
– Да потому что им Литчфилд сказал! – закричала она. Ее лицо снова сморщилось, но на этот раз не от горя, а от бешеной ярости. – Этот болтливый сукин сын позвонил моему сыну и ВСЕ ЕМУ РАССКАЗАЛ!
На мгновение Ральф потерял дар речи.
– Но, Луиза… они не могут такого делать, – сказал он наконец. – Все, что сказано между доктором и пациентом, это профессиональная тайна. Твой сын должен об этом знать, он же юрист – у них то же самое, у юристов. Доктора не имеют права пересказывать слова своих пациентов кому бы то ни было, пока пациент…