Бессонница (др.перевод) - Кинг Стивен. Страница 96
– Вот, пожалуйста, сэр. – Ее учтивый и вежливый тон был совсем не похож на ее прежнюю манеру общения. – Простите за задержку.
– Спасибо, – сказал Ральф с нажимом. Он взял беджики и сжал руку Луизы. – Пойдем, дорогая. Нам надо
[Ральф, что ты с ней СДЕЛАЛ?]
[Ничего. По-моему, с ней все в порядке.]
успеть до того, как закончатся часы посещения.
Луиза взглянула на женщину за окошком. Она уже общалась со следующим посетителем, но как-то медленно и заторможенно, как будто только что совершила какое-то важное открытие, и теперь ей надо его обдумать. Синее сияние теперь осталось только на кончиках ее пальцев, но пока Ральф с Луизой смотрели, и оно тоже исчезло.
[Да… с ней ДЕЙСТВИТЕЛЬНО все в порядке. Так что не надо себя корить.]
[А я разве корю?]
[Я думаю, да… мы снова общаемся так…]
[Я знаю.]
[Ральф…]
[Да?]
[И это чудесно, правда?]
[Да.]
Ральф попытался скрыть от Луизы окончание этой ответной мысли: когда с тобой происходит что-то чудесное, потом обычно приходится за это платить. И цена, как правило, бывает высокой. Очень высокой.
4
[Не смотри на этого ребенка, Ральф. Его мама, похоже, нервничает.]
Ральф взглянул на женщину, у которой на руках спал ребенок, и понял, что Луиза права… но ему было сложно не смотреть. Ребенок – ему было не больше трех месяцев – лежал в капсуле переливчатого желто-серого света. Эта капсула света крутилась вокруг маленького тельца с бешеной скоростью атмосферы какого-нибудь газового гиганта – Юпитера, например, или Сатурна.
[Боже, Луиза, это же повреждение мозга, правда?]
[Да. Женщина говорит, что это была автомобильная катастрофа.]
[Говорит? Ты что, с ней разговаривала?!]
[Нет. Это…]
[Я не понимаю.]
[Добро пожаловать в клуб.]
Огромный больничный лифт медленно ехал вверх. Те, кто был внутри – один человек на костылях и несколько вполне здоровых людей, которые как бы стыдились своего хорошего самочувствия, – угрюмо молчали: либо сосредоточенно изучали индикатор этажей, либо пристально вглядывались в свою обувь. Единственное исключение – женщина с ребенком, окруженным взвихренным светом. Она смотрела на Ральфа с недоверием и тревогой, как будто боялась, что он вырвет ребенка у нее из рук.
Дело не в том, что я на него смотрю, подумал Ральф. То есть, по-моему, не в этом. Она почувствовала, что я думаю про ее ребенка. Почувствовала… ощутила… услышала… в общем, что-то такое.
Лифт остановился на втором этаже, и двери открылись. Женщина с ребенком повернулась к Ральфу. Младенец зашевелился, и Ральф увидел его макушку. В маленьком черепе была глубокая трещина, и по всей ее длине шел красный шрам. Ральфу он показался похожим на тухлую воду, застоявшуюся в канаве. Уродливая серо-желтая аура, которая окружала ребенка, сочилась из этого шрама, как пар из трещины в земле. Веревочка малыша была такого же цвета, что и аура, но она была не похожа на те веревочки, которые Ральф видел раньше, – она была короткая и уродливая. Какой-то обрубок, а не веревочка.
– Ваша мать вас не учила хорошим манерам? – спросила женщина у Ральфа, и его задело не само замечание, а тон, которым оно было сделано. Похоже, он перепугал ее не на шутку.
– Мэм, уверяю вас…
– Не надо меня уверять, – резко проговорила она и вышла из кабины. Двери лифта начали закрываться. Ральф переглянулся с Луизой, и она понимающе кивнула. Она погрозила дверям пальцем, как бы осуждая их, и из кончика ее пальца вылетела серая субстанция, похожая на проволочную сетку. Двери застопорились и разъехались, как и было запрограммировано в случае появления препятствий.
[Мэм!]
Женщина остановилась и обернулась, явно смущенная. Она подозрительно оглядела лифт, пытаясь понять, кто говорит. Ее аура была темно-желтого цвета, оттенка сливочного масла, внутри мелькали редкие оранжевые искры. Ральф посмотрел ей в глаза.
[Простите, если я вас напугал. Для меня и моей подруги это все еще внове. Мы как дети на официальном приеме. Так что простите, пожалуйста.]
[ – ]
Он так и не понял, что она пыталась сказать – впечатление было такое, что их разделяла звуконепроницаемая стена, – но он почувствовал ее облегчение, и странное смущение, и неловкость… какую обычно испытывает человек, когда его застают за каким-то непристойным занятием. Ее сомневающиеся глаза еще на мгновение задержались на его лице, а потом она отвернулась и быстро пошла по коридору к дверям с надписью: НЕВРОЛОГИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ. Серая сетка, которую Луиза набросила на двери, уже заметно истончилась, и когда двери снова начали закрываться, они прошли сквозь нее. Кабина медленно поехала дальше вверх.
[Ральф… Ральф, по-моему, я знаю, что случилось с этим ребенком.]
Она протянула руку к его лицу ладонью вниз и провела ею между его носом и ртом, прижав большой палец к одной его скуле, а указательный – к другой. Все это было проделано так быстро и ловко, что никто из стоящих в лифте ничего не заметил, а если бы и заметил, то подумал бы, что жена, у которой пунктик по поводу чистоты, стирает со щеки мужа крем или пену для бритья.
Ральф почувствовал себя так, как будто у него в мозгах кто-то дернул большой многовольтовый рычаг и включил огромные прожекторы, которые обычно используют на стадионах. И в этой секундной, но ослепительно яркой вспышке он увидел ужасную картину: руки в окружении ядовитой коричнево-лиловой ауры тянутся к колыбельке и достают ребенка. Потом его принялись трясти, от чего его маленькая головка беспомощно болталась на тонкой шейке, как головка тряпичной куклы…
А потом его бросили…
Ослепительные огни в голове погасли, и Ральф вздохнул с облегчением. Он подумал обо всех этих «Друзьях жизни», которых он видел вчера в вечерних новостях, обо всех этих людях, которые размахивали плакатами с портретами Сьюзан Дей и надписями РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЗА УБИЙСТВО, обо всех этих людях в одеждах Мрачного Жнеца, с большим транспарантом: ЖИЗНЬ – КАКОЙ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ВЫБОР.
Интересно, а если бы можно было спросить мнение этого малыша, которого они только что видели… ему наверняка было бы что сказать. Ральф встретился взглядом с Луизой. Ее глаза были полны отчаяния. Он взял ее за руку.
[Это сделал его отец, да? Бросил ребенка об стену?]
[Да. Потому что маленький плакал и не давал ему спать.]
[И она это знает. Знает, но никому не сказала.]
[Нет, пока не сказала… но скажет, Ральф. Она уже думает об этом.]
[А что, если она решит дождаться следующего раза. А следующий раз может стать последним…]
И тут ему в голову пришла ужасная мысль: она пронзила его мозг, как метеор, оставляющий огненный след в ночном летнем небе. Веревочка этого ребенка была всего лишь обрубком, но здоровым обрубком. Этот ребенок может прожить еще много лет, не зная, кто он и где он и что происходит вокруг. Для него окружающий мир будет то появляться, то исчезать – как деревья в тумане…
Луиза стояла, опустив плечи и глядя в пол. Ее печаль ранила сердце Ральфа. Он протянул руку и приподнял ее голову, так чтобы она смотрела на него. У нее в глазах стояли слезы, и это его не удивило.
– Ты все еще думаешь, что это чудесно, Луиза? – спросил он тихо, но не получил ответа: ни вслух, ни безмолвно.
5
На третьем этаже, кроме Ральфа и Луизы, никто больше не вышел. Тишина здесь была густой, как слой пыли под библиотечными шкафами. В середине коридора стояли две медсестры, прижимая к белым накрахмаленным животам папки с бумагами. Глядя на них, можно было бы подумать, что они разговаривают о жизни, смерти и о том, как бороться с болезнями. Но Ральфу с Луизой стоило лишь взглянуть на их ауры, чтобы понять, что медсестры заняты в данный момент очень сложным вопросом: куда пойти выпить, когда закончится смена.