Сверхъестественная любовь - Телеп Триша. Страница 41

— Ничто не может быть тяжелей.

Они замахали друг на друга руками, улыбнулись и ступили на мост вместе.

…И он исчез.

Он исчез не постепенно, как привидение, не растворился в тумане. Он держал в своей теплой сильной мозолистой руке руку Сары, а затем пропал.

Сара успела сделать еще полшага, а потом споткнулась и закричала: «Сэм!»

Она вернулась на остров, но и там не увидела Сэма. Туман рассеялся. И теперь можно было разглядеть цветы, урну, которая лежала на земле, там, где Сара ее вчера уронила.

— Сэм, — позвала Сара опять.

Побежала обратно к дому на дереве, забралась в него.

Футон аккуратно сложен, словно они не провели на нем ночь. На полу никаких забытых вещей. Ничего, что говорило бы об их ночи.

— Сэм, — прошептала она, — вернись!

Но он не появился.

У нее задрожали руки. Она глубоко вздохнула и заставила себя спуститься вниз по лестнице, снова пойти через мост. Открыла дверь и вошла в дом, расправив плечи и высоко подняв голову. Она заставила себя вдыхать и выдыхать медленно.

Сара поднялась по лестнице, чтобы разбудить мальчиков.

«Я могу это сделать. Я должна. Я придумала его. Воображение разыгралось. Цветы в гостиной — настоящие, пепел в урне — настоящий. Эту ночь я придумала».

Но два месяца Сара каждую ночь переходила по мосту на остров, зная, что та ночь была всего лишь игрой воображения, и в то же время мечтая, чтобы это оказалось не так. Тяжело умирает надежда.

Когда надежда умерла, пришло осознание: Сэм тоже умер.

— Вставай, — сказала она Джиму.

Сын закутался в одеяло, спрятал голову под подушку. Только пятка торчит.

Майк вышел из ванной и сказал:

— Он не хочет идти в школу. Я тоже.

— Вы должны. Отец не хотел бы, чтобы у вас в школе начались проблемы.

Майк посмотрел на нее серьезно и спросил:

— Ты в порядке?

— Я плохо спала, — ответила ему Сара.

— Ты выглядишь больной, мама. Тебе нужно поесть и немного отдохнуть.

— Мне не хочется есть…

Она лукавила. И когда мальчики сели в автобус, снова разрешила себе волноваться и надеяться на хорошие новости. Со дня смерти Сэма она похудела на восемнадцать фунтов. Но не потому, что не ела. У нее постоянно кружилась голова, она чувствовала слабость и тошноту. Сара не могла уснуть. Низ живота словно припух и все время болел. Тянуло спину. Она пыталась убедить себя, что это стресс. Но чувствовала себя с каждым днем хуже и хуже.

Наконец Сара решилась и записалась на прием к доктору Груберу. Он был близким другом семьи и ее лечащим врачом. Он знал ее еще подростком. Наблюдал, как они с Сэмом росли. Он был на похоронах Сэма. Сара догадывалась, что с ней происходит, и надеялась, что доктор Грубер подскажет, что теперь делать.

— Ты сказала Бет, что подозреваешь у себя рак яичников?

Бен Грубер изучал карту, а Сара сидела на смотровом столе.

Она просто кивнула, не в состоянии произнести ни слова.

— Ты потеряла восемнадцать фунтов за два месяца, — покачал врач головой. — Плохо. Но неудивительно после смерти близкого человека.

— Я знаю. Но я ем. А меня все время тошнит. Желудок признает только бульон.

— Спишь?

— Пытаюсь днем. А ночью не могу.

Сара легла на смотровой стол, а доктор Грубер прослушал ее сердце и легкие.

— Когда ты стала чувствовать себя плохо?

— Как только Сэм умер.

— Тошнота, боли в животе появились тогда же? Вздутие?

— Нет, после похорон. А еще постоянно бегаю в туалет. Ой! — Она вскрикнула, когда он сжал пальцами низ живота. — И с каждым днем хуже и хуже.

— Мы получили твой анализ крови. Маркеров рака нет. Твои яичники не увеличены. И никто в твоей семье не страдал онкологическими заболеваниями, — сказал доктор Грубер, — но я хочу сделать ультразвуковое исследование матки, чтобы исключить миому. Твоя матка больше, чем должна быть. Не то чтобы это настораживало… Возраст. Двое детей. — Он ободряюще улыбнулся. — Не будем думать о плохом.

Сара кивнула. Действительно, каких только болячек у себя не найдешь, просиживая часами в Интернете на медицинских форумах.

Сестра Бет готовила Сару к ультразвуковому исследованию. Сара вздрогнула от холодного геля. Она не могла видеть экран компьютера, но лицо доктора Грубера видела хорошо. Бет стояла рядом и говорила: «Расслабьтесь. Дышите». Но она не сказала: «Все будет хорошо».

Ужас отразился на лице доктора Грубера, но он тут же справился с шоком, и Сара подумала, что, наверное, врачи часто тренируются перед зеркалом, пока их никто не видит.

— Так плохо? — спросила она.

Взгляд доктора Грубера был прикован к экрану, в то время как рука выводила датчиком на животе Сары маленькие круги.

— Насколько плохо? — снова спросила она.

Не глядя на нее, он произнес:

— Это не миома. Не опухоль.

— Хуже? — Сара была напугана ужасом, мелькнувшим на лице врача. — Что может быть хуже опухоли?

Врач не смотрел на нее. Уставился в пол:

— Ты беременна, Сара.

Это было настолько невероятно, что она рассмеялась.

— Беременна? — Она помотала головой. — За двадцать лет, пока вы были моим врачом, вам еще не удавалось так меня рассмешить.

Но он не улыбался и по-прежнему не смотрел на нее.

— Подождите, вы это серьезно? Вы серьезно думаете, что я беременна?

— Я это просто вижу. Я вижу сердцебиение, вижу ребенка. Ты на втором месяце, Сара.

Одной рукой он прижимал датчик к ее животу, а другой развернул к Саре экран, чтобы и она смогла увидеть крошечное бьющееся сердце в изогнутом, подобно запятой, силуэте эмбриона.

Она беременна.

Доктор Грубер сделал снимок, подал Саре полотенце, чтобы вытереть гель. Кивнул медсестре: «Спасибо, Бет».

Когда дверь за медсестрой закрылась, Сара посмотрела снимок, который распечатал врач, и нахмурилась:

— Это невозможно. Сэм делал вазэктомию. А у меня никого не было, кроме Сэма.

Она подняла глаза на доктора Грубера.

— Я делал ему вазэктомию, — сказал он. И Сара почувствовала холод в его голосе. — Беременность наступила за несколько дней до или после гибели Сэма.

Сара села, поправляя платье, еще раз взглянула на снимок. Ей не нравился тон доктора Грубера.

— У меня никого и никогда не было, кроме Сэма.

Доктор Грубер посмотрел на нее:

— Тогда как ты можешь объяснить беременность?

— Вы сделали вазэктомию небрежно. — Она даже не попыталась улыбнуться, произнося это.

— Вазэктомию, которая не давала тебе забеременеть десять лет? Бывают, конечно, случаи, что она не срабатывает, — признался врач. — Но у вас не было шансов. Тем более вот так, за несколько дней до гибели Сэма. Есть более простые объяснения.

Сара заломила руки:

— Простые объяснения? Нет никаких простых объяснений! Я влюбилась в Сэма в восьмом классе. И я даже не целовалась ни с кем, кроме него. И уж точно не изменяла Сэму. Чтоб мне провалиться! Скорее я поверю в непорочное зачатие, или в то, что вазэктомия не сработала, или что залететь можно от унитаза в общественном туалете! Теорий может быть много.

Доктор Грубер попытался сменить тему:

— Твоя третья беременность кончилась плохо. Она чуть не убила тебя, Сара. Эта может кончиться так же. Ты пережила большой стресс. Он не пойдет на пользу ни тебе, ни ребенку. Ради своего будущего, ради мальчиков ты должна подумать и принять важное решение.

Сара соскользнула со смотрового стола. Снова поправила платье, сунула снимок в карман.

— Спасибо, что сказали о том, что я не умираю. И спасибо за хорошую новость. Это первая радость с тех пор, как погиб Сэм.

По дороге домой она купила тест на беременность. Глупо, конечно, после того, как уже увидела ребенка на ультразвуке. Но «две полоски» — своеобразный ритуал.

Она до сих пор хранила тесты от Майка и Джима, подписанные теми именами, которыми хотела назвать детей, еще не зная, кто родится: Алоизия и Боб. И все еще хранила тест от ребенка, который так и не родился. Сэм.