Ты не виноват - Нивен Дженнифер. Страница 15
Я убираю с гриля прилипший листочек.
– Мне предлагали остаться, но я отказался. Мне, конечно, нравится фигурное катание само по себе, и у меня это неплохо получается – наверное, я беру пример с тебя. Но я не уверен в том, что мне хочется стать профессиональным фигуристом.
Я получаю удовольствие от комментариев такого рода, полностью сознавая при этом, что самый страшный кошмар для моего отца – это сын гей.
Единственная реакция на мои слова со стороны отца – он открывает очередную бутылку пива и с яростью набрасывается на поджаривающееся мясо с огромными щипцами. Причем он так энергично и обеспокоенно хватается за мясо, словно волнуется за то, что оно вот-вот сорвется с решетки и сожрет всех присутствующих. Хоть бы действительно сожрало!
Когда настает время садиться за стол, мы устраиваемся в столовой, выдержанной в золотисто-белых тонах с ковром из натуральной шерсти, самым дорогим, который только можно купить. Это видимое улучшение в обстановке, если вспомнить паршивый берберский коврик, который принадлежал им раньше.
Джош Раймонд с трудом достает до стола, потому что мама у него миниатюрная, а бывший муж у нее низкорослый, в отличие от моего папаши-верзилы. Но мой сводный братик, хоть и малявка, устроен по-другому, нежели я в его возрасте. Он хорошо сложен, ни локти, ни уши в разные стороны у него не торчат. Все части тела пропорциональны. Это еще раз заставляет меня подумать о том, что он, наверное, все же не мой биологический брат и к моему отцу не имеет никакого отношения.
Сейчас Джош Раймонд колотит ногой по ножке стола и одновременно пялится на нас своими огромными, как у совенка, глазищами, не мигая.
– Как тебе тут живется, парень? Пока держишься? – интересуюсь я.
Он что-то скрипит в ответ. Мой отец Крушитель осторожно ощупывает свой подбородок с идеальной щетиной и негромко, но с большим запасом терпения в голосе произносит:
– Джош Раймонд, кажется, мы с тобой уже обсуждали тему, касающуюся избивания ножки стола.
Да, ни со мной, ни с моими сестрами так вежливо обходиться он не удосуживался.
Декка, которой наконец-то положили что-то на тарелку, приступает к еде, а Розмари идет дальше, обслуживая присутствующих одного за другим. Когда она доходит до меня, я заявляю:
– Мне ничего не надо. Если только у вас найдется вегетарианский бургер.
Она начинает удивленно моргать, а ее рука зависает в воздухе, не добравшись до моей тарелки. Не поворачивая головы, она переводит взгляд в направлении моего отца.
– Вегетарианский бургер? Меня вырастили на мясе и картошке, и вот я прекрасно дожил до своих тридцати пяти. – Между прочим, в октябре ему стукнуло сорок три. – Меня кормили родители, и не мое дело было ставить под сомнение, ту или не ту пищу они мне предлагали. – Он приподнимает низ футболки так, что становится виден его плоский рельефный живот, правда, уже без «кубиков», как прежде. Он осуждающе покачивает головой и улыбается мне. Это улыбка человека, у которого есть новая жена, новый сын, новый дом, два новых автомобиля и новая лужайка. И при этом ему приходится оставаться в обществе своих «старых» детей всего часок-другой.
– Я не ем мясо животных, пап. – Если быть честным, то это Финч восьмидесятых вегетарианец.
– И давно?
– С прошлой недели.
– Боже мой… – Папа откидывается на спинку стула и пристально смотрит на меня, а Декка в это время жадно кусает мясо, и по ее щекам течет кровавый сок, собирается у подбородка и начинает капать в тарелку.
– Перестань, пап, – подхватывает Кейт. – Если ему не хочется есть, пускай не ест, вот и все.
Я не успеваю остановить Финча восьмидесятых, и он хладнокровно выдает:
– Существуют различные способы умереть. Можно, например, спрыгнуть с крыши, а можно медленно отравлять себя плотью других существ каждый божий день.
– Тео, прости меня. Я же не знала, – вступает в беседу Розмари, бросая недовольный взгляд в сторону отца, который до сих пор не сводит с меня глаз. – Может быть, предложить тебе картофельный салат, или съешь гамбургер, а мясо из него оставь на тарелке. Или можно сделать сандвич с картофельным салатом, а? – Она так старается угодить мне, что я соглашаюсь на ее предложение, хотя в состав картофельного салата входит бекон.
– Он не будет это есть, – заявляет Кейт. – В картофельном салате есть бекон.
– Он может убрать его, черт побери, – ворчит отец, и в его произношении слышится канадский акцент. Он начинает сердиться, и мы замолкаем, потому что чем быстрее мы съедим ужин, тем быстрее уедем отсюда.
Очутившись дома, я тут же целую маму, поскольку ей сейчас требуется наше внимание, и ощущаю запах вина.
– Ну как, ребята, вам было весело? – спрашивает она, втайне надеясь, что сейчас мы будем просить ее разрешения больше никогда туда не ездить.
– Разумеется, нет, – бормочет себе под нос Декка и, тяжело ступая, поднимается к себе в комнату.
Мама вздыхает с некоторым облегчением и, пригубив еще вина, отправляется за дочкой. По воскресеньям она становится идеальной матерью.
Кейт открывает большой пакет чипсов и замечает:
– Как это глупо! – Я прекрасно понимаю, что она хочет сказать. Под словом «это» она имеет в виду наших родителей и воскресные дни и даже, возможно, всю нашу жизнь. – Я не понимаю, почему мы должны ездить туда и притворяться, словно обожаем друг друга, хотя при этом каждый из нас понимает, что делает. Все это сплошное притворство. – Она передает пакет мне.
– Потому что людям нравится, когда другие притворяются, Кейт. Они предпочитают хотя бы такое общение.
Резким движением она забрасывает волосы за плечи и морщит лоб так, чтобы стало ясно: она обдумывает что-то серьезное.
– Ты знаешь, я все-таки решила пойти осенью в колледж. – Раньше Кейт хотела подождать год, к такому заключению она пришла после развода родителей. «Кто-то ведь должен присматривать за мамой и заботиться о ней», – объясняла она тогда свое решение.
Неожиданно я ощущаю голод, и мы начинаем передавать пакет с чипсами туда-сюда. Отправив в рот очередную порцию, я говорю:
– А я думал, что тебе будет в удовольствие отдохнуть от учебы хотя бы годик.
Я очень люблю свою сестру и готов вместе с ней притворяться, что это и есть вторая причина для паузы в получении образования. И будто якобы ее измены школьному бойфренду тут ни при чем. Между прочим, тому самому, с которым она планировала строить свою дальнейшую жизнь.
Она пожимает плечами:
– Не знаю. Наверное, это не тот отдых, на который я рассчитывала. Я подумываю о том, чтобы отправиться в Денвер с Тайлером и посмотреть, может ли у нас там что-то получиться. Жить здесь и одновременно учиться, видимо, не получится.
Спорить с ней я не собираюсь, а потому спрашиваю:
– Ты помнишь Элеонору Марки?
– Конечно, мы учились в одном классе. А что такое?
– У нее есть сестра. Я встретил ее на колокольне, когда мы оба собирались сигануть вниз. Можно было бы вытянуть руки в стороны, переплести пальцы и прыгнуть вдвоем. Этакая падающая звезда из влюбленных. Мы могли бы стать легендой, и потом бы про нас сочиняли песни.
Кейт вновь пожимает плечами:
– Элеонора была нормальной девчонкой. Немного погруженной в себя. В общем, прикольной, хотя я ее близко и не знала. А вот сестру почему-то не могу вспомнить. – Она допивает вино из маминого стакана и хватает ключи от машины. – Потом поговорим.
Оказавшись у себя наверху, я ставлю на проигрыватель пластинку Джонни Кэша и начинаю рыться в ящиках стола в поисках сигареты, приказав при этом Финчу из 80-х заткнуться. В конце концов, я сам его придумал и точно так же могу отправить обратно в небытие. Но, прикурив сигарету, я вдруг очень ясно представляю себе, как мои легкие чернеют и становятся похожими по цвету на только что заасфальтированную дорогу, и мне вспоминаются собственные слова, обращенные к отцу: «Существуют различные способы умереть. Можно, например, спрыгнуть с крыши, а можно медленно отравлять себя плотью других существ каждый божий день».