Крысиный Вор - Орлов Антон. Страница 43

Хеледика тоже приехала, но к нему не подошла. Дирвен сколько видел ее в этой суете – все издали: в толпе гостей, через чужие головы, за проемом в соседнем помещении. Тонкая и грациозная, в строгом светлом платье с черными кружевами, лицо словно скользящий лунный блик. Она держалась то вместе с его мамой, то с Нинодией. Поздравила Глодию, даже обнялась с ней – вернее, это барышня Щука напоказ в нее вцепилась, хвастая перед всеми, что якобы дружна с песчаной ведьмой. Лучше бы Дирвен женился на Хеледике, если бы та не потеряла свою девичью честь еще в тринадцатилетнем возрасте.

Самая Главная Сволочь тоже заявилась в гости. Вначале этот гад презентовал Глодии бриллиантовый гарнитур в бархатном футляре с вензелем «ГК», потом обратил взгляд на жениха, снисходительно сощурив длинные переливчатые глаза. Наверняка сказанул бы что-нибудь паскудное, чтобы последние остатки настроения отравить, но рядом была Зинта: встала сбоку, словно третья вершина в треугольнике, и уставилась на него сердито. «Вот только сболтни что-нибудь – будешь иметь дело со мной!» – читалось на ее насупленном лице. Подлец Эдмар ограничился улыбкой – но такой улыбкой, что с Дирвена словно кожу содрали, удавить мало за такую улыбочку.

Лекарка увлекла его в сторону, к ним будто бы невзначай присоединился невозмутимый Орвехт, и Наипервейшую в Сонхи Сволочь к герою торжества больше не подпустили.

По традиции, перед совершением брачного обряда жрецы богов-покровителей проверяют жениха и невесту на привороты и, если обнаружат какую-нибудь дрянь, сразу ее снимут, чтобы никакие наведенные чары не омрачали супружеского счастья. Дирвен отчаянно надеялся на эту традицию: может, его хоть теперь избавят от сволочного приворота? Зря надеялся, почтенные служители Кадаха Радетеля не заметили тончайших хитросплетений этой ворожбы, да еще маги шепнули им, чтобы не затягивали, и все осталось, как было.

По возвращении из храма приунывшего Дирвена Корица и победоносно ухмыляющуюся Глодию Кориц усадили во главе стола. Покосившись на новобрачную, он угнетенно подумал, что у нее хотя бы грудь есть. Вроде бы. И пресловутый темперамент. Но приворожен-то он не к Щуке, а к Самой Главной Сволочи, и с этого хоть вой, потому что нет ножа острее, чем безответная страсть. Ублюдок Эдмар подло отомстил ему за те несчастные пирожки с крысиным ядом.

Зинта не одобряла дуэлей. В ее родной Молоне это считалось таким же преступлением, как злостная порча чужого имущества, поедание шоколада или оскорбляющее доброжителей хулиганство. За это судили. Бессовестных индивидуалистов, затеявших выяснять отношения на поединке, обычно приговаривали к двум-трем годам общественных работ, но если дело обернулось серьезными травмами или убийством, отправляли на каторгу.

В Ларвезе все не так, здесь дуэлянтов не осуждают, но ей было обидно, что Эдмар проиграл, хотя правда на его стороне.

– Жалко, что ты не победил, – вздохнула она расстроенно. – Надо было постараться, раз ты дрался за справедливость.

– Как ты сказала – справедливость? – Он вскинул бровь с истинно зложительским нарочитым недоумением. – Честно говоря, я не знаю, что это такое.

– А вот не надо, все ты прекрасно знаешь! И зачем ты тогда с ним дрался, если не за это?

– Чтобы обеспечить обществу пищу для пересудов, – ответил Тейзург с таким выражением на лице, точно организовал благотворительный обед для голодающих и заслуженно этим гордится. – Я развлек их. Им этого надолго хватит. До весны будут глодать объедки нынешнего информационного пиршества, пока не подвернется что-нибудь новенькое. Согласись, это доброе дело.

– Это никудышное дело!

– А в своем зложительстве я уже чистосердечно раскаялся и исправился.

От таких слов лекарка опешила: чего-чего, а этого от него не ожидала.

– Нанял учителя фехтования, – пояснил собеседник. – Теперь у меня дважды в восьмицу тренировки. То, что в последнее время я забросил это полезное искусство, и впрямь было неправильно, совершенно с тобой согласен.

– Я не совсем это имела в виду…

– В самом деле? А разве имеет значение что-то другое?

Что ни скажи, только ухмыляется. Зато она не позволила ему наговорить гадостей Дирвену – собирался ведь, стервец бесстыжий, по глазам видно, а у мальчишки сегодня и так не самый лучший в жизни день. Зинта считала, что люди должны вступать в брак по взаимному душевному согласию, и в том, что архимаги надумали женить парня, не считаясь с его желаниями, ничего хорошего нет.

Из гостиницы «Золотой подсолнух», помпезно разубранной внутри и снаружи, они с Эдмаром ушли вместе. Оглянувшись на двухэтажное здание с развешанными по фасаду гирляндами бумажных фонариков, матерчатых букетов и символических золоченых ключей от супружеской спальни, лекарка грустно покачала головой: Дирвену весь этот шик вовсе не в радость.

– Не сказала бы я, что жить стало проще, а все-таки хорошо, что Накопителей больше нет, – произнесла она вслух, шагая рядом с Эдмаром мимо лавок с таинственно озаренными витринами.

Когда начинали сгущаться сумерки, лавочники зажигали масляные лампы, и в их неярком свете разложенные за стеклом товары напоминали сокровища в сказочных пещерах.

Эдмар не ответил, и она добавила:

– Интересно, наступит ли когда-нибудь такой день, чтобы все об этом узнали?

– Надеюсь, не наступит, – ухмыльнулся ее спутник. – По крайней мере, не в ближайшую сотню лет… Брр, только этого мне не хватало!

– Почему? – удивилась Зинта. – Ты же благое дело сделал, и сама Тавше Милосердная тебя поблагодарила! Неужели ты настолько испорченный, что добра стыдишься?

– Не переживай, не настолько.

Его ухмылка стала кривоватой и чуть покровительственной. Ухмыляться он умел с самыми разными оттенками, мог бы в театре играть… Хотя зачем ему, он и в обычной жизни из чего угодно устроит театр – одна дуэль эта зложительская чего стоит!

– В чем тогда дело?

– Не вижу никакой прелести в том, чтобы спасать мир по пьянке. Тейзурга напоили, после чего он отправился драться с богами и совершать подвиги – ужас, ты не находишь? Иные из магов Ложи отпускали шутки по этому поводу… Что ж, дошутились.

– А что с ними стало?

– Этого тебе лучше не знать. – Он тепло улыбнулся Зинте. – Я не против того, чтобы обо мне злословили – какая же без этого светская жизнь! Но смотря как обо мне злословят. Некоторых разновидностей злословия в свой адрес я категорически не приемлю. Свою репутацию надо лепить, как изысканную скульптуру, с любовью к деталям… Впрочем, тебе все это ни к чему.

– А по мне, главное – дела, а не репутация. Что про тебя люди болтали, со временем забудется, а что ты сделал – останется. Не смейся, это и вправду так. Но я до сих пор диву даюсь, как же ты тогда про Дирвена этакую нелепицу подумал! Нет бы решил, что он отожрался после перенесенных в Овдабе лишений, а что Дирвен беременный – и как тебе это в голову пришло…

– О, для этого у меня была подготовлена почва. – Эдмар вдруг рассмеялся совсем по-мальчишески, что с ним после Лилейного омута случалось нечасто. – Моя младшая сестренка Лаура балуется сочинительством, пишет истории фривольно-пикантного содержания. Тем же самым увлекаются некоторые светские дамы и барышни в Аленде, среди их новелл попадаются прелестные… Но ты, Зинта, лучше не читай, а то еще надорвешь живот от смеха.

– Это еще почему? – Она насторожилась, стараясь понять, польстил он ей или ввернул шпильку.

– Потому что ты лекарь и осведомлена о предельных возможностях заурядного человеческого организма. Однажды я почитал сочинения Лауры, вдоволь посмеялся и принялся объяснять ей, что иные из ее эпизодов в реальной жизни технически невозможны, а другие если и возможны, то с неминуемым летальным исходом, а третьи вполне возможны, но на практике это выглядит совсем не так, как она воображает. Лаура обиделась и разревелась, а мама потом потребовала, чтобы я больше не высмеивал сестру, потому что пусть она лучше пишет свои безумные рассказы и хорошо себя ведет, чем возьмет пример с меня и пустится во все тяжкие в реале.