Крысиный Вор - Орлов Антон. Страница 86

Порой в праздничный гомон вплеталось шорканье скребков и перестук: кое-кто продолжал работать, чтобы поскорей обзавестись собственным домом. В такие моменты ей становилось совсем худо. Казалось, будто завернешь в ближайший двор – и увидишь там отца, который трудится, как ни в чем не бывало, он тоже не любил терять время даром.

Звуки, запахи и пестрая, словно узоры ковра, суета вокруг напоминали о том, что жизнь продолжается – а отец не дожил, и тоска заставляла Фарийму неприкаянно кружить по улицам.

Он мог остаться в живых. Ктармийские бандиты в первую очередь убивали молодых, на изможденного старика с ногой в лубках, может, и не обратили бы внимания. Но, когда те потащили на расправу парнишку лет пятнадцати-шестнадцати, попавшего в лечебницу после укуса змеи, Ваджил-каменщик начал бранить и поносить их последними словами – отвлек на себя, и его убили, а тот парень уцелел.

За кого-то заступиться, прийти на помощь – это для него было обычным делом. У Фариймы был самый лучший на свете отец, а теперь его нет.

Новые туфли натерли ноги. Она скинула их, подобрала, а служанка тут же бросилась отнимать. Фарийма сперва потянула к себе – еще чего, так и отдам! – и лишь потом, опомнившись, выпустила.

Негоже ей гулять по городу с обувкой в руках, она ведь теперь не Фарийма-мусорщица и не Фарийма – вдова Джохиша-гончара, а знатная женщина Фарийма. В награду за то, что она помогла магам пробраться в захваченную врагами лечебницу и расправилась со сбежавшим бандитом, господин Тейзург пожаловал ей титул.

Она-то гадала, приговорят ее к смерти за убийство мужчины или все же помилуют, и собиралась просить, чтобы о Сейбуре позаботились, если ее казнят, – а князь вместо этого объявил, что отныне она благородная госпожа. В Ляране законы совсем не те, что в Палахиде.

Кроме туфель, хороших, но пока не разношенных, у Фариймы теперь была пара золотых браслетов, одежда из шелка, черепаховый гребень, настоящее зеркало и две служанки. Одна из них всюду ходила за ней с зонтиком и бутылью лимонной воды в оплетке, вторая осталась присматривать за Сейбуром.

Господин Тейзург сказал, что потом у Фариймы появятся свои обязанности при дворе, но сначала ей надо научиться грамоте и некоторым другим премудростям. В Палахиде читать и писать учили только мальчиков, девочку за это могли побить камнями, потому и отец не стал показывать ей буквы, чтобы не довести до беды. А здесь все иначе.

Если бы отец дожил до этого дня… Щуря сухие глаза, Фарийма бросилась дальше кружить по улицам, чтобы не завыть от тоски. Порой бывает, что происходит что-то хорошее, а тех, кто мог бы вместе с тобой этому порадоваться, уже нет рядом.

Глава 5

Суд Акетиса

– И тогда Крысиный Вор этак желчно и подло говорит в ответ… Мол, я бы, говорит, и за бесплатно работал, якобы не нужны мне, говорит, господские деньги, потому как плевать я хотел на честный заработок, но тогда бы мне не давали кофе со сливками, до которых я жаден! И тогда бы, говорит, ловил бы я мышей и крыс себе на прокорм, вот прямо так и отнимал бы, не знаючи жалости, его крыску у всякого сиротинушки, который мне на глаза мои бесстыжие попался!

Они не слушали. Снаяны в дальнем углу переплелись дымно-серебристыми хвостами и зыбко покачивались в воздухе, словно под дуновением сквозняка. Может, в это самое время они снились друг другу и в одном на двоих потаенном сне вели беседу или еще чем занимались, и какое им дело до Шныря с его байками? Чворк забился в свою улиточью раковину – только рожки торчат наружу: тоже небось уснул, бестолочь пузатая. Вабро Жмур, Чун Клешня, Хумдо Попрыгун, Словоплет, Торопыга и Шельмяк играли в «гоняльцы-удиральцы» на облезлой доске сандалу, а тетушка Старый Башмак вязала заколдованный кошелек, бормоча под нос заклинания, которые вплетала с каждой петлей в свою работу. Кто из людей подберет такой кошелек, будет сплошь и рядом терять деньги, если только не повезет ему найти цветок заячьей розы с девятью лепестками.

– Вы не слушаете! – обиженно буркнул Шнырь.

– Наслушались уже, – не отрываясь от вязания, проворчала тухурва. – Ты об этом в который раз толкуешь.

– Давай что-нибудь новенькое! – подхватил Хумдо Попрыгун. – Словоплет у нас каждый раз другой стих сочиняет, а ты заладил одно и то же. Лучше расскажи байку про то, как Крысиный Вор сунул руку в «Пламенный конус» и остался цел, интересно же, ты же видел!

Шнырь насупился:

– И ничего особенного в этом не было, лицемерный Хватантре Коварнайдо сделал это, чтоб перед другими магами-перемагами похвастаться! Не иначе он ту саламандру за чью-то крыску принял, ну, и потянулся ее хапнуть, а она от него тиканула, сперва на Кема-амулетчика прыгнула, потом дальше бежать, чтобы крыскину горькую судьбу не повторить. Я-то сам еле успел отскочить, и об меня один маг споткнулся – ха-ха, обидно, что не упал, а то бы нос расквасил, вот была бы потеха! А ворюга-то потом сокрушался: жалко, говорит, что убежала, а то б я ее беззаконно присвоил, потому как руки мои загребущие к чужому так и тянутся, и слаще хозяйских сливок для меня удовольствие у какого-нибудь сиротинушки всю радость его жизни отнять! Вот такой он, Крысиный Вор, бойтесь его и презирайте!

– Ты зачем хорошему человеку челюсть сломал?!

Этот стервец ответил не сразу. Улыбнулся с печальным достоинством непонятого благодетеля, великосветским жестом взял чашку, пригубил красный сиянский чай и лишь тогда промолвил:

– Зинта, я сделал, как лучше. Вот и причиняй людям добро, чтобы после этого стать жертвой незаслуженного поношения…

– Да уж, причинил так причинил! Кулаком-то хрястнул от всей души, и не по пьяни, а стрезва из зложительских побуждений! Раньше за тобой такого безобразия не водилось.

– Вот здесь ты не права, из самых что ни на есть доброжительских. – Эдмар опять улыбнулся, на этот раз криво, углом рта, с заговорщическим прищуром. – Он ведь начал изводиться из-за того, что не успел, видите ли, всех спасти. А когда такой, как он, из-за чего-то изводится – это истинный тихий ужас, я же давно с ним знаком и имею представление о том, чего от мерзавца ждать. Считая себя виноватым, он как будто включает некий внутренний магнит и начинает притягивать неприятности: получит кирпичом по голове и лишь тогда успокоится. Теперь поняла, что я сделал?

– Обеспечил ему тот самый кирпич, – поразмыслив, вздохнула Зинта. – Да?

– Пожертвовав ради этого своей репутацией, – дополнил Эдмар. – Увы, насчет безобразия не могу с тобой не согласиться. Что касается моих подданных, те решили, что я прогневался – для князя это считается нормальным, а перед коллегами из Ложи, которые затесались ко мне на стройку под видом босяков-поденщиков, право же, неловко. Эти просвещенные люди могли сделать нелестные для меня выгоды.

«А поглядеть, так и не скажешь, что тебе неловко, – хмуро подумала лекарка. – Вон какой довольный сидишь, а то я тебя не знаю!»

– Заметь, Зинта, в моей прошлой жизни он дважды ломал мне челюсть. В первый раз это случилось, когда я заключил с их милой сумасшедшей компанией союз против Унбарха. В кулуарах я подошел к нему, мы начали разговаривать, тут-то он и набросился на меня с кулаками.

– Может быть, ты ему что-то не то сказал?

– Да нет же, он сам начал нарываться на ссору: заявил, что от меня в любой момент можно ждать ножа в спину. Это была не только грубость, но еще и беспардонная ложь – как видящий, он наверняка чувствовал, что вредить им я не собираюсь. Я на эту инсинуацию возразил с предельной корректностью, как обычно, и тут же получил в челюсть.

– Если как обычно, тогда понятно, – пробормотала Зинта.

– Во второй раз его разозлил сущий пустяк, я всего лишь неудачно пошутил. А теперь роли поменялись, уже не у меня, а у него сломана челюсть, и это весьма отрадно. Вселенская справедливость хотя бы изредка должна торжествовать, не то она совсем захиреет.

– А он не догадался, что ты его нарочно ударил? Ну, то есть что с этим самым умыслом… Он же видящий!