Крысиный Вор - Орлов Антон. Страница 91

– Идемте отсюда! – услышал он, как будто издалека, голос Хантре. – Это фальшивый янтарь. Это стекло. Пошли!

Рыжий подхватил с одной стороны его, с другой Тейзурга, и поволок к двери. У всех троих ноги заплетались, как у пьяных. Когда они успели набраться? Они же еще не были в «Крокодиловом окороке», сперва решили на сиянский янтарь посмотреть. Или все-таки были?.. Или не были, но все равно опьянели, вот удивительно… И почему Хантре, который сам едва держится на ногах, так упорно тащит обоих к выходу, разве они куда-нибудь торопятся?..

До двери так и не дошли, всей кучей повалились на пол, и Кемурт напоследок успел заметить, что по затоптанным циновкам рассыпан бисер. Крохотные желтые бусинки подмигивали, от их мерцания рябило в глазах…

Шнырь улизнул. Когда открылась дверь и в лавку ввалились люди, он ринулся наружу, прошмыгнул меж чужих ног, да и был таков. Удирать он наловчился еще в Аленде, пока был бесприютным сиротинушкой, которого всяк норовит обидеть, от злыдня-экзорциста из Светлейшей Ложи до своего же брата гнупи.

Укрывшись за кучей отбросов, Шнырь наблюдал, как из лавки выносят большие продолговатые мешки и грузят в крытую парусиной повозку – один, другой, третий… Бывают чары, которые даже самого сильного мага свалят, ежели он ничего такого не ждет и прозевал атаку, зато на гнупи не подействуют, потому как люди и волшебный народец – существа разной природы. Шнырю ничего не сделалось, а господин, рыжий ворюга и Кем-амулетчик вляпались. Крепко вляпались. Вначале Шнырь наслаждался своим превосходством над людьми, но потом задумался и пригорюнился.

Он-то теперь куда денется?! Как всякий гнупи, он любил позлорадствовать, но он ведь сам попросился к Тейзургу на службу. И не очень-то верил, что его возьмут… Господину он служил не за страх, а за совесть – то есть за сливки, за стол и кров, за возможность чинить пакости без риска попасть в переплет и за прочие хозяйские милости. А нынче он, выходит, остался горемычным сиротинушкой без покровителя?

Действие зелья, защищающего чувствительные глаза гнупи от дневного света, через пару дней закончится, и заклинание, которое делает Шныря невидимкой для людей, тоже сойдет на нет, а возобновить колдовство будет некому. И пригреть-пожалеть сиротинушку некому. Никого-то он на этой чужбине не знает, никому-то не нужен, съедят его тут без соли и не подавятся…

Гнупи скорбно шмыгнул носом, глядя сквозь навернувшиеся слезы вслед отъезжающей повозке, а потом вскочил и припустил следом. Господина надо спасти! Тогда прежняя хорошая жизнь не закончится, а уж сливками его за такой подвиг вознаградят – хоть залейся. Да еще непременно пожалует ему господин два отреза бархата: на красную курточку и на зеленую, и он будет носить то одну, то другую, то хоть обе сразу!

Размышления об этих заманчивых перспективах помогали Шнырю глушить страх, пока он трусил по улицам за длинной парусиновой колымагой. Потом он пробрался на судно, куда перетащили бесчувственных пленников, и затаился на корме среди корзин.

За Наследием Заввы им пришлось гоняться по всему подземелью, обширному, разветвленному, отсырелому и вонючему. Как будто сам Тейзург измыслил для них очередное издевательство. Кольцо-амулет находилось в одном из четырех желудков у мраморной жабы, которая обитала здесь не одну сотню лет, раз вымахала до размеров индюка – эти волшебные твари растут медленно.

Жаба не хотела, чтобы ее поймали и выпотрошили, и скакала на зависть прытко. Да еще вовсю пользовалась своей способностью каменеть при опасности, прикидываясь обыкновенным булыжником. В душной темноте гостей подстерегали расщелины, сталактиты, острые камни, благоухающие тухлым яйцом лужи, заросшие склизкими грибами лабиринты, а треклятая скотина знала тут каждый уголок. Вабито, Куду и Монфу воспользовались заклинанием ночного зрения, но все равно никак не могли ее изловить.

Сколько дней и ночей они на нее охотились, во сколько синяков, шишек и ссадин им это обошлось… Наконец окаянную тварь добыли, вытащили на поверхность, разделали и достали у нее из брюха кольцо, способное наделить мага-предметника великим могуществом – но лишь вместе с двумя другими артефактами из Наследия Заввы.

Заодно расплатились, хвала богам, с Чавдо Мулмонгом. Оставшиеся находки рассовали по карманам. Играть в азартные игры зареклись, но проницательный союзник почуял, что у них завелось кое-какое золотишко, и вновь начал подкатывать: не хотите ли отыграться? Мол, если в прошлый раз продулись в пух и прах, теперь непременно повезет…

Им предстояло найти последний артефакт Заввы – головной обруч, запрятанный в другом месте. И да поможет им покойный учитель Унбарх за время пути не отступиться от строгих заветов и не сесть за доску сандалу с магом-прохиндеем.

Замок стоял на холме, на берегу неказистой мутной речки, и выглядел издали костяным. По правде-то он был построен из белесого кирпича-сырца, спекшегося на солнце. Он казался необитаемым и в то же время опасным, как заржавелый, но исправный капкан.

От причала к воротам тянулась выложенная камнем дорога, по ней и потащили трех пленников. Зачарованная, не сунешься. А вокруг на залитых всевластным солнцем каменистых склонах раскинули свои шатры полуденные тенетники: они как будто сотканы из света, ясным днем их не заметишь, а вляпаешься в эту сияющую паутину – и ты пропал.

Они окружали замок, словно вторая ограда, разомкнутая лишь со стороны дороги: ни муха не пролетит, ни смертный человечишко не проползет. А Шнырь прополз! Тенетники не едят гнупи. Потревоженные световые нити недовольно трепетали, но поймать нахального лазутчика не пытались.

Кто другой – не такой умный – на его месте решил бы дождаться сумерек. В облачную погоду или в темное время суток тенетников словно бы и нет вовсе, а как выглянет солнце, они снова на том же месте – такова их волшебная природа. Но битый жизнью Шнырь смекнул, что здешний главный маг вряд ли оставит свое логово без защиты: когда солнце прячется, наверняка вступает в силу что-нибудь другое, так что тенетники – это для него не препятствие, а шанс попасть внутрь.

Высоченная изжелта-белесая стена, обшарпанная и загаженная птицами, наводила на мысли о былом величии. Она и сейчас была неприступна: ни одной лазейки. Вмурованные в нее обереги Шнырь сразу почуял – та еще гадость, от которой ноют зубы и снуют по коже колкие мурашки. Если б не чары господина, ему бы совсем поплохело, а так он все же сумел пробраться вдоль стены до ворот. Там пришлось маяться в засаде, пока не принесли груз с причалившей барки – и гнупи вместе с людьми прошмыгнул внутрь.

Когда отошел от наружной стены, отпустило: обереги от волшебного народца обычно находятся по периметру, но ежели ты такой ловкий, что исхитрился оказаться на охраняемой территории – настал твой праздник, пакости людям сколько хочешь!

Гордый собой Шнырь вовремя вспомнил о том, что он проник не куда-нибудь, а в цитадель мага, который переиграл самого господина Тейзурга, и удержался от искушения плюнуть в чайник на окне караулки.

Заклинание, благодаря которому он чуял господина, привело его в зал с разбитыми окнами, покорябанной лепниной на потолке и россыпью сверкающих, словно яхонты, осколков на растрескавшемся мозаичном полу.

Тут Шнырь едва не всплакнул от досады. Опоздал! Эх, опоздал, самое интересное пропустил…

Судя по тому, как неважнецки выглядели все присутствующие, господин и рыжий ворюга, несмотря на заклятые оковы, рискнули сцепиться с превосходящими силами противника, но их в конечном счете отволтузили. Зато в ходе схватки они тоже вломили вражеским магам, в том числе самому важному, в котором Шнырь признал здешнего хозяина.

У Тейзурга лицо было в крови, рубашка порвана, длинные фиолетово-черные волосы разметались и спутались, но держался он с небрежной элегантностью актера, который изображает на подмостках романтического героя. Массивные кандалы, ручные и ножные, соединенные цепями с тяжелым ошейником, казались на нем театральной бутафорией, хотя были самые настоящие. Господин из тех, кто при любых обстоятельствах захочет покрасоваться – хоть перед своими, хоть перед врагами, хоть перед единственным завалящим зрителем, который случайно проходил мимо. Шнырь это одобрял: волшебный народец спектакли любит.