Вкус пепла - Лэкберг Камилла. Страница 90

— Разговаривать с вами нам, собственно говоря, не обязательно. У нас достаточно доказательств, собранных во время обыска, чтобы отправить вас за решетку на очень долгий срок. Но мы хотим дать вам шанс высказать свою точку зрения. Так уж у нас положено. Такие вот мы добрые ребята.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — начал Кай дрожащим голосом. — Это беззаконие, вы не имеете права держать меня здесь. Я ни в чем не виновен.

Патрик только кивнул с участливым выражением:

— Знаете, ведь я почти поверил вам. И возможно, поверил бы до конца, если бы не вот это. — Он вынул из толстой папки несколько фотографий и бросил их через стол Каю. И с удовлетворением наблюдал, как тот сперва побледнел, затем покраснел и наконец растерянно посмотрел на Патрика.

— Я ведь, кажется, говорил, что у нас есть талантливые компьютерщики. И разве я не предупреждал, что все уничтоженное нажатием на кнопку «Delete» не исчезает без следа? Вы очень тщательно и регулярно очищали компьютер, но, к сожалению, не слишком умело. Мы нашли все, что вы загружали и чем обменивались со своими приятелями-педиками — фотографии, письма, видеоролики. Все добро, какое там было.

Кай только открывал рот. Казалось, он пытается что-то выговорить, но не может, все слова застряли у него в горле.

— Ну что? Нечего сказать? Между прочим, завтра приедут двое наших коллег из Гётеборга. Они тоже хотят с вами поговорить. Их наши находки тоже очень заинтересовали.

Кай молчал, поэтому Патрик продолжил, твердо решив выбить его из равновесия. Сидевший перед ним человек был ему отвратителен, он ненавидел все, представителем чего тот являлся, и все, что он сделал. Но Патрик не показывал вида. Спокойно и рассудительно он продолжал разговор так, словно речь шла о погоде, а не о посягательстве на детей. Сначала он собирался прямо заговорить о куртке Сары, но потом решил с этим повременить.

— В вашей среде когда-нибудь думают о тех, кто стал вашей жертвой? — Перегнувшись через стол, он заглянул Каю в глаза. — Принимаете ли вы их хоть немного во внимание или вы для этого слишком заняты удовлетворением собственных потребностей?

Он не надеялся получить на это ответ, и ответа не последовало. Глядя в лицо молчащему Каю, он продолжал:

— Вы сами имеете хоть какое-то представление, что происходит в голове молоденького парнишки, когда он сталкивается с такими людьми, как вы? Вы знаете, что в нем ломается, что вы отнимаете у него?

Что-то едва заметно дрогнуло в лице Кая, показав, что он услышал обращенные к нему слова. Не сводя с него взгляда, Патрик взял один из листков, лежавших перед ним на столе, и подвинул к собеседнику. Сначала тот старательно смотрел в сторону, затем медленно перевел взгляд на листок и начал читать. Словно не поверив своим глазам, Кай посмотрел на Патрика, и тот мрачно кивнул.

— Да. Это именно то, что вы подумали. Предсмертная записка. Сегодня утром Себастьян Руден покончил с собой. Отчим нашел его повесившегося в гараже. При мне мальчика вынимали из петли.

— Вы лжете! — Кай взял письмо трясущейся рукой, но Патрик видел: он понял, что это не ложь.

— Гораздо лучше было бы вам не лгать, верно? — мягко произнес Патрик, прибегая к обманчиво сочувственному тону. — Вам, конечно, был небезразличен Себастьян, я в этом уверен. Так хотя бы ради него! Вы же видите, что он пишет. Он хочет, чтобы это кончилось. И это зависит от вас.

Патрик бросил взгляд на Мартина, который держал наготове блокнот и ручку. Разумеется, в комнате тихо, как шмель, жужжал магнитофон, но у Мартина была привычка всегда вести собственные записи.

Кай погладил листок и раскрыл рот, собираясь что-то сказать. Мартин ждал, держа наготове ручку.

И в этот момент Анника распахнула дверь:

— Прямо перед нами на улице случилась беда, бегите скорей!

С этими словами она умчалась по коридору, и после секундной заминки потрясенные Патрик с Мартином выбежали следом за ней.

В последний момент Патрик вспомнил, что надо запереть комнату, где остался подследственный. Продолжать допрос придется позже, начав с того, на чем они сейчас остановились. Оставалось только надеяться, что нужный момент не упущен.

Невозможно было отрицать, что он испытывал некоторую озабоченность. Конечно, прошло всего несколько дней, но у Мельберга не было ощущения, чтобы между ними установился контакт, который должен быть между отцом и сыном. Разумеется, здесь требуется терпение, но все же ему казалось, что он не видит от сына заслуженной благодарности. Сыновнего уважения к отцу, той самой бескорыстной любви, о которой столько толкуют все родители, с примесью благотворного страха. Мальчик казался ему каким-то равнодушным. Он целыми днями валялся на диване, в огромном количестве поедал чипсы и играл в свою электронную игру. Мельберг не мог понять, в кого он такой вялый. Должно быть, это перешло к нему с материнской стороны. Вспоминая собственную молодость, он видел себя сгустком энергии. Спортивных достижений он не мог уже припомнить, да и вообще память не сохранила ничего, связанного со спортом, но он не сомневался, что все это было, лишь позабылось за давностью лет. В собственном представлении он в юные годы был мускулистым и подвижным.

Мельберг посмотрел на часы — до полудня еще довольно далеко. Пальцы нетерпеливо барабанили по письменному столу. Пойти, что ли, домой и с пользой провести время в обществе Симона? Он, наверное, обрадуется. Подумав хорошенько, Мельберг понял, что сын его стесняется, но в душе мечтает о том, чтобы папочка, который так мало бывает дома, пришел и помог ему вылезти из скорлупы. Конечно же, в этом все дело! Мельберг облегченно вздохнул. Хорошо, что он понимает молодежь, а не то уже опустил бы руки, предоставил бы мальчику сидеть на диване и мучиться в одиночестве. Ничего, скоро Симон увидит, как ему повезло с папой!

В самом благостном расположении духа Мельберг надел куртку, соображая, какое бы такое придумать занятие, благотворное для развития отцовско-сыновних отношений. К несчастью, в этом богом забытом захолустье в плане развлечений для двух настоящих мужчин не из чего было особенно выбирать. Вот если бы они находились в Гётеборге, он показал бы сыну стриптиз-клуб или научил бы играть в рулетку. А так не знаешь, что и делать. Ну ничего! Что-нибудь да придумается!

Проходя мимо кабинета Хедстрёма, Мельберг подумал: как скверно то, что случилось с его маленькой дочкой. Вот вам и еще одно доказательство — никогда не знаешь, что может случиться, а стало быть, пока не поздно, надо радоваться, что у тебя есть дети, и наслаждаться общением с ними. А потому никто не вправе упрекнуть его за то, что он сегодня решил уйти пораньше.

Насвистывая, Мельберг приблизился к столу дежурного, но тут же застыл, заметив, как вдруг захлопали двери и его подчиненные наперегонки понеслись к выходу. Что-то случилось, и, как всегда, его забыли проинформировать.

— Что тут происходит? — крикнул он Йосте, который бежал не слишком резво и потому оказался в хвосте.

— На улице кого-то машина задавила.

— Вот черт! — воскликнул Мельберг и тоже помчался так быстро, как только несли ноги.

Выскочив из дверей, он сразу остановился. Посреди дороги стоял черный семейный автомобиль, и какой-то человек — по-видимому, водитель — ходил вокруг, держась за голову. На водительском месте сработали подушки безопасности, и он, судя по всему, остался невредим, но сейчас был не в себе. Перед радиатором машины на дороге лежал какой-то мешок. Над ним склонялись стоявшие на коленях Патрик и Анника, в то время как Мартин пытался успокоить водителя. Эрнст стоял немного в стороне, беспомощно свесив руки, весь белый, как бумага. К нему подошел Йоста, и Мельберг увидел, как они тихо переговариваются. Озабоченное лицо Йосты вызвало у Мельберга глубокое беспокойство, и даже в желудке появилось неприятное ощущение.

— Кто-нибудь вызвал «скорую»? — спросил он, и Анника ответила, что да. Расстроенный и растерянный, не зная, что ему делать, он подошел к Эрнсту и Йосте.