Насмерть - Громов Борис Николаевич. Страница 12

По большому счету, двенадцатилетнему Вовке Стельмашку было глубоко плевать, что именно стало причиной начавшейся пять лет назад эпидемии. Была ли это выпущенная три десятилетия назад американцами ракета с какой-нибудь особо поганой начинкой, состоящей из специально выведенных в секретной лаборатории боевых штаммов, или обычный бестолковый степной суслик, не в том месте решивший вырыть себе нору. Гораздо важнее было то, что в тот раз не убереглась его семья. Слегли в один день, температура подпрыгнула аж до сорока градусов, голова постоянно кружилась, а сил не хватало даже на то, чтобы повернуть голову или поднять руку. Отец, пока еще мог сам ходить, вывел на куске картона крупными буквами: «Не входить — мор!» и повесил это предостережение на входной двери снаружи. Что было потом, Володя помнит плохо: его бросало то в жар, то в холод, невыносимо хотелось пить, горячечные бредовые видения в воспаленном мозгу сменялись одно другим, а потом, словно их продолжение, прямо над ним появилась затянутая в серебристый комбинезон биологической защиты фигура, у которой вместо лица было жутковатое «хрюсло» изолирующего противогаза.

— Лейтенант, мальчишка-то, похоже, живой, — глухо пробубнил искаженный мембраной голос.

— Вижу, Рыжий, — отозвался откуда-то второй, почти неотличимый от первого. — Тут девчушка тоже дышит еще. Что делать будем? Ведь помрут скорее всего…

— Что делать, мля? А есть варианты? — порывисто развернулся на голос стоящий над Володей. — Или есть желание взять грех на душу?

— Не, ты чего? И в мыслях не было!

— Тогда, вызывай «таблетку», ^[15]и в госпиталь их. Бог даст — выкарабкаются.

Они с Маринкой действительно выкарабкались, хотя поправлялись долго и с трудом. Вот только особой радости внезапно повзрослевшему в свои двенадцать лет Володе это не приносило. Он уже знал, что родители похоронены в одной огромной братской могиле вместе с остальными жертвами мора, а вернуться в залитый дезинфицирующей химией дом им никто не позволит — слишком малы они с сестренкой, самостоятельно жить не смогут, а родственников, которые могли бы приютить сирот, не имелось. А значит — ждал их какой-нибудь детский дом в Волгограде, а то и еще дальше…

Но вместо детского дома за порогом госпиталя их ждал, облокотившись на капот своей старенькой, видавшей виды «Нивы», Рыжий.

Процедура въезда в Иловлю была уже привычной: бойцы Бригады на специальной площадке перед воротами проверяют радиометрами сначала технику, которую мы развернули в короткую шеренгу перед въездом в поселок, потом — парней моих, «федеральное бандформирование», блин, потом уже — шмотки, нами привезенные. Проверяли всерьез, без каких-либо послаблений. Знакомые не знакомые — военнослужащим Бригады без разницы, для них все равны. Вон, Вовку-ходока шерстят наравне с нами, хотя он ведь местный, и всех этих хлопцев, что сейчас вокруг нас с приборами бродят, наверняка знает как облупленных. Но стоит, молчит и даже мимикой никакого неудовольствия не показывает. Да уж, тут отношение к безопасности серьезное, слишком хорошо знают, чем беспечность заканчивается.

Подошедший ко мне совсем еще молодой паренек в выгоревшем на степном солнышке чуть не добела камуфляже просит показать индивидуальный дозиметр, старенький, но все еще работоспособный ДП-14. Беспрекословно вытягиваю его за шнурок из выреза футболки. Парни вслед за мной начинают доставать свои. Многие носят их так же, как и я, — на шее, словно ладанку. Другие — в специальном маленьком кармашке на поясе брюк. Второй боец проходит мимо нас с журналом, сверяя показания приборов с записями в журнале. Проверяет — не хапнул ли кто из нас дозу, пока по степям катался. Отбитое у бредунов оружие привлекло особое внимание, но мои орлы инструктажи по технике безопасности во время выходов на зараженные территории усвоили крепко, «фонящую» вещь с собой не потащат. Старший по КПП — пожилой седоусый и явно матерый прапор среди вещей эти трофейные стволы с ходу вычисляет — вот что значит опыт, просто глаз-алмаз у мужика, и, поднеся к ним свой радиометр, хмыкает.

— А фон-то — повышенный.

— В пределах нормы, — невозмутимо отвечаю я. — Мы правила знаем.

— Угу, в пределах, — слегка насупившись бурчит он себе под нос, — но в верхних…

— Но, один черт, в пределах, — не шибко вежливо обрываю его ворчание. — Не зарывайся, ладно?

Прапорщик недовольно топорщит усы, однако, в спор решает не вступать. Как ни крути, прав все-таки я. А то, что резковато я с ним, так ничего, потерпит его самолюбие. Таких вот старых въедливых служак нужно стараться вовремя на место ставить, а то забуреют мигом, на шею сядут и ноги свесят. Сам не заметишь, как придется на каждый поход в туалет разрешения у них спрашивать. Письменного.

Махнув на прощание уже собравшему свои трофеи и хабар Вовке, который о чем-то беседует возле «брони» с Шурупом, топаю в будку блок-поста. Надо бы начальство местное навестить, о результатах доложиться, но для начала — уточнить, на месте ли, чтобы попусту через весь поселок не переться. Оно, конечно, недалеко, но лишние круги наматывать нет ни малейшего желания.

— Здорово, воин, — словно старому знакомому кивнул я сидящему в будке поста связисту.

На самом деле встречал я его пару раз, не больше, даже имени не знаю, но, с другой стороны, мы ведь, можно сказать, только приехали. Успеем еще и познакомиться, и подружиться, а пока нужно контакты налаживать.

— Здравия желаю, товарищ лейтенант, — улыбается он мне в ответ.

О как! А земля-то и вправду слухом полнится! А ведь я своими офицерскими погонами в Иловле и не козырял. О том, что командир недавно прибывшего отряда наемников «по совместительству» еще и лейтенант СБ, ^[16]в чине старшего опера, знали всего несколько человек в штабе Бригады. Но, похоже, начала расползаться информация. Хотя, видимо, пока не сильно широко. Вон, тот же прапорщик на КПП явно не в курсе, иначе бы бухтеть не стал. Тут не наемничья вольница — регулярная армия, с субординацией и уважением к звездам и просветам на погонах все в порядке. А этот, значит, уже в курсе. Впрочем, чему удивляться? Всю жизнь самыми осведомленными людьми в армии были писаря и связисты.

— Слушай, не в службу, а в дружбу, уточни там, Лапшин сейчас на месте?

Паренек понятливо кивнул и взялся за трубку стоящего перед ним телефонного аппарата.

— На месте, — сообщает он мне, обменявшись с кем-то парой фраз. — И вроде как сегодня никуда не собирается.

— Спасибо, братишка, — по-свойски подмигиваю я ему и выхожу на улицу, где моя бравая «банда» уже завела двигатели и стоит «под парами», ожидая, когда горячо любимый командир свои дела закончит.

— Всё, парни! — гаркаю прямо с крыльца. — Сработали отлично, все молодцы! Всем в расположение и дальше занимаетесь по плану, Курсант — старший. А я скоро буду.

Рыча двигателями и хрустя мелким гравием под рубчатым протектором колес, БТР и один из УАЗов разворачиваются и, отчаянно пыля, уезжают в сторону Большой Ивановки. Чуть позже и я туда поеду, на базу, уже почти ставшую для нас домом. Но сначала нужно заехать в штаб, к командиру Бригады полковнику Лапшину.

Врать не буду, особого впечатления при первой встрече на меня полковник Андрей Васильевич Лапшин не произвел. После всех рассказанных Исмагиловым на вводном инструктаже в Червленной историй о Бригаде и ее героическом командире я себе представлял его несколько иначе. Думал, будет здоровенный мужик вроде меня, только лет на пятнадцать старше. Реальность оказалась куда прозаичнее: никаких пудовых кулаков, квадратной челюсти и широченных плеч у товарища полковника не наблюдалось. Был он, скорее, похож на сельского врача или учителя. Этакий среднего роста, пожилой и несколько грузный дяденька с обильной сединой в волосах. Разве что глаза у него были для этого образа не совсем подходящие — спокойный и прямой взгляд умного, сильного и уверенного в себе человека. А уж когда он заговорил… Тут уже последние сомнения развеялись, как утренний туман на солнышке: сразу стало понятно — этот человек свое подразделение в ежовых рукавицах держит, и порядок у него наверняка везде образцовый. Уж на что я толстокожий и к субординации без особого пиетета относящийся анархист, и то, клянусь, под конец нашего с ним первого разговора едва удерживал себя от того, чтобы не встать по стойке «смирно» и в таком вот виде слушать. Да и в ответах на его вопросы постоянно сбивался на короткие уставные: «Так точно» и «Никак нет». Сам понимал, что выгляжу при этом словно «салага»-первогодок перед генералом, но ничего не мог с собою поделать, настолько могучая харизма была у этого внешне совершенно непримечательного человека. Со временем, недели этак через две общения, конечно, кое-какой иммунитет я к нему выработал и мог общаться относительно спокойно, не пытаясь постоянно вытянуться во фрунт и начать козырять. Все ж таки я не его подчиненный, а командир совершенно самостоятельного подразделения. У меня тут свои цели, свои задачи, и приказать мне Лапшин ничего не может, разве что попросить. Вот он и попросил.