Насмерть - Громов Борис Николаевич. Страница 39

— Ну, да, — нехотя соглашается Прохоров. — А что нам было делать?!!

— Эй, ты чего завелся-то? Я вас разве осуждаю? Все хотят спокойно жить, и все за это платят. Просто где-то оно называется «дань», а где-то «налоги». Ну, и размеры сильно от жадности главного «крышующего» зависят.

Главный стражник Нефтянки, похоже, немного «оттаял», но дальнейший разговор все равно как-то не строился. Он быстро доел свою порцию, кинул на стол несколько монет и распрощался. Ну, что тут сказать, и тебе не кашлять. Прости, мужик, что обидел ненароком, но не я в сложившейся у вас тут ситуации виноват. Сами вы себе этого Полковника когда-то на загривок посадили, сами теперь и терпите. Зато цели своей я в разговоре добился — «запустил в оборот» нашу легенду. Такая уж психология у людей — слухам все равно верят, даже если и отмахиваются от них для виду. Оно понятно — информационное агентство ОБС, в смысле, «одна бабка сказала» — источник неофициальный и не шибко надежный. С другой стороны — раз все говорят, значит, что-то в этом есть, ну, типа, «дыма без огня не бывает». А как сделать, чтобы все заговорили? Правильно, допустить небольшую утечку информации, в которой недомолвок больше, чем реальных сведений. А уж все остальное «сарафанное радио» само сделает, без твоего участия, а порою — и вопреки желанию. Мы с Толиком на это еще в самом начале нашего сотрудничества напоролись, в Червленной. Там тоже за нас такого понавыдумывали — самим слушать страшно было. Только там это вышло случайно, а тут мы сами ситуацию провоцируем. И задача у этой немудрящей провокации самая простая — создать о нашем отряде строго определенное общественное мнение. Чтобы любая попытка выяснить, а кто мы, собственно говоря, такие, налетала на уверенный ответ: «Наемники они, из югороссийской армии дезертировали». А на вопрос «Откуда знаешь?» давался бы железобетонный ответ: «Так все ж говорят…»

Когда за обидевшимся Прохоровым закрылась дверь, за стол ко мне с таинственными и заговорщицкими физиономиями подсели Толя и Вовка.

На Володю Нефтянка особого впечатления не произвела. Обычный торговый городок, таких или очень сильно похожих в Пустошах — двенадцать на дюжину. Разве что плакат со сводом правил серьезно порадовал. Приходилось ему во время дальних ходок с Рыжим видеть места куда более анархичные. Такие, где главный закон сила, а правда всегда на стороне тех, у кого кулаки крепче и стволов больше. Рыжий, помнится, сразу объяснял, что держаться от таких мест лучше подальше, и если уж совсем приперло и никаких иных вариантов просто нет, то следовать древнему правилу: «Приходи тихо, проси мало, уходи быстро». А главное, ни в коем случае не свети ценным хабаром, если он у тебя есть и покупай только самое нужное — патроны, воду, продукты, расплачиваясь при этом самыми мелкими деньгами, что у тебя есть. После этого — сразу рви когти. Конечно, таких беспредельных местечек было немного, в большинстве торговых городов те, кто при власти, давно сообразили, что торговать, в конце концов, все равно выгоднее, чем грабить, и нейтралитет на своей территории поддерживали, но жизнь — штука такая, готовым нужно быть ко всему. То, что в Нефтянке нет беспредела — очень хорошо, но расслабляться все равно нельзя ни в коем случае. Тут народец разный трется, не только торговцы, их охрана, ходоки и разные прочие бродяги, но бредуны, и даже выродни. Поди их отличи одних от других, особенно если клановых эмблем не видно.

С охраной на въезде командир повел себя правильно. И вежливо, без лишнего хамства, и в то же время рыкнул и зубы оскалил, силу свою обозначил. Мол, мы ребята спокойные, но вот в дела наши нос совать не нужно. Рыкнул-то, вроде, на Пашу Горелого, но, похоже, прониклись и оценили все, кто слышал. Сам Тюкалов, смотревший в тот момент на Пашу и Прохорова, не увидел, а вот Володя, глядевший на охранников, отлично видел, как они в тот момент напряглись. Стволы свои так в лапах сжали — странно что не поломали. Чей человек Горелый — тут все знают, оно сразу видно, и если новичок может его спокойно, не задумываясь о последствиях, окоротить… Такое поведение говорит само за себя куда красноречивее, чем пара бронетранспортеров.

Уже в «Роще», затащив все вещи на третий этаж, в комнату, которую ему этой ночью делить с Михаилом и Толей Курсантом, Володя решил, что называется, «пообнюхаться». Пока Тюкалов своим бойцам задания раздает и их исполнение контролирует, можно покрутиться тут, прояснить, что как, что почем. С местными пообщаться, про цены и ассортимент здешних лабазов расспросить, да и так, просто за жизнь потрепаться. Как Михаил любит пошутить: «Прояснить оперативную обстакановку». С ехидным, разбойного вида дедом, встретившим их у ворот гостиницы, Володя решил не связываться. Того по ухваткам и поведению видно — тот еще волчара. С такого не только сам ничего не поимеешь, а скорее он тебя до исподнего разденет, причем с шутками и прибаутками. Не, ну его к чертовой матери! А вот со стоящим за стойкой разбитного вида мужичком, чем-то неуловимо похожим на хозяина «Ржавой гильзы» в Иловле, поболтать можно. По всему видать — такой же жучара ушлый, а значит, знает все и про всех. Настоящий кладезь информации при правильном подходе. Можно еще с подавальщицей поговорить, толстой и, судя по лицу, явно веселого нрава теткой, лет этак сорока пяти — пятидесяти. Тоже источник не из худших. Женщины вообще любят говорить, когда видят, что их слушают, ну а если еще и наводящие вопросы задавать, двигая беседу в нужном направлении… Тут уж тебе, как говаривал Рыжий, все тайны мадридского двора выложат. Что это за двор такой, полный тайн, и где он находится, Володя почему-то у Волженкова спросить всегда стеснялся. А теперь, видно, и не доведется уже. Отогнав от себя вдруг нахлынувшие, вместе с воспоминаниями о старшем товарище и учителе, грустные мысли, Стельмашок целеустремленно двинулся в сторону стойки бара.

С барменом, назвавшимся Степаном, они протрепались минут, наверное, тридцать, пока их не прервал подошедший от столов Анатолий, который по-дружески толкнул ходока в плечо пудовым кулачищем и добродушно пробурчал:

— Слышь, Вовчик, хорош трепаться, все уже на столе. Остынет — второй раз греть никто не будет.

И правда, что-то заболтался он, даже момент, когда на столы накрывать начали, проморгал. Холодное лопать, действительно, удовольствие сомнительное, поэтому быстренько свернув разговор, ходок собрался уже было присесть к Тюкалову и рассказать обо всем, что выяснил, но увидал, что Михаил уже беседует со здешним старшим городским стражником, и плюхнулся на лавку рядом с Толей, справедливо решив, что отвлекать командира сейчас не стоит. Только когда заметил, что командир радиометр из кармана вытянул, чуть не рванул было шепнуть, чтоб спрятал от греха, пока хозяева не увидали, а то ведь они всерьез на подобное обидеться могут. Выставят посреди ночи за порог, и вещи из окон повыкидывают. А главное — и не сделать ничего в ответ, потому как по всем понятиям «косяк» ^[58]за ними, и если что, то гостиничных все поддержат, а вот от них, наоборот, отвернутся. Нельзя в нейтральных торговых городах так открыто свое недоверие выказывать, тут не Пустошь, где человек человеку — волк, тут люди снова пытаются нормальную жизнь строить. Пусть не всегда удачно, корявенько, но пытаются. Однако — обошлось, еще до того, как бармен Степан или румяная тетка-подавальщица что-то заметили, Прохоров наклонился к Михаилу и что-то ему сказал. Похоже, на ту же самую тему. Потому что Тюкалов, явно смутившись, торопливо убрал радиометр в карман. Пронесло! Ходок выдохнул и подумал о том, как много еще разных мелочей, воспринимаемых им как нечто само собой разумеющееся, нужно рассказать и объяснить командиру. Чего уж там, его вина, даже не подумал, что некоторые вещи для него, выросшего на границе с Пустошами и успевшего немало по ним побродить, являющиеся естественными и привычными, для Миши и его людей совершенно непонятны. Просто потому, что в своих родных краях они ни с чем подобным даже не сталкивались.