Смятение чувств - Бэлоу Мэри. Страница 45

Ребекка послала за тканью и с энтузиазмом принялась за работу. Но этим дело не закончилось.

– Дэвид, – сказала она ему за чаем примерно неделю спустя после своего возвращения домой, когда он встретил собиравшихся уже уходить леди Шарп и Стефани и проводил их вниз, – Дэвид, у меня возникла идея. Я думаю, что ее можно осуществить, и она поможет нам решить несколько проблем. Правда, потребуются известные затраты.

Казалось, что Ребекка очень не любит обсуждать денежные проблемы, считая, что они с Дэвидом превратились в нищих, снизив аренду и повысив заработную плату.

– Что, чай остыл? – спросил он, наливая себе чашку. – И что же это за идея?

– Чай, может быть, и не холодный, но слишком перестоял, – сказала она, с отвращением глядя на темно-коричневую жидкость в его чашке. – Я позвоню, чтобы принесли еще.

Но он придержал жену, когда она захотела подняться.

– Каковы же затраты? – спросил он, размешивая сахар в чае.

– Я подумала, – сказала Ребекка, – что могла бы начать постепенно заменять некоторые наиболее ветхие шторы в доме. Они не будут стоить так дорого, если я сама стану их шить. Хотя они обойдутся немного подороже, если я найму себе в помощь несколько женщин и девушек. Мириам Фелпс, например. Она вечно плачется, Дэвид, что, дескать, здесь для женщин нет работы – разве что несколько рабочих мест в нашем доме. Поэтому много девушек в конце концов отправляются в город, где есть фабрики. Их жизнь там складывается ужасно. Я могла бы дать еще нескольким из них долговременную работу в нашем доме, и они к тому же получили бы здесь специальность.

Дэвид на мгновение задумался, но изъянов в ее плане не нашел.

– Кроме того, я получу удовольствие от совместной работы, – продолжала Ребекка. – Точно так же, как мне нравится по вечерам работать с группой вязальщиц. Всего лишь несколько раз в неделю, Дэвид. По утрам?

– Лучше в послеполуденное время, – сказал он. – Ты же слышала, что я против твоего намерения быть на ногах уже с утра.

– Тогда несколько раз после полудня, – согласилась она. – Возможно, я начну с маленьких окон наверху.

– Это, – сказал он, – твои владения. И все связанные с ними планы я перепоручаю тебе. А я занят другим. Новые коттеджи уже почти готовы. Как видишь, задолго до зимы. Они выглядят потрясающе уютными. Полагаю, что в будущем году я выстрою еще три.

Он сел, держа в руках чашку холодного, чрезмерно крепкого чая, и они начали обычную, выдержанную в добрых тонах беседу. Сейчас Дэвид мог бы считать себя вполне удовлетворенным, чуть ли не счастливым.

Он невольно задумывался о том, как вели себя Ребекка и Джулиан во время ее двух предыдущих беременностей. В обществе они, конечно, всегда оставались самими собой. Они – особенно Ребекка – были для этого достаточно хорошо воспитанны. Но наедине они, по-видимому, должны были делиться своими мечтами и надеждами в отношении ребенка… Их ребенка. Во второй раз им явно приходилось делиться своими страхами. Понимание того, в каком состоянии находилась Ребекка, должно было только укреплять их любовь.

Правда, Джулиан при этом во время беременности Ребекки спал с другими женщинами. Врач намекнул Дэвиду, что и он должен поступать так же. Вспомнив слова врача, Дэвид почувствовал, что его охватила волна прежнего гнева на Джулиана.

В отношениях между ним и Ребеккой ничто не изменилось. Он хотел говорить о младенце, об испытываемом волнении, но не мог себе позволить дать волю этому чувству. Дэвид хотел услышать о страхах, которые, как он знал, она глубоко упрятала за завесу своего неизменно спокойного внешнего вида. Он хотел защитить и утешить ее, пусть даже реального утешения это принести не могло. Он хотел, чтобы они с Ребеккой делились друг с другом своими надеждами и переживаниями.

Однако говорить они могли лишь о строительстве новых коттеджей и шитье новых занавесок.

– Дэвид, – сказала Ребекка, – у твоего чая, по-видимому, ужасный вкус. Надо было велеть, чтобы принесли еще.

Она была совершенно права. Дэвид поставил на стол отпитую лишь наполовину чашку и поднялся.

– Наступило время для твоего отдыха, – сказал он.

– Мне всегда пора отдыхать, – улыбнулась ему Ребекка.

Она встала и взяла его за руку. Для него уже стало ежедневным ритуалом сопровождать Ребекку после чая до дверей ее комнаты.

Дэвид внезапно подумал, а что будет, если он наклонится, поднимет жену на руки и отнесет наверх. Он принес бы ее прямо в спальню и усадил бы на кровать, на которой был зачат их ребенок. Потом он накрыл бы Ребекку одеялом и, прежде чем уйти и дать ей уснуть, тепло поцеловал бы ее в губы.

Дэвид спокойно поднялся по лестнице. Ребекка держала его под руку. Он открыл перед ней дверь в главную спальню и, как обычно, закрыл за ней.

Ребекка со страхом ждала наступления конца ноября. Именно тогда ее беременность вступит в четвертый месяц. И тогда она не сможет даже притворяться, что все это ее не слишком сильно затрагивает, что она в случае чего не будет чересчур горевать о жизни, никогда не существовавшей вне ее тела.

Но сейчас фактом было то, что эта жизнь существует. Внутри нее. Зависит от нее. И она ее любит, очень любит. И это становилось все реальнее по мере приближения четвертого месяца.

Ребекка ощущала движение внутри себя. Ее живот стал мягким и немного отвислым. Прошлые два раза беременность не отразилась на ее фигуре. Но теперь она уже в полной мере ощущала себя беременной и выглядела беременной. Ее груди увеличились и стали мягче на ощупь. Ребекка пыталась не задумываться над тем, что будет чувствовать, когда младенец станет их сосать.

Она пошла на беспримерный шаг, отказавшись от трико, которое надевала под платье, и надеялась, что это не станет так уж заметно. Вскоре это вообще не будет иметь значения: она будет постоянно лежать в постели, и ей не нужно будет одеваться.

Ее тоска по объятиям Дэвида причиняла ей чуть ли не физическую боль. Но чем больше она это ощущала, тем решительнее стремилась не подавать вида. Он женился на ней, чтобы она помогала ему, и она согласилась стать его женой по этой же причине. Ребекка хотела, чтобы в ней нуждались, но сама нуждаться в ком-либо не собиралась. Она утешалась тем, что Дэвид гораздо чаще, чем она сама считала необходимым, настаивал на ее отдыхе. Ребекке было легче при мысли о том, что она подчиняется всем его указаниям, даже если это означало, что дважды в неделю ей приходилось предоставлять самим себе девушек и женщин, работавших над занавесками для спален, а сама она работала вместе с ними и давала им указания лишь остальные два раза в неделю. Если бы Дэвид посчитал, что даже шитье слишком тяжело для жены, то она отложила бы иглу в сторону.

Но Ребекка страшно боялась четвертого месяца. Она со страхом вспоминала о первых признаках выкидыша. Она с ужасом думала о возможной смерти ребенка и пыталась определить, в какой период четвертого месяца это может произойти. Не станет ли судьба дразнить ее и не затянет ли финал почти до конца месяца?

Ребекка не была уверена, что сможет прожить этот месяц, не выдав своей потребности в объятиях Дэвида, в его несущих утешение объятиях. И лишь думала, как же Дэвид отреагирует, если она сдастся.

"О Боже милостивый, прошу тебя, сделай так, чтобы я не сдалась.

Прошу тебя, Боже! Прошу тебя, Боже! Хотя бы только один раз. Хотя бы только один раз. Прошу тебя".

* * *

Когда однажды Ребекка сошла вниз, как обычно, поздним утром, дворецкий направил ее в кабинет, где ждал милорд, пожелавший переговорить с женой.

– Приезжает Луиза, – сказал Дэвид, пригласив Ребекку присесть. – Он дал ей лежавшее на столе письмо. – Я не был уверен в том, позволяет ли ее собственное состояние совершить такую поездку, но тем не менее попросил ее еб этом. Завтра папа привезет ее сюда. Они пробудут у нас несколько недель. Возможно, до Рождества.

– Ты попросил ее приехать? – переспросила Ребекка, удивленно посмотрев на мужа.

– Тебе вот-вот понадобится компания. Человек, с кем ты чувствовала бы себя комфортно и могла бы довериться ему. Кто-нибудь, кто мог бы все время оставаться в доме. Вы с Луизой были блзкими друзьями. Вскоре тебе, Ребекка, нельзя будет вставать с постели. Фактически начиная с послезавтрашнего дня.