Освобождение Атлантиды (ЛП) - Дэй Алисия. Страница 28

Их горло. Чернота начала заволакивать ей глаза, и она не знала, то ли попытаться остаться в сознании, то ли надеяться, что потеря сознания вырвет ее из видения. Потеряет ли ее хозяйка сознание?

Накажет ли ее мужчина с мечом, если она потеряет сознание?

И так как Кили не могла воздействовать на прошлое, она испытывала всего лишь головокружение своей хозяйки, конечно же, возникшее от страха и потери крови?

Беременная женщина закричала – долгий крик, наполненный страданием и безнадежностью. Она посмотрела на мужчину, умоляя его оттуда, где она свернулась калачиком на холодном, твердом полу, совсем одна.

– Помоги мне. Умоляю тебя. Ребенок рвется на свет, сейчас.

Отдаленно Кили осознала, что она каким-то образом слышала и понимала древне-атлантийский язык. Звучание языка было почти музыкальным; казалось неправильным использовать такой прекрасный язык, чтобы описывать такие страдания. Резкость английского языка подошла бы больше.

– Разве ты не видишь, что мне больно? О, помоги мне, ублюдок.

Три схватки одна за другой накрыли женщину, боль своим весом прижала ее спину к полу. Ее живот напрягался, явно твердый, как камень, во время каждой схватки. Но независимо от того, что должно было произойти, это, казалось, не происходило.

По крайней мере, насколько знала Кили. Она нерешительно взглянула на ноги женщины, голые под какой-то шелковой юбкой, молясь, чтобы головка ребенка еще не показалась.

Нет еще. Но Кили заметила кое-что новое. Кое-что, что она не заметила с самого начала из-за шока. Кожа на ногах и руках женщины была цвета слоновой кости с еле заметным оттенком бледно-голубого цвета. Она не человек. Она даже не атлантийка. Она была чем-то … другим.

Схватки, казалось, снова отступили, и теперь женщина только всхлипывала, лежа на полу. Кили еще раз напрасно попыталась заставить свою хозяйку подойти к женщине и помочь ей. Но страх служанки был слишком велик, чтобы позволить состраданию перейти в движение.

Гнев охватил сознание Кили сверкающей стрелой, и у нее возникла единственная очень решительная мысль: если ей удастся выжить после этого видения, она проткнет Джастиса его же собственным мечом.

Король Тупица, наконец, заговорил:

– Не могу поверить, что ты посмела заявиться ко мне со своим ублюдком, Эйбхлинн. После того, что вы с Анубизой со мной сотворили, тебе повезло, что я не убил тебя прямо там, на полу, где ты лежишь.

Беременная женщина оскалила зубы и почти зашипела на него, незнакомый звук рикошетом отразился от стен.

– Это была не я. Это всегда была не я. Я была такой же пленницей, как и Вы, Ваше Величество. Если ты, всесильный король Атлантиды, не смог противостоять Анубизе и ее контролю над сознанием, как на это могла надеяться простая девушка-нереида?

Она откинула голову назад, сжимая зубы, но потом сдалась и издала стон, когда снова наступили схватки. Когда она снова смогла дышать, она продолжила.

– Ты знаешь, что Нереиды видят лицо предназначенной им истинной любви в своих видениях. Поверь мне, если я говорю тебе, что никогда не видела твоего лица. Я тоже была принесена в жертву ревнивой навязчивой идее Анубизы, хотя я не стану из-за этого меньше любить нашего ребенка.

Смущение короля почти преодолело ярость, из-за которой окаменели черты его лица. Всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы дать Кили небольшую надежду, что он поможет женщине.

– Если то, что ты говоришь, правда … – начал он, но потом покачал головой. – Но, нет. Это не имеет значения. Я не стану воспитывать побочного ребенка, рожденного от умственного насилия богини вампиров, как своего.

Когда другая волна схваток нахлынула на Эйбхлинн, что-то произошло, что никогда прежде не случалось в видениях Кили. Она заговорила своим собственным голосом, говорила то, что думала она сама, но это шло в разрез с инстинктами хозяйки тела, в котором она находилась.

– Ты – не король, а одно название, – закричала она хриплым голосом. – Конлану и Вэну стало бы стыдно, если бы они узнали об этом. Ты должен помочь этой женщине, прежде чем она родит своего малыша прямо у тебя на полу.

Король зарычал и поднял свой окровавленный меч, делая шаг в сторону Кили, но в комнату вошло новое действующее лицо. Дрожащий, но решительный женский голос раздался за спиной Кили.

– Да, муж мой. Мы должны помочь ей. Немедленно позови Верховную Деву Храма Нереид, чтобы принять роды.

Кили почти боялась попытаться посмотреть, кто это говорил, хотя она догадывалась, что это была мать Конлана и Вена.

– Спасибо, – прошептала она, своим кровоточащим раненым горлом.

Королева медленно двинулась вперед, попадая в поле зрения Кили, ее лицо было белым, как мел, то ли от шока, то ли от боли. Сначала она едва взглянула на Кили, но потом повернула голову, уставившись на раненое горло хозяйки Кили.

– Пожалуйста, – сказала королева едва слышным шепотом. – Теперь мы найдем целителя для тебя и Верховную Деву для этой женщины и ее ребенка.

Облегчение, усталость или все вместе, нахлынуло на Кили, все еще запертую в уме ее хозяйки, и ее незначительная власть над сознанием исчезла. Когда края комнаты стали погружаться в темноту, она упала, крутясь и вращаясь в вихре видения, которое определенно еще не закончилось.

За спиной Кили открылась дверь, она стояла в темной комнате, смотря вниз на запеленатого младенца в деревянной колыбели. Знакомый голос пробормотал приветствие. Королева.

Прядь серебристых волос упала на лицо Кили и это, и отсутствие боли дали ей понять, что теперь она уже не в теле той же самой женщины. Избавившись от ран и ужаса служанки, Кили теперь могла мыслить более четко.

Мать Джастиса. Эйбхлин, должно быть, мать Джастиса. Но где она? И в чьем теле Кили теперь? Слезы хлынули из ее глаз и сжали ее горло, когда нашла ответ в уме хозяйки.

Эйбхлин была при смерти. Роды были слишком тяжелыми. Больше ничего нельзя было сделать, только молиться.

Волна горя и жалости накрыла Кили, когда она посмотрела вниз на изгиб тонкой, крошечной ручки младенца, его пальчики изгибались как хрупкая актиния. Это должно быть Джастис. Не удивительно, что у него такие повреждения, с таким началом как у него.

– Верховная Дева, – сказала королева, входя в комнату. Она держала свечу, и свет пламени осветил ярко синие волосы спящего малыша.

– Как ребенок?

Кили поняла, что Верховная Дева была она/они, когда ее хозяйка ответила на вопрос.

– С ним все хорошо, Ваше Величество. Но мать … боюсь, не в моей власти исцелить ее.

Королева повернулась лицом к Кили. Она держала голову высоко, спокойная решимость в каждой черточке ее лица, она заговорила мягко, но с определенной целью.

– Хоть эта женщина Нереида познала моего мужа из-за мерзких манипуляций Анубизы, я не желаю причинять ей вред. Пожалуйста, сделай все, что сможешь, чтобы исцелить ее. Для меня и для этого ребенка, который ни в чем не виноват.

– А если она не выживет? Она очень больна, а у нас в Храме уже не одну тысячу лет не было Певчей драгоценных камней. Легенды гласят, что Певчая драгоценных камней может вызвать силу самой богини, чтобы исцелить более сильную, чем может даже Верховная Дева.

– Тогда я воспитаю его сама, как своего собственного ребенка, – сказала королева, в ее глазах была опустошающая боль, но они все еще оставались сухими. – В нем течет кровь моего мужа, он брат моего сына Конлана и любого другого будущего ребенка, которого я могу родить. Могу ли я сделать меньше?

– Сможете ли Вы любить этого ребенка? – спросила Кили, про себя отмечая смелость Верховной Девы, посмевшей задать королеве такой вопрос. – Он заслуживает, чтобы его любили, чтобы его не заставляли чувствовать себя нежеланным.

– Я буду любить его, – твердо ответила королева, будто пытаясь убедить саму себя. – Я должна любить его.

Малыш сонно открыл глазки и посмотрел на Кили. Она протянула руку, чтобы прикоснуться к его щечке, и упала, погружаясь обратно в темноту.